На чтение: ≈ 19 мин.Феноменальные способности – одна из любимых тем средств массовой информации и особенно телевидения. В результате каждый знает, что во все времена среди детей обнаруживались вундеркинды, отличающиеся то абсолютным слухом, то потрясающей памятью, то умением мгновенно производить сложные вычисления. Нам много раз рассказывали, как с возрастом эти свойства у кого-то постепенно нивелируются, кому-то при известном трудолюбии и настойчивости позволяют стать знаменитостями, а кого-то приводят к психическим заболеваниям и ранней гибели. Вывод всегда один: лучше не придавать таким особенностям ребенка слишком большого значения, не окружать его повышенным вниманием, не внушать ему мыслей о собственной исключительности, чтобы не покалечить психику.
Принимая без возражений советы такого рода, невозможно не задумываться о природе этих феноменов, а в связи с ней – о природе человека. Если память или абсолютный слух легко принять за такие же естественные свойства, как красивый голос или, скажем, гибкость тела, то как понять особую способность к сложным вычислениям? Голос есть у всех, и спина лучше или хуже сгибается у каждого, но что это за природное умение такое – мгновенно определять, на какой день недели выпадет в 2020 году какое-нибудь там 3 февраля или 5 марта? И можно ли объяснить, каким образом ребенок, увидев рассыпанные спички, быстро говорит, что их тут 119 штук? На вопрос, как он их посчитал, малыш отвечает: я же вижу, что их 119! Как правило, такие способности демонстрируют дети с отклонениями в психическом развитии, иногда – очень серьезными. Но не значит ли это, что все мы можем в определенной ситуации так или почти так, вроде бы не считая, мгновенно определить количественные результаты? Вопрос этот оставался для меня чисто риторическим до той поры, пока в руки не попал сборник из серии «Экспериментальная психология познания» под названием «Когнитивная логика сознательного и бессознательного». Авторы – профессор кафедры общей психологии СПбГУ Виктор Аллахвердов и его коллеги – рассказывают в нем об экспериментах, позволяющих сделать очень интересные выводы. В том числе и о том, что практически любой человек может, например, не задумываясь, переводить календарные даты в дни недели с некоторым количеством ошибок. Поразительно, что при этом обнаружилась стойкая тенденция повторять предшествующую ошибку или правильный ответ. Но ведь для этого нужно неосознанно производить, как минимум, одни и те же действия! Значит, все мы в той или иной степени способны к бессознательным вычислениям, причем умеем делать это мгновенно? Нельзя ли в таком случае как-то использовать такие свойства для образования? Известно же, как стремительно растет объем информации, необходимой человеку в современном мире!
С этими вопросами я пришла на кафедру общей психологии к руководителю экспериментов Виктору Аллахвердову.
– Наблюдения такого рода не стоит ограничивать только счетными процедурами, – сказал Виктор Михайлович. – Феноменальными с бытовой точки зрения можно назвать многие свойства человека. Знаете ли вы, например, слово «менгурак»? Нет? Первый раз слышите? А как вы пришли к такому выводу? Мгновенно перебрали мысленно все известные вам слова? Вот это скорость! Понаблюдайте за детьми, играющими в мяч. Вы убедитесь, что множество точных и очень сложных движений они совершают так же мгновенно, как вундеркинд отвечает на вопросы, связанные со счетом. А как фантастически быстро осваивает маленький ребенок языки! Это ли не феноменальные свойства?
Многочисленные исследования показывают, что наши действия бессознательно регулируются зачастую значительно лучше, чем сознательно. Мы не осознаем, как ходим или ловим мяч. Стоит задуматься, как мы это делаем, и наши двигательные автоматизмы мгновенно застопорятся. Если пианист во время исполнения сложного пассажа начнет думать о движении своих пальцев, он сразу же сделает ошибку. Больше того, дети, не знакомые с физикой, вступая на стоящий эскалатор, как бы ожидают его движения, а потому без всякой команды наклоняются вперед, бессознательно учитывая неведомый им закон инерции.
Многократно доказано, что человек воспринимает и перерабатывает гораздо больше информации, чем осознает. Похоже, что мозг хранит в запасниках памяти всю когда-либо поступившую к нему информацию, да еще с отметкой о времени поступления. Человек совершенно не помнит себя в младенчестве, но под гипнозом способен демонстрировать физиологические состояния, характерные для новорожденных.
Наши органы чувств обладают восприимчивостью, близкой к теоретическим пределам. Глаз, например, реагирует на 2-3 кванта света, то есть способен ночью заметить пламя горящей спички на расстоянии нескольких десятков километров. Но осознаем мы лишь малую толику всей воспринятой и переработанной мозгом информации.
