search
main
0

Петр ПОЛОЖЕВЕЦ: Первые сто строк

​Спрашиваю недавно маму: «Сколько коров осталось на нашей улице?» Она удивилась: «Зачем тебе?» Сказал, что вспомнил, как в студенческие годы, приезжая летом на каникулы, пас коров, когда подходила наша очередь. Мама посчитала вслух и сказала, что коров осталось, конечно, меньше, чем людей, – четыре или пять. Но это и понятно: полдеревни – одни старики, живут без детей, куда им скотину или свиней держать, у них-то и кур почти нет. Все из магазина. А лошади точно ни одной не осталось на всю деревню.

…Вставать надо было около четырех. Мама специально гремит подойником, чтобы я просыпался. Глаза слипаются, в полудреме выпиваю большую кружку парного молока с краюхой белого хлеба и выхожу на улицу. Рюкзак с едой, водой и книгой за плечами. Бабушка наставляет: «Куртку возьми, а то лежать на земле холодно, хоть и июль, и дождь позавчера лил». «Я подстилку взял», – говорю я ей.   «Подстилка тонкая, – не сдается бабушка. – Простудишься, потом всю жизнь маяться будешь». Беру куртку. Мама гонит корову из хлева. Она нехотя бредет на дорогу. Наша корова однорогая. Ее как-то звали – не помню. Однажды в стаде кто-то напал на нее или она на кого-то, но вечером вернулась  домой с окровавленным лбом. Тогдашнему пастуху досталось и от бабушки, и от мамы, что недоглядел.  На улице уже стоят хозяйки у калиток и присматривают за своими буренками, чтобы не побрели самостоятельно на пастбище. В стаде у меня, кажется, голов тридцать. Главное, теперь на перекрестке, где с одной стороны стоит магазин, там торгует всесильная Верка, у нее много чего бывает, но не для всех, где с другой стороны восьмилетка, в которой я учился, где с третьей – клуб, там мы вытанцовывали, приезжая из институтов и университетов,  шейк и наша бывшая завуч Мария Даниловна совестила нас, какой пример мы показываем местным ребятишкам, а с четвертой стороны между двух елей памятник погибшим в войну,  не столкнуться с чужим стадом, которое могло появиться с противоположной улицы. Не углядишь – полесский бой быков получишь. Слава богу, ни с кем не встретились. Плывет мое стадо по широкой дороге. Наконец птица одна  проснулась, запела, другая вступила ей в тон, и через минуту утренней тишины как и не бывало. А тут и солнце выкатилось из-за горизонта. Задержалось на минутку, присматриваясь к тому, что творится вокруг, и медленно стало подниматься над землей. Мы еще даже до моста через  Гапу  не дошли. По весне она разливалась на три-четыре километра. Мой двоюродный брат отправлялся с «гостями» (длинная палка с тремя заточенными наконечниками) охотиться на щук и приносил пятикилограммовые рыбины, но летом речушка мелела. Одна из коров забрела под мост, долго пила воду, чесалась о бетонные подпоры и не хотела выходить. Пришлось разуться, закатать штаны и лезть в прохладную воду. С двух сторон  росла сахарная свекла. Коровы не рисковали перебираться через глубокие канавы с ржавой водой, отделяющие плантации от дороги, чтобы полакомиться буйной ботвой. Наконец мы добрались до пригорка и свернули на пастбище. Огромный луг открылся перед нами. Стадо могло бродить здесь целую вечность, если бы у меня столько длились каникулы. Вдалеке виднелся лес. К полудню, может быть,  и мы туда доберемся. Справа текла еще одна речка, впадающая в Гапу, – довольно широкая.  Она отделяла луг от опасных старых торфяников, говорили, что там утонула, оступившись, корова, дна в этих черных ямах не было, только ил. Посреди луга,  окруженное разлогими ивами, пряталось болото, заросшее камышом и дикими ирисами. Стадо приходило туда на водопой. В центре чистое глубокое окно – в теплые дни там купались. Я разложил подстилку, достал завязанную в белый платок еду – вареные яйца, первые помидоры, порезанное тоненькими кусочками такое же белое, как платок, сало, черный хлеб – и принялся завтракать. Коровы усердно щипали траву. Небо было высоким и чистым. Стоило лечь навзничь, раскинуть руки, и казалось, что ты летишь. Мне было двадцать лет. Я еще не знал, что, возвращаясь в будущем домой, я каждый раз буду видеть, как меняется все вокруг: и этот луг, его распашут, а потом таможенники из Ягодина, что на границе с Польшей, построят здесь свой поселок; и это болото, оно высохнет и превратится в обычный овраг; и как исчезнет наша Гапа; и как пригорок, скрывающий от деревни  лес, станет ровным, как стол, пустырем. Но все это еще будет. А пока я читаю книгу, кажется «Крошку Доррит» Диккенса, и периодически поглядываю на своих коров. В полдень на пастбище появится бабушка с корзиной в руках. Она принесет мне пирог с вишнями и пойдет собирать шампиньоны – их было много на том лугу….Господи, неужели на этой неделе моей бабушке Лидии Федоровне было бы сто двадцать лет? Если бы люди доживали до такого возраста…

Оценить:
Читайте также
Комментарии

Реклама на сайте