Петр ПОЛОЖЕВЕЦ: Первые сто строк

​На Сан-Марко было тихо и пусто. Ни одного туриста. Голуби пили воду из маленьких лужиц. Рыжая кошка, распластавшись на каменных плитках, нервно дышала, готовясь к прыжку. Резко ударил колокол и вспугнул голубей. Они нырнули в небо и скрылись между нежных куполов собора. Я дошел до конца площади и свернул налево. Под портиком Дворца дожей на помосте соорудили кукольный балаганчик. Зазывала в красном кафтане рекламировал чудодейственный эликсир, помогающий при немочи и болях, душевных расстройствах. Странно, но я, почти не зная итальянского, все понимал, о чем говорил зазывала.

Трое мальчишек стояли перед  помостом и, подняв головы, внимательно слушали про достоинства зелья, нетерпеливо ожидая, когда он закончит и появятся куклы. Три женщины, видимо их матери, не обращали внимания на человека на подиуме.  На них были широкие юбки, а головы и плечи прикрывали шелковые шали.  Там был еще мужчина в берете, плаще,  чулках и туфлях с пряжками. Он тоже не слушал продавца  эликсира, а украдкой  разглядывал женщин.  Мне показалось, что я попал на карнавал или съемки фильма.  Но я точно знал, что время Венецианского карнавала еще не наступило, а камер и прожекторов тоже нигде не было видно. Я отошел на несколько метров  и увидел еще один балаганчик.  Над сценой висела вывеска с именем хозяина  – Боргоньи. Мне показалось,  что я уже где-то слышал это имя. Здесь, как и под портиком, только трое мальчишек заинтересованно следили за сценой – уже шло представление.  Взрослые же, мужчины и женщины, отвернувшись от помоста, вглядывались то ли в проходящих, которых не было, то ли в   очертания островов, спящих в заливе, то ли в невидимую фотокамеру.   Пройдя еще немного по пьяцетте,  я глазам своим не поверил: на помосте, прикованный цепью к столбу, стоял слон. Три фигуры в масках и карнавальных костюмах смотрели  на слона. Мужчина с усами всматривался в одну из масок.  А сзади их высился, видимо стоял на табурете,  человек с блокнотом и карандашами в руках – он делал быстрые наброски. «Надо спросить у портье в отеле, что же за день странный такой», – подумал я  и отправился на набережную выпить утренний кофе и съесть парочку круассанов. Кафе еще не открылись, лишь в одном месте сонный официант принимал заказ у троих необычно одетых для нашего времени мужчин. Один из них был точно итальянцем, второй – англичанином, третий – французом. Откуда я знаю? Каждый из них говорил на своем языке,  и они понимали друг друга. Мне показалось, что они,  обращаясь  друг к другу, называют какие-то до боли знакомые фамилии.  Я прислушался. Мистер Хогарт звали одного. Месье Ватто – второго. А третьего – синьор Лонги.  Как только я услышал третью фамилию, мгновенно все сошлось.   За столиком кафе сидели три великих художника ХVIII века – Уильям Хогарт, Антуан  Ватто  и Пьетро Лонги. Три сценки, которые я видел, – три знаменитых сюжета Лонги: «Шарлатан», «Балаган Боргиньи» и «Слон». Я подумал, что никогда не страдал галлюцинациями.  Видимо, случившееся признак надвигающегося сумасшествия.  Но если быть сумасшедшим, так по полной. Я встал, чтобы подойти и спросить Лонги, почему  у синьоры, смотрящей на шарлатана и стоящей к нам спиной, нога вывернута на сто восемьдесят градусов. Но не успел. Официант принес мне кофе. Он хотел поправить скатерть, перед тем как все расставить.  Поднос соскользнул у него с руки,  и все посыпалось на пол – посуда разлетелась вдребезги. Стоял такой звон, будто  в лавку муранского стекла забрался слон Лонги, удравший от надоедливых зевак. Звон длился долго, целую вечность. «Ну кто там еще?» –  спросил  я  телефонную трубку, не открывая глаз.  «Петь, это ты?» – «Да, мам, я. Ты знаешь, который час?» – «Знаю, пять утра». – «Ну рассказывай, что случилось». – «А ничего не случилось. Просто не спалось. Я вот вспомнила, что, когда ты был маленьким, еще до школы, ты все время просил: «Почитай». Я приду с работы, глаза слипаются, руки не слушаются, по хозяйству все убрала, ела  не ела, садилась вам с Володей читать. А твой Володя читает своим детям?» – «Читает. И я читаю им, когда ездим на дачу.  А еще мы вместе с ними сказки сочиняем». – «Записали бы да прислали мне. Я соседкам почитаю. Ну все, спокойной ночи, спать буду». – «Так все-таки  зачем ты звонила?» – «Сердце с вечера прихватило. Укол сделали. Вот сейчас легче стало. Голос твой хотела услышать. Не бойся, я еще не умру. Мое время  не пришло»….Мама давно положила трубку, а я вспоминал, как долгими зимними вечерами мы с братом укладывались на кровати рядом с натопленной печкой и ждали, когда мама закончит все свои дела и начнет нам читать или рассказывать очередную сказку.  Мы очень любили слушать про четырнадцать поющих лягушек, которых  уехавшая по важным делам из дому мама прислала своем сыну в  глиняном горшочке. И как на следующей неделе пришел ему еще один горшок, в котором тоже было четырнадцать лягушек, но самок. Они поселились в пруду и долго радовали семью своим пением. Почему в разных горшках? Если бы в одном, то самки съели бы всех самцов. Читая в университете Акутагаву Рюноске, я обнаружил у него почти похожую историю. Моя мама никогда об этом японском классике не слышала. И уж точно не читала его произведений….Меня просили написать о выборах. Я не стал. Что о них писать. И так все ясно, что будет через неделю. А сон про Лонги мне приснился, видимо, потому, что мы недавно с мальчишками побывали на его выставке…