На Арабатской (Арабатская стрелка – песчаная коса, отделяющая Азовское море от Сиваша) знойной и длинной дороге возникла мысль о глотке воды. Он, оказывается, может быть разным. Крохотный глоточек, чтобы только смочить губы и гортань. Глоток чуть поболее (скажем, две столовые ложки) уже охлаждает рот, чудесной прохлады достается и гортани. Ощутимый (я так прикидываю, пятидесятиграммовый) глоток проникает в пищевод. Его как бы ощущает уже и тело. Во время жаркого пути только этими глотками и довольствуешься. О кружке воды (ее, наверное, можно тоже опрокинуть в себя одним махом), которая наполнит желудок, встряхнет и оживит, приходится только мечтать. До обеденного привала еще крутить и крутить педали.

– Когда остановимся?
– Мг…
– Что там за хатка впереди?
– Мг…
Я не знаю, что ощущает мой спутник, но я даже «угу» не могу произнести. После этого сверхкраткого ответа нужно втягивать ртом знойный воздух, который тут же сушит рот. Только «мг» сквозь плотно сжатые губы. Разжимаешь их, чтобы стряхнуть на обочину какое-то подобие слюны. Будто сплевываешь белых червяков. И не перестаешь думать (бредить!) об одном-единственном крохотном глоточке влаги, которая смочит губы…
Крохоборами называют тех, кто живет крохами (в том числе часто и с чужого стола), по крохам и жизнь свою меряет. Это касается всего, что окружает нас. Нам всегда и всего мало. Малость воспринимается как порок, недостаток, нищета. Это клеймо неудачника, не сумевшего обставить себя и свою жизнь большим количеством разных благ. Мои скитания по разным землям и странам заставили несколько по-другому посмотреть на «крохоборческое» отношение к жизни. Ну, во-первых, многого с собой и на себе не унесешь. И в рюкзаке за спиной, и на багажнике велосипеда, и в лодке умещается ровно столько, сколько необходимо для походной надобности. Кстати, латинское выражение «Все свое ношу с собой» в буквальном смысле применимо к людям, которых называют бэкпекерами. Слово это по-английски означает «рюкзак», соответственно бэкпекеры – это «люди с рюкзаками». Как и когда зародилось это движение, неизвестно (впрочем, наверное, к месту тут будет вспомнить бродяг, странников, паломников с котомками и кошелями), но можно предположить, что начало ему положили в 1960‑х годах хиппи, которые налегке, не обремененные ни вещами, ни дурными мыслями и душевными терзаниями, отправлялись из Европы в Азию. Суть бэкпекерства – длительные поездки, часто в одиночку, с минимумом расходов и комфорта. Негласное правило – весь багаж должен умещаться в рюкзаке. Своеобразным лозунгом этого странствующего с минимальным набором материальных благ люда стало сократовское «Сколько же есть вещей, без которых можно жить». Во-вторых, в экстремальных дорожных ситуациях часто хватаешься за соломинку, и нередко именно она спасает жизнь. Их и ценишь – и жизнь, и соломинку, которая тебе эту жизнь спасла. В-третьих, человек, не обремененный вещами, легок на подъем, при необходимости быстро, может, и с сожалением, но без потерь покидает обжитое место, легко осваивается в новой среде, не колеблясь, со своим нехитрым скарбом следует по пути, начертанному ему дорогой и судьбой.
Одна соломинка, одна капля, один глоток, одна краюха хлеба, один (часто последний!) шаг к вершине, одно приветственное словцо (а больше на чужом языке и не знаешь) – часто это суть (а нередко и смысл!) походных будней. С этой малостью быстро сживаешься, к ней привыкаешь, принимая нередко даже за норму бытия, его основу. И, что самое удивительное, думаешь, что по-другому и быть не должно, испытываешь при этом удивительные спокойствие, удовлетворение и даже наслаждение. Тот же глоток воды. Он нередко способен вообще поменять взгляд на жизнь. По крайней мере, вкус влаги чувствуется гораздо острее, интереснее, правдоподобнее. Недаром дегустаторы смакуют капли вина, чтобы по достоинству оценить его букет. Чего мало, то и в диковинку. Вкуснее уж точно. Или, скажем, мое крохотное палаточное жилище, в котором умещаются лишь я (могу, правда, вытянуться во весь рост), мой рюкзак с пожитками и велосипедное колесо (сам велосипед отдыхает снаружи). После жаркого походного дня под палаточным пологом мне вполне уютно и покойно. Главное – умиротворенно. Чего часто не испытываю в огромных гулких помещениях с высокими потолками, богатых хоромах, напичканных разными удобствами. Величайший из величайших итальянцев Леонардо да Винчи как-то заметил: «Маленькие комнаты или жилища собирают ум, а большие его рассеивают». Или, например, нужда в помощи. Она часто возникает в дороге. Проси всегда мало, ровно столько, сколько нужно, даже меньше, всегда подсобят, подадут, одарят. С миру по нитке…
Путешествия научили меня (учат и до сих пор, причем с возрастом смысл постигнутого, превращаясь в опыт, приобретает все большую значимость и насущность) очень серьезно и ответственно относиться к той малости, что имеешь. И извлекать пользу, и уважать ее, и ценить. В словацких Карпатах борщом называют блюдо, которое готовят из той малости, что в неурожайный год удается наковырять на огороде. До этого я считал, что борщ – это олицетворение богатой южной природы, щедрой на огородные дары. Оказалось же, что в горах это блюдо готовят не от хорошей жизни. В результате получается пусть и не наше пахучее украинское варево, но все же вполне сытная и аппетитная еда. Через месяц я отправился в Подмосковье на сбор ягод. Рассчитывал на солидную добычу черники, однако пришлось довольствоваться жалкими пригоршнями. Поневоле до кучи с куста по ягодке, по щепотке с полянки стал рвать бруснику, голубику, ежевику, за полдня едва литровая баночка набралась. Слезы, а не добыча. Тогда мать и предложила соединить их с яблоками, которых, правда, тоже было негусто. Мы стали их мелко крошить и смешивать со скудной ягодной добычей. И что же? Получилось варенье даже более ароматное, чем то, которое в прошлом году варили из одних лесных ягод. Так же я нередко поступаю в неурожайный на грибы год. Хоть каким бы съедобным грибом ни назвался, а все равно полезай в кузов. Из смеси самых разных грибов (среди них попадается даже парочка молоденьких трутовичков) и огородных овощей выходит отличная жарянка или грибная икра.
