Кажется, новый российский фильм «Иерей-Сан. Исповедь самурая» просто обречен на интерес публики: во-первых, здесь сошлись сразу три громких имени – сценариста, артиста и продюсера Ивана Охлобыстина, актера Петра Мамонова, музыканта Бориса Гребенщикова.
Кроме того, интригует и сюжет ленты, ее экзотический поворот: японского православного (!) священника, невольно ставшего причиной войны между двумя кланами якудза, отсылают в Россию, в глухую деревню, где он восстанавливает разрушенную церковь. Тут он также попадает в эпицентр конфликта – сначала между местными жителями, а потом между ними и жадными до чужой собственности бизнесменами. Удивительно, но батюшка с манерами самурая помогает нашим соотечественникам понять друг друга и объединиться (подробнее о картине читайте в рубрике «Арт-прогулка» на сайте «УГ»). Кто-то уже называет «Иерей-Сан…» вторым «Островом», балансирующим на тонкой грани между морализаторством и фанатизмом, только тут добавлен еще и крепкий экшен, который всегда делает любую идею убедительнее для широких кругов.Но главная сенсация картины даже не в этом: съемки в фильме так повлияли на исполнителя главной роли отца Николая, известного американского актера японского происхождения Кэри-Хироюки Тагаву, что он крестился в православную веру и решил просить гражданства России. На пресс-конференции в преддверии официальной премьеры ленты вообще было сказано немало интересного. И хотя по ее окончании нам удалось побеседовать с Петром Николаевичем Мамоновым, мы решили не исключать ответы и других участников беседы – Ивана Охлобыстина и Кэри Тагавы. Разговор коснулся не только кино, но и веры, взаимоотношений России и мира и воспитания.- Петр Николаевич, известно, что, соглашаясь играть в кино, вы ставите перед собой определенные духовные задачи. Какую ставили перед собой в этот раз?- Вопрос у нас один в жизни – зачем? Зачем мы здесь находимся? Зачем мы сняли это кино? Задача ведь одна: как сказал Александр Сергеевич, «и чувства добрые я лирой пробуждал». Этот сценарий мне понравился целью своей и тем, что мастерски сделан. Гениальный Иван Иваныч (Охлобыстин. – Т.Е.) написал прекрасный сценарий, я, когда прочитал его, сразу сказал, что снимаюсь, хотя редко на что соглашаюсь. Тут ведь и чудеса, и перестрелки, и сюжетная линия напряженная.Это нечастый случай: обычно, как только дело касается веры, это упирается в какой-то красный уголок с иконами. То есть цели благие, а сделано плохо, непрофессионально. А православие – это фильм «Остров»: блестяще снят, блестящий сценарий, актеры. Так и тут: оказывается, можно в наших жестких, непростых условиях снять хорошее, доброе, сильное, интересное и очень качественное кино.- В этой роли вы несколько отошли от своих предыдущих амплуа – вы не играете святого, как в «Острове», или кающегося злодея, как в «Царе». Ваш герой – нормальный мужик, житель глубинки, охотник по кличке Шатун. Насколько вам лично близок персонаж?- А это тут ни при чем, я актер, я играю. Мне важен общий замысел, на что это работает. Здесь – на пробуждение любви к Богу, к Родине, друг к другу. Мой герой – одинокий охотник, не очень верующий, но он встал и пошел бороться за правду, за других людей. У молодежи сейчас модны суицидальные настроения, так иди воюй, погибни, но за правое дело. Герои нашей картины, деревенские жители, встали насмерть за добро и истину.- Что было для вас на съемках «Иерей-Сан…» самым интересным?- Любовь – мы все дружили, не было никаких ссор. Это очень важно, потому что съемочная группа – это огромный организм, около ста человек. Обычно кто-то с кем-то кучкуется. Здесь этого не было. Кино ведь это пять минут снимаем, три часа ждем, пока свет выставят или что-то еще. Значит, сидим, разговариваем. Я в этом смысле избалован: работал с такими людьми, как Виктор Иванович Сухоруков, Олег Иванович Янковский, Юрий Александрович Кузнецов. Только сядем, я слушаю, чего они там трут – старшие товарищи, что-то свое вставляю. Здесь как-то так получилось, что я был старшим.