Случайно обнаружила в шкафчике пару шприцев с истекшим сроком годности. Гостья – приятельница, только что вернувшаяся из столицы, пошутила: «В Москве ты их могла бы сдать, взамен получила бы новые, импортные. Только наркоманкой надо прикинуться. Там сейчас программа «Снижение вреда» в моде.
Модная программа
Как на Западе – презервативы раздают проституткам, шприцы меняют наркоманам». Тут я вспомнила, что и у нас в Омске когда-то тоже начинали внедрять эту программу, финансируемую Фондом Сороса. Долго спорили, боялись, что пункты обмена шприцев станут наркорассадниками. А что, интересно, вышло?
Наведя предварительные справки, я двинулась на поиски «притона». Никакие народные приметы дорогу не указывали. Местные жители шарахались, как только я для достоверности предъявляла свои шприцы. Пришлось обойти все подворотни и подвалы. Лишь одна старушка меня пожалела, махнув рукой в сторону милиции. И оказалась права – пункт по обмену шприцев находится в анонимном наркологическом центре Кировского округа, в торце обычной жилой девятиэтажки по соседству с паспортным столом. Надеясь, что настоящие наркоманы меня, симулянтку, бить начнут не сразу, я смело шагнула внутрь.
Кто сдает шприцы?
Наркоманов в пункте не оказалось. И вообще никого не оказалось. Тихо, уютно, чисто. Дорогие деревянные панели, над которыми висят плакаты про здоровый образ жизни. Из одного я узнала, как за пять минут с помощью новейших тестов определить содержание марихуаны в моче. В одном из закрытых кабинетов обнаружилась жизнь – пили чай с тортом. Навстречу вышла женщина в медицинской форме – как выяснилось, Елена Колущинская, заведующая центром. Я протянула ей шприцы.
– Вы что, больны наркоманией? – недоверчиво спросила она.
– Больна. Кажется, – неубедительно соврала я, пряча за спину руки с девственно чистыми венами.
– Тогда нужно пройти обследование. На СПИД и ВИЧ бесплатно. Как вас зовут? Пойдемте в мой кабинет.
Тут я, войдя в образ, обиделась: зачем обследование, если мне доза нужна. Впрочем, быстро раскололась и призналась в профессиональном журналистском интересе. Елена Полуэктовна не удивилась. Похоже, что нечаянный наркоман изумил бы ее значительно больше. Потому что, по ее словам, в основном поменять шприцы пытаются бабушки и дедушки, которых малая пенсия заставляет экономить на всем. А число наркоманов, обращающихся в центр, уменьшается с каждым годом. В 2000 году, например, сюда наведались 100 человек, потом 80, затем 40, а нынче и вовсе только 11. И то далеко не юные.
– Может, – говорю, – они просто к вам не приходят? Боятся – милиция рядом, да и денег лишних нет на лечение. Ведь только детям все бесплатно.
– Нет, – заверила Елена Полуэктовна, – они ко всем не приходят.
Кстати, Колущинская меня предупредила, что в фонде принято говорить не наркоманы, а пины – потребители инъекционных наркотиков. Свой шприц я бросила в специальный контейнер, который неожиданно оказался наполненным. Оказывается, основную работу ведут аут-ричи – бывшие пациенты, которые теперь ездят по притонам и пропагандируют свой образ жизни, не забывая раздавать шприцы и презервативы. У Елены Полуэктовны аут-ричей двое – почти семейная пара, Татьяна и Максим. Раз в неделю они берут около сотни шприцев и «идут в народ».
«Бросить не уговариваю»
Тане – 23. Лечилась она два раза, говорит, что знает всех врачей в городе, не говоря о пинах. Но в Омске ей не помогли – ездила в Самару. Первый раз держалась два года, сейчас – уже третий. Колоться начала еще в школе, и не в какой-то захудалой, а специализированной, с углубленным изучением иностранных языков. Потом продолжила в техникуме. До диплома юриста не хватило только госэкзаменов, на которые просто не пошла – некогда было. Задумалась, только когда «пропали» вены. Вылечиться хотела, как и все в конце концов, когда кончаются деньги, а гнет все сильнее. Только она верила, что это возможно, а другие – нет.
