Портрет

Барабан заменил флейту

В документальных фильмах Юрия Шиллера российская глубинка, русский пейзаж, душа россиянина и жизнь ребенка в России показаны с такой тонкостью и точностью, с таким обилием чисто российских ассоциаций и метафор, живущих, казалось бы, только в русской душе, что, думалось мне когда-то, оценить весь их трагизм и светлую поэзию, бесстрашную искренность и высочайший гуманизм можно только в России.

Случилось же наоборот – дома их клеймили, высокомерно не замечали, не пускали “в люди” (в Новосибирске это умели – морально уничтожить Галича, “отредактировать” готовый спектакль “Традиционный сбор”, не позволить детскому театру ставить “Дорогую Елену Сергеевну”, два месяца не пускать на экраны “Чучело”, закрыть дорогу “Покаянию” и – несть числа примерам), вешали ярлыки, пугающие верноподданного зрителя и присяжного педагога, словом, делали все, чтобы талант заглох или озлобился. Но, как всегда бывает с великим даром, он не стал ни певцом режима, ни скандальным диссидентом, а все, искал, пробовал, наблюдал, творил и как-то вдруг в 90-е годы стал призером одного международного фестиваля, лауреатом другого зарубежного, обладателем наград конкурсных показов неигрового кино в Польше, Франции, Америке… И вот уж новосибирская интеллигенция встрепенулась: а вы видели “Осенний свет” Шиллера? А “Вечерний звон”? А “Искру Божью”?

И вот уже учителя – конечно, это совсем уж другие, не те, что обличали и требовали “законодательно запретить клевету на нашу действительность и наших детей” – звонят и пишут на телевидение: требуют показать документальный фильм Шиллера “Полет шмеля” – о детской любви, знаменитого уже “Грешного человека” – о сложной жизни осиротевшего мальчика в кадетском корпусе, и “Лесную дорогу”, и “Когда открывается небо” – поиски деревенским мальчиком внеземных цивилизаций, наивный экзистенциализм ребенка, пытающегося постичь сущность мира и суть бытия. И при этом идет бесконечный монолог ребенка, который надо слышать всем: политикам, психологам, педагогам, врачам, художникам… Слышать мелодию детской речи, эти паузы, эти вздохи, что выразительнее любого художественного вымысла. У Шиллера нет авторской, дикторской речи. Нет его комментариев. Есть только ребенок, одинокий, гениальный, озорной, неуемный в своих фантазиях и изобретениях… И как мощное выразительное средство – речь самого ребенка, ее тончайшие, потаенные интонации, которые говорят о строе его чувств, о жизни его души куда больше, чем все тесты, оценки, поступки. “Я никогда не настраиваю ребенка, не подсказываю ему, что хочу услышать, – иначе все пропало, он станет вести себя, как в школе, даже выражение лица изменится, закроется”, – сказал Юрий, когда мы встретились.

Но перед тем мне позвонил ректор Новосибирского института повышения квалификации работников образования Василий Синенко:

– Услышал, что Комитет кинематографии выдвинул кандидатуру Шиллера на Государственную премию. Но у его фильмов есть, кроме особой эстетики, открытий художника, еще и особая педагогика. Это действительно киноантология гуманной педагогики, ее надо показывать во всех педагогических вузах и перед каждым педсоветом, чтобы умели увидеть ребенка и детство так, как видит, чувствует, понимает его Шиллер. Глазами Шиллера взглянуть на ученика! Сибирское отделение Академии педагогических наук вполне могло бы поддержать выдвижение Шиллера на Государственную премию…

Символично, если признают педагогическую ценность фильмов Шиллера в том городе, где в начале 80-х запретили его “Такое короткое лето” (наблюдение за жизнью безнадзорных детей летом в городе), а в начале 90-х предали остракизму тонкую, лиричную “Флейту” (последние дни пионерской организации в окраинной школе, где утром – горн и барабан, и лозунги вожатой, и рапорты перед строем, а вечером – совсем иные разговоры и игры этих же детей в районе страшной “барахолки”, всепобеждающий цинизм взрослых и прагматичное лицемерие детей, а надо всем этим – нежные звуки флейты, которые трогательно и одиноко выдувает особенно доверчивый мальчик из музыкальной школы – не в лад со всеми, не в ногу). Но это не поэтическая новелла, это кинодокумент, в нем жесткий финал: флейта больше не звучит, мальчик со всеми выкрикивает лозунги и бьет в барабан…

Галина ФРОЛОВА

Новосибирск