Первые сто строк. Петр ПОЛОЖЕВЕЦ, Главный редактор «УГ»

Генриетта Марковна до сих пор красива. Возраста своего она не скрывает. Обычно говорит, улыбаясь: «Да, мне уже за пятьдесят». Хотя я точно знаю, что ей скоро семьдесят, но выглядит она и в самом деле на пятьдесят. Стройная, девичья фигурка, ровная как струна спина, роскошные густые волосы, кажется, некрашеные. Сам слышал, как однажды в трамвае ей сказали: «Девушка, можно пройти!» Она любит черное. Черное приталенное пальто из кашемира. Черные высокие сапоги на каблуках. Черная водолазка под самый подбородок. И черные очки. Ничего лишнего, просто, элегантно. Генриетта Марковна живет одна. Так получилось. Все ее родственники умерли. В один год. Мать с отцом. Муж. Сестра. Она как-то мне сказала: «В тот год, когда рухнул Советский Союз, рухнула моя семья. Я осталась одна в доме, в котором прожила всю свою жизнь». Ее окружали старые затуманенные зеркала в золоченых рамах, резная дубовая мебель, пожелтевшие фотографии на стенах, остатки мейсенского фарфора и воспоминания. А дочь уехала еще до того, как все рухнуло. В Норвегию. Вернее, она там осталась. Она училась на четвертом курсе университета, когда ей дали на один день норвежскую делегацию, официальный переводчик заболел. Она встретила их сразу после завтрака у гостиницы и повезла в Третьяковскую галерею. Нора, так звали дочь Генриетты Марковны, изучала скандинавские языки, любила театр, часто бывала в художественных музеях, одна, с матерью, любила рассматривать картины и представлять себе, что было до того момента, который нарисован на полотне, или после него.

Она легко поспевала с переводом за экскурсоводом. Когда переходили из одного зала в другой, она вдруг сказала вслух: «Знаете, я никогда не видела картин Мунка, только репродукции. Зато много читала. Когда смотрю на его «Крик», мне кажется, что слышу этот нечеловеческий голос, почему-то похожий на звук лопнувшей струны». Молодой человек из делегации повернул к ней голову: «Вы любите «Крик»? Но есть другой Мунк. И он мне больше нравится». – «Что? «Автопортрет с горящей сигаретой»?» – «Нет, эту работу все знают, она визитная карточка нашей Национальной галереи в Осло. Я люблю «Весенний день на Карл Йохан» и «Девушку, расчесывающую волосы». Экскурсия давно закончилась, она отвезла делегацию на обед, а сама поехала на лекции и вдруг в вагоне метро увидела того молодого человека, с которым заговорила о Мунке. Его звали Томас Андресен. Он так и сказал: «Андресен, не путайте с фамилией великого сказочника Андерсена». А потом добавил: «Я забыл вам сказать, что вы похожи на «Женщину в голубом» Мунка». Нора не пошла на лекции и показала ему старую Москву. На следующий день в их квартире рано утром раздался звонок. Дверь открыла Генриетта Марковна. На пороге стоял молодой человек. Он проговорил с Норой три часа: где они были с Томасом, о чем говорили, что он ей рассказывал о себе, о чем спрашивал, что предлагал. Под конец беседы попросил: «Пригласите его к себе в гости, на чай, чтобы показать, как живет обычная советская семья, и позвоните мне, когда он согласится». Они встретились с Томасом на Красной площади. Томас сказал, что очень хотел бы, чтобы она когда-нибудь приехала в Осло, и он ей покажет все места, связанные с Мунком, а из Национальной галереи они не будут выходить целую неделю, поселятся среди картин художника. Он познакомит ее со своим дедом, тот живет в Асгардстранде, который не раз рисовал Мунк. Дед, кстати, был знаком с художником, хотя Мунк не самый его любимый мастер. Дед обожал Фрица Таулова, друга учителя Мунка Кристиана Круга. Нора влюбилась. Она смотрела в огромные серо-голубые глаза Томаса, и ей казалось, что она нырнула в прохладу фьорда и никак вынырнуть не может, она слушала, как он произносит мягко и нежно ее имя, и ей казалось, что он гладит ее волосы, прикасается губами к ее затылку. Она лишь на мгновение закрыла глаза, а когда открыла, Томас стоял перед ней на коленях на брусчатке Красной площади. Нора заметила, как к ним спешат с разных сторон люди в штатском. «Встань! У нас будут неприятности». – «Я хочу, чтобы ты поехала вместе со мной прямо завтра в Осло. Я хочу на тебе жениться». – «Я не могу, Томас. У меня скоро сессия, мне еще учиться целый год». Она не позвала его на чай домой. Зато на следующий день ее вызвали в партком. Тот самый человек, который приходил к ним домой, встретил ее почти криком: «Как вы могли не выполнить задание? Он шпион. Он учится в военной академии. Он нам нужен». Она молчала. В Осло она попала только через два года, сопровождая официальную делегацию. За это время от Томаса не было ни одной открытки, ни одного письма, ни одного звонка. Поначалу она несколько раз сама звонила, но телефонистка всегда говорила одно и то же: номер не отвечает. Вечером после ужина Нора вышла на улицу. В холле гостиницы ее встретил руководитель делегации. «Вы куда?» – «Пройдусь перед сном». – «Можно мне с вами?» – «Почему нет». Они сделали несколько кругов по маленькой площади перед гостиницей и вернулись. Рано утром она первой спустилась на завтрак, попросив портье позвонить по телефону Томаса и сказать, что Нора в Осло. Томас примчался через полчаса. «Почему ты не отвечала на мои письма? Почему твой телефон всегда молчал?» – «А ты почему не отвечал? И почему твой телефон всегда тоже молчал?» Они рассмеялись. Нора переводила встречи, дискуссии, документы, а сама думала о Томасе, о том, что он ей сказал: «Я повторяю тебе, как на Красной площади: будь моей женой». И она, смеясь, плача, повторяла, как сумасшедшая, стоя перед картиной «Женщина в голубом», которая принадлежала деду Томаса. Был конец семидесятых. Нора не вернулась домой. Осталась в Норвегии. Вышла замуж за Томаса. Родила ему двоих детей – мальчика и девочку, стала преподавать в университете. Первый раз приехала в Москву в девяносто втором году, когда умер отец…

Генриетта Марковна смотрит на меня пристально: «А вы знаете, почему я не переехала к дочери за все эти годы? Потому что я не люблю Мунка. Мой герой – Джордж Сера. И я воспитана на французской литературе, а они не читают по-французски». Наши собаки гоняют друг за другом, несмотря на сочельниковский восемнадцатиградусный мороз. Генриетта Марковна берет на поводок своего терьера. «Вечером пойду на службу. Я не знаю, что такое истина, но я знаю, что такое вера. Она помогла мне выстоять, когда все мои ушли, а дочь была далеко. Пойду помолюсь за них».