Охлобыстин: Картина, правда, оказалась какая-то особенная, полная настоящих чудес. Например, у нас по сюжету рядом с селом залежи красной глины. Из-за этого олигарх здесь хочет строить завод, а людей переселить. И представляете, деревня, где мы снимали, действительно стоит на красной глине, на «золотой» земле, можно сказать… Другое совпадение: у нас первоначально в сценарии старый колокол, кажется, в пруду затонул. И такая же история в этой деревне произошла – после революции колокол скинули и в пруду утопили.Или, когда снимали сцену, где мой персонаж, бизнесмен Нелюбин, в первый раз сердится на священника, у него там молнии за спиной сверкают. Вы думаете, это компьютерная графика? Нет, это тот самый киноинсайт, когда Господь Бог сам устраивает тебе декорацию!Что касается крещения Кэри, то для меня его решение, если честно, было полной неожиданностью. Я подарил ему деревянный крест из Оптиной пустыни, потом пришел архидьякон катехизировать его, когда он высказал желание. Для меня это тоже шок был. Но я не думаю, что Тагава крестился ради пиара. Какой в этом смысл для него? Он голливудский актер, к тому же японец, и вдруг принимает православие!Я думаю, на Кэри произвело впечатление нахождение в нашем обществе. Его, наверное, редко в жизни слушали, а он умный, душевный человек, у него было много испытаний. Плюс это такой достойный путь завершения карьеры: сначала он занимался восточными единоборствами, потом в 36 лет начал сниматься в кино и смог стать в Голливуде успешным актером. А сейчас новый поворот судьбы. Он в Америке тосковал по Японии. И представляете, Господь таким вот чудотворным образом привел его на родину – через далекую византийско-греческую по вере страну! Я считаю, мы недаром сняли это кино…- Кэри, что для вас значили съемки в России?Тагава: Для меня огромная честь сегодня быть с вами. Мой опыт киносъемок в России отличается от всех других. Этот фильм очень близок к моей жизни. Мой персонаж в ленте был даже не самураем, а якудза, бойцом мафии. Но у него были принципы самурая. Когда я проводил свое собственное исследование на эту тему, то выяснил, что действительно в Японии было несколько якудз, которые стали священниками. И я сейчас чувствую, что складываю доспехи самурая и готов к пути священника.- А почему вы приняли решение перейти в православие?- Меня поразила глубина души русских людей. Вы происходите от какой-то глубинной энергии, которую я чувствую. И это близко японской части моей души. (Родители Тагавы японцы, отец служил в армии США, мать была актрисой. – Т.Е.) Она помогала мне выжить в Америке. Когда я приехал в Россию, почувствовал, что японская душа близка русской. И вы, и мы солдаты, воины.Я воспитывался в Луизиане и Северной Каролине, Техасе – южной части США. Могу сказать с полной ответственностью, я рос в аду. (Судя по другим источникам, ему приходилось защищаться от нападений сверстников, отсюда его увлечение восточными единоборствами. – Т.Е.) Мне помогала выжить поддержка матери, которая всегда говорила: «Гордись тем, что ты японец». Она учила меня никогда не сдаваться. Мне удалось пробиться в Америке, при этом некриминальным путем.Я чувствую любовь и уважение русских людей по отношению к японцам, к нашим принципам, чести и достоинству. Я чувствую связь с матушкой Россией и хочу быть частью вас. Хочу делиться с вами своей любовью и уважением, отдать лучшее, что есть во мне. Я могу быть учителем, тем более что, когда вижу русских бойцов восточных единоборств, сразу понимаю их и они понимают меня. Заканчивается мой путь в Америке, и я собираюсь просить российского гражданства.Мое решение идет от чистого сердца, от того пути, который я прошел, через страдания и боль. Я понимаю, что самое важное в жизни – это душа и сердце. Это новое испытание, и не важно, сколь сложным оно будет, я принимаю его как японский воин и благодарю вас за поддержку.- Каковы ваши впечатления от работы с Иваном и Петром? Есть что-то, чему вы научились у русских актеров?