– Виктор Михайлович, получается, что сознание мешает, ограничивает наши феноменальные способности?
– На первый взгляд получается так. И не только сознание, но и эмоции. Любой практический психолог знает, что все конфликты содержат в себе эмоциональную составляющую, в результате чего люди просто неверно понимают то, что им говорят, и воспринимают совсем не то, что они на самом деле видят. Мы легко пройдем по широкому бревну, лежащему на земле. Но стоит перекинуть его через пропасть, и возникшие эмоциональные реакции приведут к тому, что лишь немногие смогут на нем удержаться. Очевидно, в таком случае, что эмоции мешают человеку быть адекватным. И все-таки каждому ясно, что сознание – наш бесценный дар, а без эмоций все реакции и поступки становятся бесчеловечными, механическими. Эмоция – это всегда оценка, возникающая в результате сличения, которое далеко не всегда осознается. Необходимо признаться, что все эти явления пока еще очень мало изучены, и мы можем только повторить вслед за блистательным философом Мерабом Мамардашвили, что «сознание есть нечто такое, о чем мы как люди знаем все, а как ученые не знаем ничего».
По-видимому, что-то в принципе неправильное содержится в обычных рассуждениях о сознании. Раньше думали, что оно накапливает информацию об окружающем, обобщает ее и создает все более точное описание мира. Образцом для такого представления служила наука: мол, сегодня ученые знают больше, чем вчера, а завтра будут знать больше, чем сегодня. Но к концу XX века выяснилось, что познавательная деятельность сознания иная. Ни сознание, ни детище его – наука не работают как бюро статистики, собирающее факты, чтобы обобщить их с помощью надежных алгоритмов. Сознание не конструирует из отрывочной информации, получаемой организмом, описание мира. Это как раз мозг делает совершенно бессознательно, автоматически, и делает весьма неплохо. И современный ученый-физик знает сегодня отнюдь не больше, чем Архимед или Ньютон. Он знает иначе. Умеет по-новому посмотреть на то, что знали его предшественники, иными способами систематизирует факты. Разумеется, он знает и о каких-то явлениях, о которых физики прошлого не имели представления. Но и те в свою очередь знали кое-что такое, о чем не знает современный физик.
Аналогия между развитием науки и индивидуального сознания весьма показательна. Наука, в частности, строит описание для заведомо несуществующих, идеализированных объектов – будь то параллельные прямые, которые никогда не пересекаются, абсолютно упругие тела или тело, на которое не действует никакая сила. Как говорят методологи науки, теории, построенные учеными, – это не реалистический портрет действительного мира, а лишь карикатура на реальность. Ученый пытается угадать законы, которым подчиняется окружающий мир, а затем подтвердить свои догадки в экспериментах. Вот и сознание так же, как естественная наука, упрощает действительный мир и далеко не точно его отражает. Оно тоже лишь догадывается о причинах, господствующих в мире. И мы называем этот мир субъективным.
Но такой путь угадывания открывает для сознания совершенно поразительные возможности. Ученые именно благодаря своему сознанию догадываются о недоступных наблюдению свойствах макро- и микромира. Сознание любого человека вырабатывает представления об истине, добре, красоте, о многих других абстрактных вещах, которые не могут быть даны в сенсорных раздражениях и не могут быть заложены генетически. Основная задача сознания заключается не в порождении догадок. Они возникают автоматически, опираясь на предшествующий опыт. Механизм сознания практически случайно выбирает одну из догадок в качестве предполагаемой верной, не требующей доказательств. А затем уже, исходя из этой аксиомы, строит логическую картину мира. Дальше происходит своеобразная подгонка данных реального опыта к сделанному выбору. Если он был ошибочным, можно в конце концов от него и отказаться. Зато если выбор был сделан правильно, мы узнаем о мире то, о чем сознание, казалось бы, никак не могло узнать.
Предположение о способности подгонять факты и явления под наши ожидания подтверждается множеством экспериментов. Великий грузинский психолог Узнадзе заметил, например, что если человек с закрытыми глазами ощупывает стальную пластинку и при этом убежден, что это каучук, то твердость металла ощущается им как мягкость каучука.
А вот другая наша особенность, связанная с догадками. Когда мы сознательно что-то вспоминаем, на самом деле лишь пытаемся догадаться о том, что хотим вспомнить. Полузабытый номер телефона приходит на ум вместе с абсолютной уверенностью, что он правильный. Откуда такая уверенность? Значит, в памяти хранился правильный ответ и механизму сознания было известно, где он хранится?
