search
main
0

По военным дорогам 1919 года мотался человек, которому дореволюционные осведомители дали такую “объективку”-характеристику: рост – 177,4; глаза – светло-карие; волосы – светло-русые; особые приметы: на груди татуировка, изображающая шхуну с бушпритом и фок-мачтой, несущей два паруса.

В солдатском ранце (а если точнее – в красноармейском вещмешке) человек этот носил – нет, не маршальский жезл – просто уже написанную книгу, жанр которой четыре года спустя, при издании, он сам определит празднично и немного волшебно: феерия. И хотя доподлинно известно, что первые ее наброски он сделал в 1916-м, а последние доработки – в 1921-1922 годах, у нас есть все основания именно в этом году отметить 80-летие гриновских “Алых парусов”.

Сорок лет спустя после выхода в свет они “материализовались” в “Алом парусе” – подростковой странице “Комсомольской правды”. Недавно в одной из газет прочел, что первым его капитаном был Сима Соловейчик. Это неточно. Сима был его духовным отцом. В родителях числились и Ваня Зюзюкин, Инна Руденко, Лена Брускова, другие тогдашние светлые головы “Комсомолки”. Первым же капитаном стал московский школьник Леша Ивкин, открыв славный капитанский ряд, в котором пребывали в очень разные времена очень разные люди – и Юра Щекочихин, и Паша Гутионтов, и Валя Юмашев.

Когда придумывали заголовок, первое, что всем пришло на ум одновременно, – “Алые паруса”. Но Григорий Суренович Оганов, тогдашний ответственный секретарь и неизменный художник “КП”, сказал: “Нет, давайте в единственном числе. Чтобы ребята могли писать: “Здравствуй, “Алый парус”…

Когда потом Оганова провожали из газеты “на повышение”, ему были подарены такие вот вирши:

В непредсказуемые сроки

Твой отсвет сохраним в судьбе.

Алеет парус одинокий

И вечно помнит о тебе.

В нынешней “Комсомолке” “Алого паруса” уже нет. Как-то втихаря она прикрыла, придушила свое когда-то любимое дитя. Грешен, я сначала подумал: логично. Ну зачем современному тинейджеру “Алый парус”? Ему бы лучше черный “Веселый роджер”. Но чуть ли не все библиотекари, которых доводится встречать и в столичных, и в едва сводящих концы с концами сельских библиотеках, уверяли меня: “Алые паруса”, “Бегущая по волнам”, “Дорога никуда” вместе с каверинскими “Двумя капитанами” – по-прежнему в ряду зачитываемых до дыр книг. И это в век компьютерных игр, дискотек и “видиков”!

А недавно узнал: “АП” возрождается. На страницах “Учительской газеты”. Правда, не с огановским, а с первородно-гриновским именем. Мне объяснили, что само название – интеллектуальная собственность “Комсомольской правды”, и его трогать не моги (как в том анекдоте, только наоборот: предмета нет, а имя есть).

Может быть, правда, собака глубже зарыта: ну кто сегодня будет начинать письмо в газету словами: “Здравствуй, “Алый парус”?

Но я, собственно, не об “АП” в “КП” или в “УГ”. Я о самом Грине. О том, место ли ему в нашей рыночной бездуховности. Если когда-то в “Алых парусах” центральной полагалась мысль о том, что человек должен творить чудеса “своею собственной рукой”, то теперь акцент все больше смещается к иному полюсу. Чудо, что мир не растоптал Ассоль еще до встречи с алыми парусами. И секрет этого чуда, может быть, в том, что ее ожидание и ее вера куда сильнее, куда менее хрупки и беззащитны, чем это кажется на первый взгляд.

…Судьба книг Александра Грина в читательском восприятии никогда не была безоблачной. Одни стремились вынести его за скобки реальной жизни в некую менее весомую, более умозрительную (виртуальную, как сказали бы теперь) область с красивым именем Романтика (как тут не вспомнить ехидные слова В.Турбина: “Романтика – это когда человек занимается не своим делом”). Другие, как бы ища для него оправдания перед реальностью, находили сходство его сказочных городов с Феодосией или Севастополем. А нуждается ли он в таких оправданиях, если влияние его образов на тысячи, если не на миллионы молодых умов и душ давно уже стало реальностью, если его “Алые паруса” и “Бегущая по волнам” бередили и бередят эти умы и души не меньше, чем “Овод” и “Два капитана”.

Давно минули те времена, когда тупоумными “искусствоведами в штатском” (т.е. сотрудниками КГБ, как их называли, а сейчас сам термин этот может быть уже просто непонятен новым читателям “АП”. – Ред.) Грин числился по разряду “уводящих от жизни, чуть ли не запретных писателей”, а в ответ на такое “мнение в верхах” рядом с его могилой, в Старом Крыму, появлялся лозунг “Романтики всех стран, объединяйтесь!” Лозунг счищали, но он появлялся вновь.