Много сил в единственную дочку вложила мама-инженер. И отец, военный на пенсии, помог, хотя давно не живет с ними. Теперь у Татьяны своя семья – Максим, с которым еще лет семь назад познакомились на «движениях». Потом он пошел по тюрьмам – за воровство, сейчас, рядом с подругой, вроде держится. Только пьет. Очень хочет ребенка и боится за его будущее. А Татьяна считает,что делает большое дело, спасая своих товарищей по несчастью от тяжких недугов, сопутствующих наркомании.
– Мы и помещение снимаем, чтобы тренинги проводить. Домой ко мне приходят или звонят, консультируются. Знают, что не сдам. А лечиться какой смысл? Везде ведь говорят, что наркомания неизлечима. Да и деньги где взять? Бесплатно-то не лечат. Врачи на пинах просто зарабатывают. Маме моей посоветовали хорошее лекарство. И дорогое, конечно. А толку? Все ведь в голове. Не захочешь слезть – не слезешь. Так что я не уговариваю ребят бросать – пусть сами решают. Но убеждаю, чтобы немного думали о себе, снижали вред. Если бы мне раньше, когда кололась, кто-нибудь объяснил, что гепатит через кровь передается, может, его у меня и не было бы. Мы же книжек не читали, телевизор не смотрели, варились все в одной кружке. У моих пинов за год ни разу не было передоза – благодаря тренингам и моим консультациям.
По словам Татьяны, шприцев они с Максимом раздают сейчас гораздо меньше, чем раньше. Потому что потребителей инъекционных наркотиков стало меньше. Интересно, куда ж они подевались?
Сивуха с димедролом
Ответ получила из первых рук, от одного пина, которого удалось выловить возле моего собственного дома. От пина почему-то изрядно разило спиртным.
– Туда и подевались, – ответил Руслан. – Многих пересажали. Барыг, которые помельче, особенно если они с ментами не хотели работать. И тех, кто колется, – им легче простого лишнего подкинуть. А те, кто остался, теперь ширяются не постоянно, а время от времени. Героин дорогой. И опасно – сдать могут, а сидеть не хочется. Ханки вообще в городе нет. Она дешевле – вот эти точки и позакрывали. В нашем доме, знаешь, может, тоже точка была. Сначала папаша торговал, потом сын. Папашу взяли, а сынок где-то в другом месте, наверное, на героин перешел, потому что на «бээмвухе» ездит. Так что сейчас все догоняются самогонкой с димедролом – сивухи-то хоть залейся. Вместо одной точки с ханкой теперь в каждом подъезде по самогонной хате.
– А милиция что, об этом не знает?
– Ну ты даешь! Кто не знает-то?
И то правда – про самогонные квартиры в нашем доме действительно не знают разве что младенцы. Между прочим, опорный пункт милиции, где сидит наш участковый, – в соседнем доме…
Чем пины хуже алкоголиков?
Вот и ответ на вопрос, куда уходят пины. Да и не только они. По наблюдениям аут-ричи Татьяны, число пьющих ребят стремительно растет. Особенно пьющих пиво и особенно среди подростков. Ведь пиво у нас рекой льется. По данным Министерства образования, наши дети в год тратят на выпивку 78 миллиардов рублей. Для сравнения: годовой бюджет народного образования – 80 миллиардов. Аут-ричи Татьяна возмущается по этому поводу:
– Чем пины-то хуже алкоголиков? Только тем, что умирают раньше, а в остальном – все одинаково. И те, и другие воруют, оргии устраивают, убивают. Пины хоть прячутся, а пьют все кругом прямо на улицах. Про наркоманию кричат, а про водку молчат. Пиво вообще широко рекламируют…
…Рядом с моим домом – три школы. На детской площадке играют малыши и пьют пиво старшеклассники. Время от времени они бегают в киоск за добавкой. Мимо с деловым видом проходят милиционеры. Взрослые, в том числе учителя, тоже наверняка гуляют поблизости. Через два-три года этих школьников надо будет лечить от алкоголизма.
Полагаю, через некоторое время какой-нибудь Фонд Сороса обратит внимание на эту проблему и разработает для нас очередную международную программу. Что-нибудь типа: «Снижение вреда от потребления спиртного». И откроет пункты для выдачи алкоголикам одноразовых стаканчиков, чтоб санитарию соблюдали. А еще лучше – станут выдавать по 100 граммов на опохмел души. С закуской. Народ будет благодарен…
Комментарии