Побывать в гостях у Тонино Гуэрра. Это стало возможным благодаря выставке в московском музее

Если вы замучены московской суетой, вот вам отличное лекарство (помимо завещанных классиком бутылки шампанского или «Женитьбы Фигаро»). Посетите Замоскворечье. Тут еще попадаются деревянные, тихие и милые московские особнячки и усадьбы. Взять хотя бы усадьбу литературного отца Катерины, Александра Николаевича Островского на Малой Ордынке – в нем уютно расположилась Театральная галерея, филиал Бахрушинского музея. Как приятно пройти за его ворота, присесть на деревянную скамейку и перенестись во времена, когда при встрече раскланивались и говорили друг другу «милостивый государь»… Еще большее очарование этому месту придавала только что завершившаяся выставка «Тонино. La casa». Как можно понять из названия, это дань памяти большому выдумщику, писателю и художнику Тонино Гуэрра, ушедшему от нас в марте этого года в 92 года. Открыла ее русская жена поэта, Лора.

«La casa» – многозначное слово, оно переводится с итальянского и как фамилия, род, но прежде всего это, конечно, дом. Дом Тонино в итальянском городке Пеннабилли был таким же необыкновенным, как он сам. Картины, скульптуры, мебель, посуда – дело его умелых рук и неудержимой фантазии. Как дом Волшебника в «Обыкновенном чуде», он – обиталище духа хозяина. Его дом оброс легендами не меньше, чем сам Гуэрра: тут и бронзовая скульптура, тень от которой рождала профили Федерико Феллини и Джульетты Мазини, обращенные друг другу, и часовенка Тарковского из камней разрушенных храмов и заново расписанных изображений забытых мадонн, и «Сад забытых фруктов», где он посадил редкие растения средневековья. Теперь побывать дома у Тонино смогли и его российские почитатели – и хотя в галерее на Малой Ордынке практически не было личных вещей поэта, как написали некоторые СМИ, организаторы выставки смогли удивительно передать дух его присутствия.

Прежде всего через черно-белые фотографии дома в Пеннабилли Ивана Шакурова. Вот необычная (впрочем, это слово применимо к любому творению Тонино) ваза в виде мужской головы, в которой я опознала лицо Андрея Тарковского, хотя смотрительница музея уверяла меня, что это автопортрет самого Гуэрры. Увы, подписей к фотографиям не было – и это немного огорчало. Впрочем, практически все было понятно и без этого. Вот виды  Пеннабилле – скопление крохотных старинных домиков в компании с нелепо торчащим краном в окружении гор, вот ракурсы внутреннего дворика поэта – поленница и одинокое раскидистое деревце, играющие бликами света, вот кошка, образующая идеальный круг, свернувшись в корзинке. Вот скульптура из двух ангелов, один из которых приподнял другого – она в один уровень с цветочным горшком, но тень, которую она отбрасывает, кажется внушительной. Тонино любил игру и шутку во всем.

Вот содержимое столов Тонино – тюбики краски, палитры, глина. В сочетании с распахнутыми окнами с видом на горы или дворик предметы очень красноречивы. Это «одинокое таинственное место» (примерно так Тарковский характеризовал Тонино ту местность, где должны проходить съемки «Ностальгии»), которые только что покинул творец, но не исключено, что он не возникнет здесь вновь или что его дух всегда здесь витает. Даже шкафы с рисунком в виде огромного, неотшлифованного кленового листа, сделанные хозяином, как будто живые – может быть, из-за неровностей или особенностей фактуры, которые ценил Гуэрра-художник. Про дом Гуэрры замечательно сказал автор фотографий и куратор выставки Иван Шакуров: \”Дом в Пеннабилли всегда был наполнен всевозможными артефактами – и бытовыми предметами, и объектами искусства таким образом, что в кажущемся беспорядке, всегда в любом уголке просматривалась такая чистая гармония, такой уровень организации пространства, что вы сразу чувствовали себя дома\”.

Есть на фото и сам Гуэрра – вот он, судя по контексту, с Джанни, высоким морщинистым человеком с благородным лицом – деревенским соседом и другом, которого он любил, своим спутником в путешествиях по долине.

Черно-белая гамма фотографий на выставке уравновешена цветными мазками – яркими тыквами, ветками, гроздями рябины, расписной посудой – и дополнена запахами – яблок в корзинках и многочисленных трав. Все это тоже любил Тонино. А еще московский «дом» Тонино звучит – музыкой его сына Андреа, классической по звучанию и какой-то свежей и прозрачной, как горный воздух. Но, пожалуй, самое главное – это голос самого маэстро. Точнее, слова и мысли, которые поражают своей точностью и мудростью. Я переписала большинство из них. Делюсь этим богатством с вами:

Мы потеряли способность восхищаться, которая позволяла нам верить в святость мира.

В этих стенах, которые укрывают от холода и гроз, меня настигает сострадание и жалость к самому себе. Эта нежность к самому себе – единственное, что может нас по-настоящему растрогать.

Самое близкое нам – это мы сами и мы не знаем себя.

Смерть вовсе не навязчива – приходит лишь один раз.

Есть бабочки, живущие всего лишь сутки. В этот единственный день им выпадает насладиться светом исполнения всех желаний.

Мы должны прокричать Большие слова, которые дойдут до сердца каждого человека. Слова, полные живой воды для народов, животных и растений, страдающих от жажды, которые возродят жесты застывших без работы рук; жесты ремесленника, слова, полные внимания к отчаявшемуся детству. Это слова Человеку, с тем, чтобы создать единую мечту.

Теперь я более не верю ни в интригу романа, ни в грандиозность музыкального концерта, ни даже в блеск и великолепие таких городов как Венеция. Мне нужны бедные, простые слова у горящего огня или же тайное присутствие природы. Подозреваю, что искусство всегда было и остается пьянящим наркотиком, чем-то, что уводит тебя от собственной жизни к чужим берегам, в путешествие, которое не станет твоим.

Сократ ясен, как ночь, полная светлячков.

Необходимо создавать места, где можно остановить время и там ждать отставшую душу…

Из календаря Тонино:

Июнь: я касаюсь воды босыми ногами.

Август: с глазами, полными моря.

Сентябрь: музыка дождя в ушах.

Уже весьма редко можно встретить людей, полных той силы и спокойствия, что умеют дарить деревья.

Если мы научимся говорить, нас понимали бы и животные.

… Часто смысл и красота жизни таятся в ошибке…

К сожалению, настоящие слова прячутся под языком.

Великая музыка не нарушает тишины, из которой рождается.

Красота не позволяет мне спокойно думать о смерти. Она требует поклонения, которое я не в силах больше дать ей, во мне не живет скромность смиренного обожателя. Мое одиночество хочет простой и бедной пищи.

Шума дождя, например.

Красотою должно дышать.

Думаю, что жизнь необходимо собирать, как фрукты с деревьев.

Фото Ивана Шакурова