На чтение: ≈ 9 мин.Они поехали в цветочный магазин в центре города. «Там лучше выбор», – сказала она мужу. Глаза ее сияли. Наконец-то они выбрались вместе за покупкой, которую она уже не раз откладывала. Недавно фикусовое дерево, занимавшее двухметровое окно, совсем засохло, и его выбросили. Росло оно у них почти десять лет, ни разу не болело, а тут в конце осени вдруг начало желтеть. Вначале пожелтел один листочек на самой нижней ветке, потом второй чуть выше, а через месяц ее фикус стал похож на сентябрьскую березку в подмосковном лесу. Однажды утром она проснулась и увидела, что все листья осыпались, обнажив острые узловатые ветки. Она подумала, что они похожи на колючки саксаула. Она их видела когда-то давно, когда ездила на университетскую практику в Бухару. Она еще надеялась, что дерево оживет, выбросит новые листочки, но день проходил за днем, и нигде не проклевывался ни один новый зеленый побег.
Ее дерево напоминало ей родной одноэтажный город, где у каждого в гостиной красовался в кадке фикус с большими глянцевыми листьями, и только у ее подружки был вот такой фикус – с мелкими листочками, окрашенными по краю сероватой каймой. Она заплакала: ее дерево умирало, молча, без слов. Оно ей напомнило тетю Соню. Она точно так же умирала, осыпалась за месяц. Тетя Соня была родной маминой сестрой. Ей было двадцать, и она уже три года как, покинув родной город, училась в университете, когда мама позвонила ей и, с трудом сдерживая слезы, сказала, что у тети Сони рак, и ей будут делать операцию, и тетя Соня просила, чтобы она приехала, потому что она ее любимая племянница, как дочь ей родная, и на нее похожа. Тут мама не удержалась и разрыдалась в трубку.
Взяв билет на ближайший поезд и сказав старосте, что дома несчастье, она проплакала всю ночь на второй полке, уткнувшись лицом в вагонную перегородку. Когда утром проводница принесла ей билет, то, увидев ее заплаканное лицо, сочувственно сказала, так, чтобы слышал весь вагон: «Не плачь, красавица, они нас недостойны. Я тебе говорю: забудь его».
Тетя Соня встретила ее в больничной палате с тюрбаном на голове. «Девочка моя, я тебя ждала, как ангела-спасителя, – сказала она ей. – Мне казалось: ты приедешь, я поговорю с тобой, и этот страшный сон, что я умираю, закончится. Я проснусь и снова буду рассказывать своим деткам о вещах, которые они не понимают, но я хочу, чтобы они их почувствовали, влюбились в них, шептали, как молитву. Они же будущие учителя, они должны любить и понимать литературу, – она откинулась в подушку. Легко коснулась накрученного платка на голове. – Это вместо моих кос. Перед операцией меня остригли, а потом побрили. Вот ты помнишь, я тебе когда-то читала такие строчки: «Разберите стихи на слова. Отбросьте бубенчики рифм, Ритм и размер, Даже мысли отбросьте, Провейте слова на ветру. Если все же останется что-то, Это И будет поэзия». Я вот лежу здесь и думаю, что останется после меня. Может, хоть что-то в головах и сердцах моих студенток?» – и она сердито мотнула головою. Конец цветного платка выскочил из тугой закрутки, и тетя Соня, словно испугавшись, что племянница увидит ее остриженную голову, замахала на нее руками: «Ну ты иди, иди, я уже замучила тебя, но приходи еще… Если я жива буду». Девушка подошла к своей тете, взяла ее увядшую руку и прижала к губам. «Ну что ты, что ты?! – засуетилась тетя Соня. – Иди». Она перекрестила ее и прошептала ее слышно: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, вручаю путь ее в руки Твои», – и устало закрыла глаза.
Тетя Соня умерла во время операции. Детей у нее не было, но все племянники на похоронах рыдали по ней, как по собственной матери. Директор педучилища сказал, что потеряли лучшего преподавателя, и прочитал ее любимые стихи, которые она не раз цитировала: «И ты идешь один… из тени в сон, от сна – к рыданью, из рыданья – в эхо… И остается эхо». Вот о чем она вспомнила, когда выбрасывала весь иссохший фикус на помойку.
…Они долго ходили с мужем по цветочному магазину. Вначале выбирали алоэ. Она давно хотела его завести, но не было свободного места, а вот теперь окно освободилось. И она решила, что купят большое, уже взрослое растение, с крупными, сильными листьями. Наконец выбрали – продавщица долго упаковывала его, стараясь ни один лист не сломать. Потом они решили еще и папоротник купить, поставить рядом с алоэ на то же окно. Выбрали два красивых керамических горшка, облитых вишневой глазурью. А закончив с покупками, зашли в свое любимое маленькое кафе и заказали по чашечке турецкого кофе и по эклеру. Они сидели и смотрели, как быстро на город опускается вечер, смотрели, как мимо торопливо бегут прохожие, понурив голову, с хмурыми лицами. Ей вдруг причудилось, что это не люди, а тени. Если вглядеться, увидишь, как они проходят сквозь друг друга. Каждый сам по себе, как параллельные непересекающиеся миры. И она вдруг вспомнила, что последние дни все время повторяет про себя еще одно любимое стихотворение тети Сони, которой вот уже двадцать лет нет на этом свете: «Как было бы грустно, печально, когда Дорога бы длилась, и длилась, и длилась. И без конца повторялись на ней Все те же поселки, все те же столицы, Все те же равнины и те же стада!» И она подумала, что под разными датами, в разном порядке плывет череда одних и тех же событий. Кто составил для нас навсегда их список? И посмотрев еще минуту на мелькающие за окном в тусклых вечерних огнях людские тени, она вдруг сказала: «Любимый мой, единственный! Ты мое настоящее счастье. Мы с тобой, как два берега одной реки, будем всегда вместе, что бы ни случилось. И я верю, ничего с нами не случится, мы будем жить долго и счастливо. Мы любим друг друга. Я люблю своих студентов, а ты – свой бизнес. Нам по сорок лет. Мы еще молоды и здоровы. Но что останется после нас, если провеять нас на ветру?.. Давай усыновим ребенка».
Он вздрогнул, резко поднялся, чашка с кофе полетела на пол. Не обращая внимания на упавшую чашку, он обнял жену. Прошептал еле слышно: «Как я ждал этого твоего решения!»…
…Они вышли и направились на остановку. Трамвай уже показался из-за поворота, когда запыхавшаяся продавщица из кафе догнала их: «Молодые люди! Цветы забыли!» Они поблагодарили ее и сели в подошедший трамвай. Пожилая женщина, ожидавшая на остановке другой номер трамвая, сказала чуть слышно им вслед: «Святый Боже, спаси и помилуй их». И перекрестилась…
Р. S. Софье Тимофеевне Волковой и Валентине Ивановне Снегиной посвящается.
Выбор читателей
Комментарии