Поэты редко остаются в школе. Я – исключение. Ирина ВАСИЛЬКОВА

Учительский труд – сочетание рутины и творчества. Легко ли учителю быть поэтом, а поэту – учителем? Размышляя над этим вопросом, вспоминаешь имена русских поэтов, не один год своей жизни отдавших учительскому труду: Иннокентия Анненского, Федора Сологуба, из наших современников – Александра Кушнера, Инны Кабыш. Их немного, что и говорить. И наша героиня – одна из них. Ирина Васильевна ВАСИЛЬКОВА родилась в Подмосковье, в Люберцах. Окончила геологический факультет МГУ, Литературный институт им. Горького и факультет психологии Университета РАО, много лет проработала на кафедре геохимии МГУ. Она – известный поэт, автор нескольких публикаций в журналах «Новый мир», «Знамя», «Октябрь», нескольких поэтических сборников – вот уже около пятнадцати лет преподает в Пироговской школе города Москвы литературу.

– Ирина Васильевна, давно ли вы стали поэтом?

– Поэтами, наверное, не становятся, а все-таки рождаются. Первые стихи я написала еще в дошкольном возрасте, но вкус к поэтическому творчеству в полной мере проявился примерно классе в шестом, лет в двенадцать. Это были первые беспомощные опыты, но с тех самых пор я писать и не прекращаю. Однако к естественным наукам испытываю не меньшую любовь, чем к стихам.

– Можно ли научить писать стихи и при каких условиях? И можно ли стать поэтом, не имея поэтических наставников?

– Стать поэтом самостоятельно, я думаю, можно. Нужно только иметь некий поэтический слух. Это как музыкальный слух, но другой природы. Можно родиться с абсолютным музыкальным слухом, а можно и с поэтическим. Я знаю людей, которые развили его просто потому, что много читали. Читали и ощущали в себе эту поэтическую интонацию. На этом чтении и выросли. А так чтобы «насадить сверху»?.. Слух, как и в музыке, можно развить до определенного предела. Поэтическая техника – это как пустое ведро: когда на вас пойдет поток энергии сверху, вам будет что подставить.

– То есть это известная аналогия: форма – сосуд, содержание – жидкость в нем.

– Да. Когда владеешь техникой, когда рука набита, ты можешь облечь поэзию, так сказать, в слова. Но если содержания нет, то и облекать нечего.

– Преподавание литературы в школе преследует, как известно, разные цели. Это и воспитание литературного вкуса, и воспитание в школьнике человека русской культуры, и воспитание нравственного человека. Все это, безусловно, важно. И все-таки можете ли вы установить здесь определенную иерархию ценностей, определить, что для вас наиболее важно?

– Можно смотреть на это по-разному: что хотелось бы и что возможно на самом деле. Хотелось бы, чтобы главным было воспитание нравственного человека. Однако все мы реалисты и прекрасно понимаем, что времена литературоцентризма в России прошли. Те же самые СМИ или реклама гораздо больше влияют на детей, чем классическая литература. К тому же нынешние дети часто не понимают героев классических произведений. Изменились нравственные критерии отношений между людьми, и это иногда ставит меня в тупик. Например, при изучении «Капитанской дочки» Пушкина дети могут задать такой вопрос, что я просто не знаю, как ответить. Сейчас ведь поступают не так, как тогда. Мы привыкли считать, наверное, собственную роль в развитии детей гораздо более значимой, чем она есть на самом деле. Это я как пессимист говорю. Потому что вижу, чем сейчас забиты головы и как трудно заставить ребенка читать книгу. Я вижу, насколько глухи стали дети к родному языку, совершенно нечувствительны к тонким оттенкам слов. Не знаю почему…

– А может, дети всегда такие были?

– Нет, дети были такими не всегда. У меня хранятся творческие работы моих учеников примерно за пятнадцать лет работы в школе. Просматривая сочинения пятнадцатилетней давности, я понимаю, что нынешние дети так не напишут.

– Потому что меньше читают?

– Может, слишком большой информационный поток на них падает. Они «переваривают» с одинаковой доверчивостью и классические тексты, и рекламу, не отличая плохое от хорошего, не замечая, что реклама переполнена некачественной речью. Я замечаю, что и в книгах сейчас можно найти большое количество ошибок. Такое впечатление, что нынешние школьники растут в «стране победивших троечников». Вот характерный пример. Дети пришли на урок с «Избранным» Ломоносова. Я прошу их открыть самую известную Елизаветинскую оду 1747 года, и оказывается, что этой оды в «Избранном» Ломоносова нет. Я говорю: «Хорошо, откройте любую другую оду и обратите внимание, как построена строфа». А они говорят: «Здесь нет разбивки на строфы». Как можно печатать оду без знаменитой одической строфы! Оказывается, теперь такие книжки выпускают.