– Известен парадокс о том, что человек, забывая нечто, помнит, однако, что он это забыл. В русском фольклоре он звучит как «пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю, что».
– Парадокс исчезает, если признать, что сознание не механически извлекает следы из памяти, а лишь догадывается о том, что в ней хранится, и проверяет эти догадки.
– Но если человек способен упорствовать в своих заблуждениях до такой степени, что металл принимает за каучук, мы обречены блуждать среди собственных иллюзий очень далеко от реальности!
– Сделав единожды свой позитивный выбор, сознание действительно упорствует, отвергая как негативные все другие догадки. В школьной практике широко известны, например, привычные ошибки, за которые в раздражении учитель порою начинает сразу ставить двойку. Но это не каприз ученика и не упрямство. Наши эксперименты показывают: то, что человек однажды не воспринял, не запомнил, он не воспринимает при буквальном повторении. Повторение опустошает сознание. Пусть, например, при запоминании ряда знаков (чисел, слов, букв) какие-то испытуемый не воспроизводит. Если при запоминании следующего ряда повторно предъявить эти невоспроизведенные знаки, чаще всего он их снова не воспроизводит. Но если при инструкции на запоминание эти отброшенные сознанием знаки не предъявлять в новом ряду, испытуемый неожиданно демонстрирует тенденцию ошибаться и совершенно некстати эти знаки воспроизводить. Пока мы настойчиво припоминаем очередную «лошадиную фамилию», правильное слово никак не приходит в голову. А потом оно нас озаряет как раз в тот момент, когда мы об этом больше не думаем, когда ситуация стала уже другой.
Этот прием – перемена ситуации – хорошо известен учителям. В начальной школе они просят проверять сложение обратным действием. Если, скажем, ребенок складывал много цифр в столбик сверху вниз, ему предлагается сложить их снизу вверх. Давайте вдумаемся: складывая 2 и 3, школьник ошибочно получил 6, хотя хотел посчитать правильно. При повторном подсчете в том же порядке он делает ту же ошибку. Но ведь это возможно только в случае, если он помнит, где и как ошибочно посчитал! Повторение неосознанно совершенных ошибок подтверждает, что автоматически вычисленный правильный ответ был отвергнут сознанием и теперь упорно не осознается.
– Значит, ребенок не виноват, если он повторяет одни и те же ошибки, и бесполезно вдалбливать ему одно и то же?
– Одно и то же – абсолютно бесполезно. И когда двоечник уныло повторяет «я же учил!», он совсем не обязательно хитрит или обманывает. Повторенное многократно, может быть, и запомнится, но скорее всего без всякого смысла. Каждый по себе знает, как быстро превращаются в бессмысленный шум постоянно повторяющиеся лозунги, призывы, напоминания. Во всех этих случаях для сознания нет работы. Оно включается при предъявлении новой, а еще лучше – противоречивой информации. Иными словами, сделанный ранее выбор сохраняется только в той ситуации, в которой был сделан. Проверка обратным сложением и есть перемена ситуации.
– Можно ли сказать в таком случае, что любой тупиковый вариант, устойчивое заблуждение преодолеваются, если те же факты рассмотреть в каком-то новом ракурсе?
– Именно так. Известно же, что для открытия чаще всего нужны не новые факты, а новые глаза! Новый взгляд на известное.
– То есть творческий подход, как говорят в педагогике. Школьная жизнь, к сожалению, для творчества создает не слишком много условий. Скорее, насаждает стереотипы.
– А без стереотипов никак нельзя. В конце концов именно благодаря индивидуальным стереотипам, которые мы находим, например, в музыке Моцарта, мы отличаем ее от музыки Бетховена. Именно в борьбе со стереотипами рождается новый взгляд.
– Виктор Михайлович, а сколько людей наглухо замыкаются в них и всю жизнь потом ходят по кругу, не желая и не умея взглянуть иначе, шире, перестроиться! Как спастись от этого?
– Пожалуй, скорее всего с помощью искусства. Оно позволяет увидеть в привычном то, чего мы не замечали, пережить чувства, которые не испытывали. Во всяком случае это самое известное, испытанное средство. В последние годы в мире появились методики, позволяющие усваивать огромное количество информации. Но как будет работать сознание с этой информацией в дальнейшем, поможет или навредит человеку такое многознание, сказать трудно. А в работе с детьми, в образовании главное, как мне кажется, не навредить, как и в медицине.
– С этим невозможно не согласиться.
Санкт-Петербург
Выбор читателей
Комментарии