Первые сто строк. Петр ПОЛОЖЕВЕЦ, Главный редактор «УГ»

Утром из почтового ящика выпорхнул разноцветный конверт. Адрес мне ничего не говорил. И фамилия отправителя тоже. Германия, Ганновер, Миллер. Внутри была фотография стройного человека средних лет в летной форме и небольшая записка на английском языке. «Помнишь, как в Чернигове в обкомовской столовке ты сказал, что нас выставят оттуда, потому что я был в цветных шортах?». И я вспомнил.

Не только Маркуса Миллера, аспиранта из Германии, не только старинный город Чернигов, где коварные кареглазые Гали назначают приезжим свидания у тринадцатой пушки на городском валу, а там их всего двенадцать, и где Серега Иванченко, секретарь обкома комсомола, посмотрев на моего друга, сказал: «В таком виде у нас впервые в обкоме появляются. Меня точно из-за вас с работы выгонят». Это было в те далекие времена, когда я работал собственным корреспондентом «Комсомолки» по Украине и когда все мы еще жили в одной огромной стране, а комсомол был силой. С Маркусом мы познакомились случайно. У меня был друг, самый близкий, тоже журналист, правда, телевизионщик. Я часто участвовал в его программах для молодежи, а он писал для моей газеты. Однажды на съемках в Германии Вадим познакомился с Маркусом. Тот учился тогда в университете. Хотел стать социологом. Они подружились. Вадим ездил потом несколько раз к нему в гости, а Маркус приезжал в Киев. С ним было потрясающе интересно разговаривать. Он любил рок и классическую музыку. Малер был для него божеством. Он знал наизусть почти всего «Фауста» и восторгался «Маршем Радецкого» не Иоганна Штрауса, а одноименным романом Йозефа Рота, трагичный Карл Тротт был его любимым литературным героем. Как-то мне нужно было по делам в Чернигов и я рассказал Маркусу, который гостил в Киеве, какой это красивый город, сколько там старых церквей и замков сохранилось, и он попросил, чтобы я взял его с собой. Лето, жара, я в светлых брюках, таком же пиджаке, галстуке. Маркус, я чуть не обомлел, когда его увидел, в гавайской рубашке, коротких цветных шортах, сандалиях на босую ногу, а на голове торчащие в разные стороны соломенные кудри. Он показался мне похожим на ежика-блондина. Но попросить его переодеться у меня язык не повернулся. И мы поехали. Вот тогда-то и сказал мне секретарь обкома, что его с работы выгонят за такого посетителя. Правда, все обошлось. Я быстро справился с делами в обкоме партии, мы наспех перекусили в обкомовской столовке, и Серега повел нас по городу. Он был потрясающим рассказчиком и историю своего города и Украины знал назубок. Кстати, у него были и без нас крупные неприятности, когда однажды он позволил себе заметить на бюро обкома комсомола, что секретарь ЦК Компартии Украины Маланчук повел себя как идиот, когда в местном музее, где ему показывали уникальнейшую коллекцию украинских «рушников» – вышиванных полотенец, – сказал: «Выбросьте на помойку весь этот хлам». Хотели Сергея из партии исключать, но потом дело замяли. Мы вернулись в Киев, и Маркус еще долго вспоминал черниговские галушки и медовуху. Он написал диссертацию, стал преподавать в университете. Я видел его еще раз или два. Вадим успел стать депутатом украинского парламента. Я уехал в Москву. Однажды у меня раздался звонок: «Вадима нет. Завтра похороны». Он вернулся с работы, открыл дверь, и квартира взлетела на воздух. Тогдашний президент Украины Леонид Кравчук поспешил заявить, что случилась бытовая трагедия – взорвался телевизор. Никто этому не поверил. Но следствие так ничего и не установило. А между тем, уже будучи в парламенте, Вадим продолжал делать свои телевизионные расследования. Одно из них, связанное с деньгами партии, он и собирался снимать. Договорился с кем-то об интервью, но даже его бригада не знала, куда они поедут. Как раз накануне этой съемки и взорвалась его квартира. Говорил он и о том, что ему как-то предлагали сумасшедшие деньги, чтобы он стал «их» человеком в Раде. К сожалению, чьим, он так и не сказал мне по телефону. А встретиться нам больше не пришлось. Через неделю после похорон я приехал еще раз в Киев, чтобы провести вместе с коллегами независимое расследование. Через несколько дней я понял, что зацепиться почти не за что, и решил вернуться в Москву. Шел по пустынной улочке в гостиницу, рядом со мной притормозила черная «Волга», вышел кто-то в куртке с поднятым воротником и процедил сквозь зубы: «Чем быстрее ты уберешься в Москву, тем лучше тебе будет»…

Все это пронеслось за долю секунды в моей голове, пока я читал короткое послание Маркуса. После смерти Вадима мы с ним больше не виделись. Он прислал одну или две открытки, а потом переписка затухла. Теперь Маркус писал, что бросил социологию, пошел в армию и стал военным летчиком. Хотел бы узнать, как я живу, как мои жена и сын и что я вообще делаю. В тот день я опоздал на работу. Потому что вернулся домой и написал длинное-предлинное письмо ему. И я еще раз убедился, что прошедшего времени не существует. Все, что случилось с нами тремя, случилось вчера. Я это точно знаю. Стоит мне только закрыть глаза, и прошлое становится настоящим.