Первые сто строк. Петр ПОЛОЖЕВЕЦ, Главный редактор «УГ»

Поезд сверхскорый. Он идет от Москвы до Санкт-Петербурга всего четыре с половиной часа. Достаю из сумки две книги. Я купил их только вчера. С кого начать? С Айрис Мердок? Я читал все ее романы, переведенные на русский язык. А вот «Отрубленную голову» нет. Это произведение долго у нас не переводили, хотя, по мнению критиков, это одна из лучших ранних работ писательницы. Другая книга принадлежит Эндрю Круми и называется «Музыка на иностранном». Эндрю Круми я вообще не читал, но знаю, что именно ему принадлежат нашумевшие «Мистер Ми» и «Принцип Д’ Аламбера». Перелистываю первую книгу. Зацепился за фразу: «Любовь может быстро умереть, так же быстро, как и родиться». Оказывается, и этот роман Мердок тоже написан от имени мужчины. Но хотя он один из первых, то, может быть, именно с него и началось «мужское существование писательницы». И все-таки я откладываю в сторону «Отрубленную голову» и начинаю читать Круми.

Потому что мне вдруг вспомнилось, как один из критиков назвал этот роман «первым европейским опытом в жанре «сада расходящихся тропок». Если помните, так называется рассказ Борхеса, а Луис Хорхе Борхес принадлежит к десятке моих любимых зарубежных писателей двадцатого века. Первые сто страниц проглотил, не отрываясь. У меня было ощущение, что я не читаю роман, написанный Эндрю Круми, а пишу его вместе с ним, начиная по несколько раз, забывая то, что уже написал. И самое главное: мне хотелось побыстрее понять, кто же тот человек, который пишет роман, – автор или придуманный автором писатель. Как странно было ощущать, что герои не слушаются автора, они не хотят подчиняться его воле, они хотят жить своей собственной жизнью. Я отложил роман и стал думать о другой книге, которая лет двадцать назад потрясла меня, и с тех пор я постоянно ее перечитываю. Еще не было «Матрицы», еще не вышел роман Стюарта Говарда «Белая пустота», еще не появилась книга Лео Джардии «Вселенная как суперкомпьютер». Испанец Карлос Рохас написал роман «Долина павших», где книгу в книге пишет вымышленный писатель, который в конце концов, не подчинившись воле своего создателя, вырывается из книги и начинает свою собственную жизнь. А еще я вспомнил маленькое эссе Борхеса о Шекспире, который, сделав в жизни все и устав от нее, спрашивал в тоске у Господа Бога: «Кто я?» И Бог ответил ему: «Ты Шекспир, и ты мне снишься». Не успел я додумать мысль о том, что все мы – чей-то сон, как мое уединение нарушила соседка, мужественно молчавшая почти полтора часа. «Чай будете? У меня отличный чай в термосе, я специально дома заварила. У меня тут настоящие лечебные травки – и успокоят, и настроение поднимут. А запах какой! Чистым лугом пахнет. Попробуйте». Мысль о снах улетела куда-то очень далеко. «Давайте», – согласился я. Она восприняла это как разрешение начать свой рассказ…

«Вот еду в Питер. Счастлива безумно. Встретила человека совершенно случайно на семинаре и поняла, что влюбилась. По-настоящему. Представляете, семинар был такой скучный, начальство послало квалификацию повышать. Лектор что-то бубнил себе под нос заумное, предлагал раньше, чем принять решение, нарисовать специальную схему, туда внести все элементы и рассмотреть, при каких условиях система будет работать оптимально. Какие там схемы. Если зарплата молодого учителя у меня в районе девятьсот рублей и почти ста учителей не хватает, и это вам не где-нибудь в Коми, а в двухстах километрах от Москвы». – «Так вы в управлении образования работаете?» – «А вы как думали? Зам. начальника роно. Так вот дальше про тот семинар. Я уже и письма всем подружкам написала, и подремала, еле перерыва дождалась. Выхожу в коридор и налетаю на человека, идущего впереди, он внезапно остановился, заговорил с кем-то. Поворачивается ко мне, мол, извините, а я так и обомлела. Глаза серые, улыбка приятная. Видно, что не молодой, а на лице ни морщины, и волосы с проседью, словно снегом чуть-чуть присыпало. Так и началось. Вот езжу теперь к нему каждый месяц в Питер. Он человек занятой, ко мне не может вырваться, да и что мы будем делать в нашем городке, где все друг друга знают. Деньги на поездки он мне дает. Каждый раз мы по магазинам с ним ходим, он покупает мне то косметику, то новые туфли, а недавно зашли в магазин, как дворец, я никогда раньше в таких не бывала – ни одного покупателя, а продавцы все словно из журнала мод, он купил себе брюки, а мне юбку от «Прады». Знаете такую фирму? Дома я всем сказала, что теперь учусь на долгосрочных курсах повышения квалификации. Представляете, у него шикарная четырехкомнатная квартира на Невском. Он картины собирает, серебро всякое, венецианское стекло. Дома я у него не была, там жена, но он мне рассказывал, я сама попросила – интересно. Вот разведется, и будем жить вместе. Ну и что, что он старше меня на пятнадцать лет. Мой нынешний муж на двенадцать лет меня старше, и живем мы с ним почти десять лет. Я тоже скоро с ним разведусь. Я когда встретила своего сероглазого, то поняла, что мужа своего никогда по-настоящему не любила. Хотя все-таки любила, давно, в самом начале. А теперь он ничего делать не хочет, все время в депрессии, а был ведь нормальным бизнесменом, а теперь или пьет, или на антидепрессантах сидит. Слава Богу, что детей у нас нет. Вот еду к нему, а сердце у самой щемит: я ведь ничего толком о нем не знаю. Хотя уже полгода встречаемся. Но я так его люблю. Вот вы книжку все время читали, странная обложка у вашей книжки: по полю бежит дорожка из клавиш рояля, и эти глаза во все небо. Он мне тоже последний раз дал книгу. Сказал, что его любимая и это лучший писатель двадцатого века. Может, и лучший. Не знаю. Я по образованию учитель физики. В литературе плохо разбираюсь. Какое-то причастие. Там есть еще другое название. Кажется, «Шкура для барабана», не читали?» – «Читал. Артуро Перес Риверте. «Севильское причастие, или Шкура для барабана». Она смотрит на меня широко открытыми глазами. В них испуг и какое-то оцепенение. Рот полураскрыт. Она вдруг всхлипнула: «А я начала читать и бросила. И зачем я вам все это рассказала?» Слезы закапали все быстрее, грозя превратиться в ручей. Я не нашелся, что ей ответить. Просто заметил, что подъезжаем к Питеру и пора собираться. А сам почему-то вспомнил слова, на которые наткнулся в самом начале пути, листая книгу Айрис Мердок: «Любовь может быстро умереть, так же быстро, как и родиться». И почему-то пожалел, что начал читать не «Отрубленную голову».

…Я вышел первым из вагона. Пройдя несколько сот шагов, обернулся. Моя попутчица одиноко стояла на перроне, оглядываясь по сторонам. Никто не бежал ей навстречу…