На чтение: ≈ 7 мин.84 года назад в ноябре один несчастный поэт написал стихи, которые нельзя было не то что писать, а даже думать. А он читал их знакомым. «…Что не казнь у него, то малина». Это он писал о вожде. Его арестовали и сослали в ссылку в Чердынь. Там он сошел с ума. Он жил в Париже, учился в Сорбонне и Гейдельберге, и, хотя это все было в прошлой жизни, после которой были революция, голод 1918‑го, расстрел его товарища, тоже поэта, и опять голод, но к Чердыни он, видимо, оказался не готов. И выпрыгнул из окна тюремной больницы. И тогда по хлопотам его жены ему заменили Чердынь на Воронеж. Там он опять голодал, и там он сломался. И стал писать другие стихи. С подъемом. Даже оду написал тому, кто его туда упек. Не помогло. Его все-таки поймали опять и сгноили в пересыльной тюрьме во Владивостоке. Не смогли простить те 16 строчек: «Мы живем, под собою не чуя страны…»
И вот другой пишущий человек, драматург, спустя век после всего этого написал пьесу об этом поэте. Он никогда в России не был, и это позволило ему ее лучше рассмотреть. Большое видится на расстоянии.А потом пьесу перевели, и она волшебным образом попала к третьему действующему лицу нашей истории. Он из времени Мандельштама, и ему тоже пришлось быть гонимым. И он понял, что пережил тот поэт, который умер в пересыльной тюрьме, одетый в чужую шинель, потому что все его вещи у него были отобраны. Свое у него оставалось только имя. И стихи в голове.Вот так случилось, что эти трое, которые никогда не видели друг друга, прочли друг друга так, как, наверное, могут прочесть только те, кто прожил рядом с тобой жизнь и любил тебя.Спустя 84 года в такой же ноябрьский стылый вечер стихи поэта, которые он прочел паре десятков людей, прокричал, проплакал, пропел в театре талантливейший актер, и они наконец были услышаны.За них поэта сначала казнили. А потом отдали память его небесной душе.29 ноября Роман Виктюк показал публике премьерного «Мандельштама». Он начал репетиции еще летом, когда переводчик Виктор Вебер принес к нему в театр текст пьесы Дона Ниро. «Эта пьеса идеально ложится на мою труппу», – радовался Виктюк. И все говорил о сигналах, которые одна душа посылает в космос, чтобы другая оттуда их услышала. Виктюк, он ведь тоже поэт. А поэт всегда ребенок. Он так по-детски радовался этой пьесе, просто бросился в репетиции, как в речку, но устал, сгорел, оплакивая поэта, и взял летний отпуск. С сентября возобновил репетиции. Роль Мандельштама идеально подошла тончайшему актеру Игорю Неведрову. Игорь создал образ порхающего ироничного гения. Пушкинский образ.- Как там в ссылке? – спросит его в пьесе Пастернак. – Страшно?- Я получил бесценный материал. Я ведь хотел писать книгу о Данте. И получил командировку в ближние круги ада.Он шутил накануне смерти, а над его головой болтались трупы убиенных до него.Самые сильные диалоги в спектакле – это диалоги не с Пастернаком, который в пьесе старался балансировать между тем, чтобы не совершить низость, и тем, чтобы не навредить себе. Самое интересное – это диалоги с вождем. Вождь (Александр Дзюба) озадачен вопросом смысла: зачем писать стихи, за которые можно умереть? Поэт не понимает, что от него хочет вождь. Вождь объясняет: «Я не хочу твоей смерти. Просто пиши правильные стихи». Поэт не может – ему мешают «проклятые голоса» в голове, которые нашептывают страшные строки, за каждой из которых – приговор. Вождь терпеливо ждет, наматывая новые и новые ошейники для поэта. Когда поэт, сломавшись, пишет оду вождю, он становится больше не нужен. Палачу интересно только то, что еще предстоит сломать. «Я тоже скучаю по друзьям. Я убил их всех, но все равно скучаю», – делится вождь. Режиссер рисует подробный портрет двух антиподов с одним библейским именем – поэта и палача. Иосиф против Осипа. Поэт танцует у края пропасти. Палач сладострастно доводит людей до ужаса. Страх в чужих глазах – вот наркотик, без которого он не может жить. Трупы над головой его только бодрят: «Пишите правильные стихи, Мандельштам. Пишите!»Надежда Мандельштам, жена поэта (Екатерина Карпушина), совсем не похожа на жертву. Она играет волчицу, смертельно раненную, но помнящую свою роль. «Я выучила все стихи Мандельштама. Они все в моей голове», – рычит она. Это последнее, что она может сделать для мужа, пройдя с ним ад первой ссылки и не будучи впущенной во вторую. Ей потом еще придется пройти свой собственный круг. И выжить. И получить бумагу о посмертной реабилитации. И все пережитое описать.Прохору Третьякову и Людимиле Погореловой достались незавидные роли. Играть чету Пастернак. В спектакле это союз трусов. Их жаль, но они сыграли всех нас. Кто-то должен был сыграть всех нас. Молчащих и предающих тех, кто не молчит.Посетить премьеру в театре на Стромынке будет интересно каждому. В поляризованном, как и прежде, обществе это само по себе редкость.
Выбор читателей
Комментарии