– Знают ли школьники современную поэзию?

– Я веду в школе литературный клуб. Дети, которые его посещают, худо-бедно знают современную поэзию. Хотя нельзя сказать, что и их поэзия очень уж интересует. Разве что очень немногих, троих-четверых. Остальных больше увлекает жанр философского эссе либо прозаические миниатюры опять-таки с философским уклоном. Кроме того, их очень увлекает фэнтези.

– Фэнтези тоже изучаете в клубе?

– Дело в том, что некоторые дети пишут фэнтези. Поэтому мы, обсуждая их творчество, что-то говорим о фэнтези вообще. От этого не уйти, поскольку фэнтези стал сейчас очень популярным жанром, особенно среди детей.

– Как соотносятся школа и творчество в вашей жизни? Чем, по-вашему, учитель-поэт отличается от просто учителя?

– Учитель-поэт – это «неправильный учитель». Одна моя коллега так и говорила мне: «Вы неправильный учитель». В том смысле, что меня очень мало интересуют разные школьные формальности: расчасовка, планирование и всякое другое буквоедство. Я могу буквально на крыльях парить, рассказывая о любимом авторе, и забыть при этом, что мне надо, например, проставить в журнал оценки, отметить отсутствующих. Поэты редко остаются в школе. Потому что учительская работа высасывает эмоции, энергию, в известной степени рутинна. Так исторически сложилось, что я попала работать в школу. И не жалею. Для меня учительство – это творчество, и это вечно. Кроме того, так уж я устроена: помимо стихов, всегда хотелось делать что-то полезное, так сказать, конкретное.

– Кого из современных поэтов вы бы порекомендовали читать ученикам?

– Трудно всех учеников грести под одну гребенку. Они читают намного больше, чем я им рекомендую. Это идет волнами, как мода. Вдруг все начинают читать Мураками, потом Коэльо. Я, правда, посмеиваюсь, но, может быть, для детей и ничего… А поэтов я часто приглашаю в гости, в наш литературный клуб. У нас уже побывали Максим Амелин, Ирина Ермакова, Татьяна Бек, Марина Бородицкая. Сейчас мы ждем Григория Кружкова. Это известные в поэзии люди, и они к нам заходят. Надо заметить, дети слушают поэтов с большим удовольствием, чем читают. Например, визит поэта и переводчицы Марины Бородицкой оказался для нас настоящим праздником. Она понравилась детям не только своими замечательными стихами, но и ярким темпераментом.

– Мандельштам говорил, что поэзия – ворованный воздух. Если вы согласны с этим утверждением, то как это соотносится с изучением поэзии в школе? Получается, что то, что надо воровать, преподносится, так сказать, «на блюдечке с голубой каемочкой» и, более того, иногда навязывается. Не чревато ли это подменой?

– Эта фраза была сказана в определенной ситуации и относилась скорее к взрослым людям. О детях я могу сказать, что заставлять их надо. Ребенка, который учится музыке, надо заставлять по нескольку часов сидеть за инструментом. Фигуристка Ирина Роднина когда-то мне говорила, что носит на себе двадцатикилограммовый пояс, чтобы, сняв его перед выходом на лед, полететь. Без принуждения, без работы не бывает ничего.

– Не является ли для вас работа в школе таким двадцатикилограммовым поясом?

– Нет. Есть интересная задача – «зажечь» ребенка. Придумываю всякие методы, приемы, вовсе не подсмотренные в методичке. Удастся ли «зажечь», можно прогнозировать, но гарантировать нельзя. Когда я пришла в школу, то поняла, что мне мало моего образования, пошла еще и психологии поучилась. И много интересного в психологии нашла.

– А вы используете детское творчество, чтобы «зажечь» ребенка?

– Безусловно. Литературный клуб или студия – это своего рода отдушина и для меня, и для них. И дело даже не в том, что кто-то из студийцев что-то написал. Там получается, как сейчас говорят, замечательная тусовка. Дети, которые чувствуют интерес к литературе, сбились в кучку и друг друга активизируют. Даже не столь важно, кто из них талантлив, а кто не очень. Главная задача, которую я ставлю перед собой на этих творческих семинарах, – научить детей квалифицированно читать. Это ведь еще литинститутский лозунг «Мы готовим не писателей, а читателей». И если хотя бы малая часть моих учеников почувствует вкус русского слова, то есть научится читать, я буду собой довольна.