Первые сто строк. Петр ПОЛОЖЕВЕЦ, Главный редактор «УГ»

Вера Петровна протягивает мне чашку чая, рука чуть дрожит, длинные тонкие пальцы разглаживают белоснежную льняную скатерть на дачном столе. Мы сидим под огромным дубом. Он накрыл нас своими развесистыми ветвями как шатром. Тут прохладно, а выйдешь за ворота – сушь смертная, так говорит Вера Петровна. Мне же кажется, что просто очень жаркий август, но еще неделя, и начнется осень, и пойдут наши затяжные моросящие подмосковные дожди. Я люблю дождь, и нудный осенний, и скорый летний ливень. И Вера Петровна тоже. Мне нравится с ней разговаривать.

Каждый раз, когда я приезжаю на дачу, она, деликатно выждав пару часов, негромко стучится в наши ворота: «Чаю со мной не попьете?» Я приглашаю ее зайти к нам, она всячески отнекивается, и я обещаю, что скоро приду. Первым делом она спрашивает: «А вы читали?» К сожалению, я чаще всего отвечаю: «Нет, еще не успел. Может быть, в отпуске». И тогда она начинает подробно мне рассказывать, чем ее поразила и возмутила, например, книга «Антиахматова». У нее критичный, очень острый ум. В семьдесят лет такая память, что не только я, но даже тридцатилетние могут ей позавидовать. Порассуждав об Анне Андреевне и попутно снабдив меня фактами из ее жизни, которые я не знал или не обратил на них внимания, читая разные воспоминания, она переходит ко второму вопросу, любимому: «А вы смотрели?» Речь идет о театре. Тут я чаще отвечаю да. Но в этот раз она не спрашивает меня ни о книгах, ни о спектаклях. Она смотрит на меня глазами, полными слез. И я понимаю, что-то случилось. «Дебби умер». «Дебби?» – не скрываю я удивления. Дебби – это огромный ротвейлер, который наводил ужас на всю дачную живность, совсем молодой, лет пять ему было. И она начинает рассказывать, как в прошлые выходные маляры покрасили кухню. Краска показалась ей очень резкой, она даже окна на ночь не закрывала, а днем все больше под деревьями сидела. Прошло два дня, вроде бы все высохло, и запах выветрился, но она заметила, что Дебби стал как-то странно дышать, словно задыхаться, а потом уткнулся мордой в миску с водой и так лежал целый день. Ни гулять не просился, ни есть. Она вызвала ветеринара. Пока врач ехал из Москвы, пес умер. Сказали, что у него был аллергический отек. От краски. Вера Петровна очень любила Дебби. Он был ей как дитя. Ее собственная дочка давно выросла, благополучно вышла замуж за успешного чиновника, родила троих детей, у тех теперь уже свои семьи. Все люди занятые, бизнес, политика, дела, живут в разных городах и даже странах, на дачу выбираются раз в году. Муж Веры Петровны умер десять лет назад. С тех пор она предпочитала все время жить на даче. В молодости она хорошо играла на рояле, считали, что у нее даже талант есть. Но пианистки из нее не вышло, она выбрала карьеру жены, муж был военным, и ей пришлось всю свою жизнь мотаться за ним по гарнизонам. Только перед пенсией он оказался в Москве. Дочь купила ей на шестидесятилетие фортепиано. Когда ей было грустно, она садилась играть. Она любила Шопена и Дебюсси. Когда появился Дебби, его ей подарил зять, она не перестала играть. Щенок прислушивался, сидя на задних лапах на диване, и, когда хозяйка заканчивала играть, вприпрыжку бежал к ней и тыкался носом ей в ладони. Однажды она посадила его на стульчик рядом с собой, и он так высидел весь концерт. Как-то он попытался запеть, но взял так высоко, что кубарем скатился на пол. Больше после этого петь не пробовал. Год назад Вера Петровна споткнулась и упала навзничь в гостиной. Ни встать, ни сесть, боль адская, и до телефона не дотянуться. Дебби полчаса кружил вокруг нее, пытался в нос лизнуть, а потом, поняв, что хозяйка не может встать, рванул на улицу, хорошо, что дверь оставалась чуть прикрытой, и так он лаял у забора, что все соседи сбежались. Войти никто не решался, собака такая, что любого здоровяка на куски разорвет, догадались позвонить дочери, она примчалась через полтора часа. Все это время Дебби, не переставая, лаял, призывая на помощь. У Веры Петровны оказалась серьезная травма позвоночника. Она еле выкарабкалась. А однажды – она смеется – они жарили во дворе шашлыки, редкий случай, когда почти вся семья собралась вместе. Дебби спал на втором этаже. И вдруг из открытого окна черная бомба прямо упала на клумбу, а потом помчалась к мангалу. Он так любил шашлыки, ему их только лизнуть давали, что не стал спускаться по лестнице. «И вот Дебби нет, – она смотрит на меня так, словно хочет открыть мне какую-то тайну. – Я решила взять новую собаку. Дворнягу. Прибилась к Наталье Петровне, помните, интеллигентную старушку, что живет в самом конце нашей улицы. Пойдемте, посмотрим на собачку».

…Мы идем через весь поселок к Наталье Петровне. У калитки нас встречает маленькая собачонка, чистенькая, аккуратная, сразу ластиться пошла. «Вот я ее и возьму, – говорит утвердительно Вера Петровна. – Джеки назову, чем-то она мне Жаклин Кеннеди напоминает. Не находите?» Я пожимаю плечами. «Брать?» – «Берите»…Наталья Петровна рада, у нее свои две собаки, она еле с ними справляется.

Возвращаемся через весь поселок обратно. Вера Петровна несет в корзинке новоиспеченную Джеки. День не зря прожит. Для меня тоже.