Корми, Бог, малым. У разных народов приходилось этому учиться. Вспоминается путешествие по терраям (джунглям в предгорьях) Непала. На одной мелкой речушке я обратил внимание на старушку, которая добывала рыбью мелюзгу с помощью тарелок, накрытых марлей. Через отверстие в ткани рыбки попадали внутрь. Мальков потом даже без обработки непальцы жарили в растительном масле. Естественно, с добавкой каких-то ароматических специй. Способ запомнился, наука пригодилась. Как-то накануне новогоднего застолья мы с соседом возвращались после зимней рыбалки. Улов оказался совсем смешным – четыре или пять совсем уж мелких «белявок». Шутки ради я предложил своему напарнику поломать голову над тем, как их можно подать гостям. Он лишь отмахнулся от меня. Я не стал настаивать и решил сам справиться с этой кулинарной проблемой. Переступив порог дома, вывалил улов перед женой и выдал: «Если взять пять ломтиков хлеба, тонко намазать их маслом, а сверху на каждый положить поджаренную рыбку…» Жена оценила мой рецепт, однако поступила по-своему. Посредине праздничного стола стояло блюдо-ассорти, на котором было всего понемногу. Среди прочих закусок весьма красиво и деликатесно смотрелись и пять поджаренных рыбешек. Первую рюмку гости, не сговариваясь, закусили именно ими…
Множество благ, громадье дел, ворох планов – это часто несвобода, опасность, суета, мусор; малая толика нужных и приятных вещей, малость, которую можно быстро пересчитать, обозреть одномоментно, пощупать, взвесить, – простота, порядок, чистота, сердечность, простор, гармония. Выбор за человеком (человечеством?). Лучше в малом, да удача, чем в огромном, да провал. Это не значит, что не надо стремиться к большому и большему, остановиться в мечтах и порывах и довольствоваться малым. Просто не стоит разочаровываться малостью добытого, мелкостью собранного, скудостью выращенного, ничтожностью познанного. Всегда по силам и уму каждому есть возможность в капле воды увидеть мир, а в крохотной луже – полюбоваться звездами, как следует обиходить малое, проявив о нем заботу и даже возлюбив его так, чтобы эта любовь заполнила душу и стала смыслом жизни. В конце концов соединить две (три, четыре и больше) малости. И в результате получить и количество, достаточное для удовлетворения главных жизненных потребностей, и новое качество, способное и насытить, и удивить, и возвысить. Из многих малых выходит одно большое.
Маленькая добычка, да большой береж – век проживешь. Причем без забот и ненужных терзаний. Одна рука в меду, другая – в патоке, а в итоге две полные пригоршни сладости. Щепоть с грядки, корешок из лесу, травинка с поля, чешуйка с реки – и уже есть что положить на зуб (и не на один!), из чего сотворить столь необходимый запас. За ватагу нищих, конечно, одного богача не выменяешь, однако в суме у каждого старца найдется лакомый ломоть, вещица, достойная внимания. И если все содержимое нищенских сум да в одну мошну, солидно может потянуть.
«Не дал Бог ста рублев, а пятьдесят не деньги», – вздыхают часто те, кто привык мерить богатство, достаток лишь количеством накопленного или добытого. И если не удается одномоментно к грошу прибавить еще один, из колосьев повытряхивать все зерна и доверху наполнить мешок, сразу разочарование, уныние, зависть. Все правильно, из крох – куча, из капель – море. Но пара грошей в одном кармане да пригоршня зерен в другом (а больше карманов, может, и не надо) – тоже достаток, тоже ощущение твердой почвы под ногами. Собственно, умение соединить крохи и капли, приспособить любую малость к своим насущным нуждам, органично вплести ее в узор твоего бытия и есть способность творения жизни не по чьему-то образу и подобию, а исключительно по потребности и достаточности своей природы.
…Лучше синица в руке, чем журавль в небе. Речь не о малом или большом. Не о реальности и мечтах. Речь о птичках. Совершенно разных, но птахах, для которых небо – родная стихия. А люди? А у них свои заботы и проблемы. Большие и маленькие. В реальности и мечтах.

Азовское море