Понятно, тем, кто первыми наносил удары по этой глухой стене между Грином и массовым читателем, приходилось доказывать его право на романтику (среди них был и Паустовский), ее непротиворечивость официально признанной, “революционной романтике”, оправдывать ее перед суровыми “реалистами”, то есть доказывать, что “Алые паруса” – действительно алые, что их рукопись Грин носил в вещмешке, будучи связистом в годы гражданской войны в Красной Армии, а не в армии какого-либо другого цвета…

Но теперь-то ясно: незачем нам привязывать к портретам этого угрюмого, нелюдимого, сурового человека романтические розовые или белые бантики. Лучше поглубже заглянуть в его душу, в его книги, и тогда обнаружатся артезианские колодцы такой боли за людей, такой доброты к ним, которых хватит не на один десяток самых трезвых реалистов. Что уж говорить о других, которым и так ясна высокая правда его книг.

И тогда необходимой станет не просто осязаемость, реальность мечты, но и реальность доброты, сострадания, веры в человека и в его способности творить чудеса своими руками.

Все это судьба дарит нечасто и лишь художникам редкого, большого таланта. Жизнь в их творчестве кристаллизуется порой в самые причудливые формы. Но это всегда жизнь, а не некие умозрительные построения. Это отличает в искусстве талант от спекуляций на реализме, сюрреализме, романтизме и еще на десятках всяческих “измов”. И если это так, то какое нам дело, похож Зурбаган на Феодосию или Севастополь? Точно так же, как какое нам дело, похож ли гоголевский город N на Кострому или Саратов? Он похож на всю Россию. Вот так и с Грином. Через придуманную им страну яснее разжигается нечто важное, ключевое в нашем мире, в нашем веке. И потому его книги – глоток свежего воздуха для выхода из удушья.

Не сыпьте мне на раны соль,

Не пересаливайте раны –

Еще доверчиво и странно

Я верю девочке Ассоль.

И верю алым парусам,

И торжеству добра и меры.

И письма неподкупной веры

Пишу по старым адресам:

“Здравствуй,

“Алый парус”…”

Ким СМИРНОВ,

научный обозреватель “Новой газеты”, читатель и почитатель “АП” с 60-х годов по сегодняшний день.

Во что я верю

Вспомните, как в раннем детстве мы верили в сказки, в чудеса, в волшебную палочку, наконец. Вспомните, как было ярко и весело жить в окружении почти реальных чудес. А Дед Мороз? Помните ли вы это чудо? Ведь мы все, без исключения, верили в то, что если открыть форточку накануне Нового года, то под елкой обязательно появятся подарки. Сердце переполняло удивительное чувство, которое даже спустя много лет мы не можем забыть.

Поднимемся на ступеньку выше. Мы взрослели, становились материалистами и начинали понимать, что никакое волшебство не поможет нам преодолеть жизненные трудности. Нашим жизненным кредо стала вера в себя и в свои силы. Но нельзя быть безразмерно самодостаточным, если рядом с тобой нет верных, близких тебе людей, которые понимают тебя и в горе, и в радости. Мы начали понимать смысл настоящей дружбы и взаимопонимания.

Но есть вещи, для которых всегда найдется место в душе каждого человека, – это такие святые понятия, как любовь к своей Родине, вера в ее светлое будущее и процветание.

Мне бывает очень обидно, когда я вижу по телевизору, как американцы каждое утро с гордостью поднимают у себя во дворе свой национальный флаг, и понимаю, что они не лукавят. И тут же, переключив на другую программу, вижу социологический опрос, в котором многие подростки нашей страны говорят о том, что с радостью покинули бы свою Родину. Их пугают трудности, которые переживает Россия, и из-за этого они теряют веру в то, что мы все-таки преодолеем все невзгоды.

Так исторически сложилось и так было не раз, что России нужно упасть на колени, прежде чем восстать с новой силой, как Феникс из пепла. Я свято верю, что настанет такой день, когда Россия станет процветающим, истинно демократичным и законопослушным государством. И тогда я сам смогу с гордостью поднять свой национальный флаг.

Вера поддерживает человека на плаву, помогает справиться с трудностями, сопровождает его всю жизнь. Но если отнять у него веру, то он утеряет жизненный стержень и сам смысл жизни.

И я надеюсь, что она будет со мной, даже когда я доберусь до последней ступеньки своей жизненной лестницы.

Александр, 16 лет

Оценить:
Читайте также
Комментарии

Реклама на сайте