- Вся актерская школа в Америке основана на Станиславском. Игра в драме требует очень много страсти. Ее очень много в России, и я вижу, что самое главное для русского актера – страсть. У меня она тоже есть, и в Америке я иногда чувствую себя очень одиноким в работе с партнерами. Работа в России возвела это качество на какой-то новый уровень. Помимо того что Иван и Петр хорошие актеры, они еще очень болеют за свое дело.- Петр Николаевич, вас в последние годы больше знают как киноактера, нежели музыканта. Другие проявления вашего творчества как-то отодвинулись…- Ничего подобного: я и записи делаю, и концерты с «Совершенно новыми звуками Му» даю, и веду передачу на «Эхе Москвы», и стихи пишу. Не могу сказать, что кино заняло какое-то особое место в моей жизни, просто это массовое искусство, оно на виду, на слуху, поэтому и заметно. И потом, мне повезло с кино: не было бы «Острова», никто меня и не знал бы как актера.- Вы уже лет двадцать как резко сменили образ жизни – посещаете храм, не пьете. А что самое сложное и радостное в вашей новой жизни?- Это и есть самое сложное и радостное – меняться. Вот я ругался матом, просто разговаривал на этом языке. А как стал в церковь ходить, я не просил, но это само ушло. Вот как Бог исцеляет! Как меняться? Молиться! Часами, днями, годами – столько же, сколько упустили. Здесь все устроено жестко, честно и прямо! Нет никаких закоулков и загогулин на этом пути. Вот я детей своих упустил, пил, то да сё. Молюсь я? Мало, плохо. Я все время занят: кино, музыка… Но понемножку, по чуть-чуть двигаюсь. Надо идти сначала по 5 минут, потом по 10, по часу. Пусть маленькими шажками, но надо идти, а не лежать.- А ваш духовник благословил вас на роль в фильме «Иерей-Сан…»?- Ерунда это все, священник же – это не шлагбаум, определяющий «можно – нельзя»! Батюшка нужен совершенно для другого – чтобы быть связью между тобой и Богом, а не чтобы отмашки тебе давать. Если мы будем учить своего ребенка делать все, что папа с мамой говорят, он никогда не станет личностью. Детей нужно учить быть самостоятельными и самим решать задачи, которые ставит перед ними жизнь.- А кого вы считаете своими учителями?- Началось все с семьи. У меня мама с папой очень любили друг друга, я это видел и вырос в семье, где процветала любовь. И мне не надо было потом объяснять, что это такое. И если я потом нарушал какие-то правила, я знал, что это неправильно.А многие ведь не имеют нормального детства. Они видят пьяного отца, лежащего перед телевизором, мать, которая орет целый день. Послушайте, что доносится из открытых окон. Там орут или молча сидят по углам.- И почему, как вы думаете, так происходит?- Потому что мы не прилагаем трудов. Воспитание – это самый главный труд в жизни. Посмотрите, чему мы учим детей: тебя ударили, дай сдачи. Иногда, конечно, надо дать, но вы должны к своей душе обратиться. Это бешеный труд – воспитание. Учитель – это самая трудная профессия на свете. Наша главная задача – воспитать хорошего человека. А что такое хороший человек? Христианин, который с помощью Божией приносит в эту жизнь свет. Мы свет миру? Не факт. То свет, а то тьма. Хотите покоя, разберитесь со своей душой. Виновата не страна, не правительство, не дядя Володя Путин, не кто-то еще, я (ты) виноват!- Не кажется ли вам, что из-за финала ленты у зрителя может возникнуть ощущение, что зло все-таки победило?- Каков зритель, так он и поймет. Но ведь в конце жители деревни стали одной семьей. Теперь ими движет дух любви, а выше любви ничего нет. То есть победила любовь. Ради этого и все наши страдания и старания. Как нас учат мудрые: добродетель – матерь печали, и без скорби она не вменяется нам.Напоследок расскажу одну историю из жизни: жена хотела разводиться с мужем. Спросила у священника, что делать. Тот говорит: «А ты ему, когда он возвращается с работы, тапочки ставь у порога, пяточками к нему». И брак сохранился – тапочками. Наше кино – эти тапочки…
Комментарии