Первые сто строк

Я не умею писать письма. Нет, не стандартные: “Здравствуйте, дорогие! У меня все хорошо. Жив, здоров, чего и вам желаю. Кроме жары других новостей нет. Передавайте всем привет” – и т.д. А письма о том, что вчера впервые услышал в подмосковном лесу кукушку и спросил у нее: “Сколько лет проживу?” Она прокуковала два раза и смолкла. Потом еще несколько раз начинала, и все так же скупо – два, три, ну пять лет отмеряла. И лишь вечером, когда жара притихла и день еще не ушел в ночь, когда наступило абсолютное безмолвие – ни птиц, ни насекомых, она вдруг затараторила: чуть ли не полсотни раз. Зачем мне столько? Друзьям об этом не напишешь. Они не читают бумаг, которые состоят больше чем из одной страницы. Объясняют: если человек не может в “трех абзацах изложить суть, оценить ситуацию и предложить меры”, то и нечего читать его писанину. Родители скажут: “Ты еще ничего не видел. Чужая боль, чужое горе – это лишь полбеды. Сострадание еще не страдание. Не зови раньше времени испытаний ни душе своей, ни телу. Всему свой черед. Ничего нет случайного”. Кому написать о зимней дороге в Канск? О младшей группе детского дома? О концерте? О том, как мы вошли с моим другом в комнату и на нем сразу повисли малыши. Он их стряхивал, а они цеплялись снова. Все смеялись. Было тепло, и комната вся наполнялась необычным светом – любовью. Он был своим для них. Он был учителем. Отцом и матерью. А я был чужим. Потому и сел на задней скамейке. Ко мне подошел мальчонка. Не спрашивая, устроился на коленях. “Твоя книжка?” – “Моя”. (Купил Карлоса Кастанеду в местном магазине). – “Дай посмотреть!” – “Смотри!” – Ни одной картинки. Он перелистал ее всю. – “Можно я подержу ее?” – “Держи”. – “Ручку посмотрю”, – и он полез за моим “Паркером”, торчащим из кармана пиджака. – “Блокнот есть?” – “Есть!” – “Дай!” Он мгновенно забыл обо мне и стал рисовать какие-то каракули, похожие на плохо вспаханное поле. Он вел меня за руку по детскому дому и повторял всем встречным: “Это его книга и ручка. Он дал мне понести”. Нам нужно было идти в другой корпус, и он отдал мне мои вещи и свой листок. “Это тебе письмо!” Я не прочитал его до сих пор. Хотя точно знаю, что там написано. Стоит мне вспомнить Канск, и у меня перед глазами всплывает лицо того мальчика. Это похоже на уходящий вдаль поезд. Я стою на рельсах и вижу лишь заднюю дверь последнего вагона. Так уже было однажды. У Кати и Коли получились лучшие рисунки об Англии. Они даже с королевой Елизаветой Второй во время ее официального визита в Москву познакомились. Потом я повез их в Лондон – таков был приз. Вернувшись, часто заглядывал к ним в детдом. С подарками. Потом появились новые дела. Возникли проблемы с временем. И когда я однажды снова заехал в детский дом, Катя сказала мне: “Не приходите больше, я вчера плакала и Коля плакал. Вы ведь нас никогда не заберете отсюда? Но мы вас всегда будем любить…” Было им в ту пору по десять лет…

…- Итак, – сказала учительница, – сегодня мы будем писать письма друзьям. Зарубежным. О том, “как у нас обстоят дела с правами человека”. И началось: “Здравствуй, Джон!” А дальше о том, что в Конституции есть право на труд, на отдых… что Декларация прав человека была принята… что раньше у нас не все благополучно с правами человека обстояло… Они могут победить в конкурсе “Имею право!”. Но их настоящие письма никогда не будут настоящими. В мире нет ничего законченного, как и ничего нет переменного.

Петр ПОЛОЖЕВЕЦ

Письма недели

Мой дядя СЕРЕЖА

Старый учительский портфель долго лежал на шкафу. Я знал, что там. Письма моего дяди, Сергея Максимычева, погибшего в 20 лет на войне, на той, на Великой Отечественной войне, на “большой”… Как водится, старые письма достают, когда им приходит срок “работать”. Уже и моему сыну исполнилось 16. И мне подумалось, не одному сыну важно их прочесть, а многим ровесникам Сережи (а он навсегда остался юным). И дело не только в памяти, хотя они заслужили вечную память, но и в нас, в том, что на нас и на наших детей переходит ответственность за то, что живем мы. Этот простой и очевидный моральный факт люди всячески стараются не осознать…

И вот оно – страшное лицо войны. Сергея бросили в 41-м сразу в самое пекло. Он был ранен… пулей, пущенной с нашего самолета. Это была славная “закалка”. Он выдержал. Эх, современные девочки, жаль, не будет у вас ТАКОГО мальчика…

ЗВЕНИГОРОД-ВОЛОКОЛАМСК, 1941

22.11.41

Дорогие родители! Я прибыл на станцию Лев Толстой, чтобы следовать на фронт. Не волнуйтесь. Крепко целую, ваш сын Сергей.

1.3.42

Здравствуйте дорогие, любимые Папа и Мама!

С чего же начинать? Как много событий и переживаний пришлось мне повидать и испытать со времени расставания с вами! Куда поехали вы, что с вами было за это время – я ничего не знал до тех пор, пока не получил вчера вашу телеграмму. Воображаете, какое она произвела на меня впечатление!

20-го наша часть выступила – прибыли на станцию Лев Толстой. Пробыли там неделю, но немцев “двинули” без нас – Елецкая операция. Едем на Москву. Тушино, Красногорск, Каменка – конечный пункт продвижения врага. 6 декабря – первый день наступления, мы стреляем из своих пушек. Утро 7-го – Каменка. Первые убитые немцы, которых я вижу. 19 подбитых танков, много машин. Преследуем врага. Волоколамск – 20.12. Взяли. 24.12 – бой около Волоколамска. Стреляем. Стою в коридоре и в окно из бинокля наблюдаю разрывы снарядов. Кружат наши самолеты… еще кружат. Не обращаю внимания. Мгновенье…- слышу стук пуль о крыши… Удар! (очередь с самолета). Пуля попала в рукав, обожгла сгиб локтя и попала в правый бок выше ремня и вышла в пояснице, ниже его. Ранение небольшое – неопасное; внутренние органы не поражены, позвоночник тоже. Самостоятельно добрался до санчасти, откуда отправили дальше. Послал товарища принести из седла папку, где был, кажется, аттестат (если я его не отдал вам), бритва, носовые платки, фотографии и др.вещи, но он не успел к отправке принести их. Сутки я пролежал в городе Волоколамске, затем на машине переправили в село Диньково. Рана дергала и болела первые 2-3 часа, затем ныла. Проспав всю ночь крепко, чувствовал себя в состоянии “блаженства”. Крови вышло сравнительно мало, но бок парализован (спал на левом боку). В Диньково пролежал 3 дня. Затем неожиданно прилетели самолеты, и меня на одном из них повезли в Москву. Сели на центральном аэродроме, откуда по Ленинградскому шоссе поехали в Боткинскую больницу. Провел там Новый год. 2 января эвакуировали (удалось повидать Москву, Красную площадь, Курский вокзал). 4-го – я в городе Меленки Ивановской области, в госпитале. Вот когда, наконец-то, выбрал время разыскивать вас! Пишу дважды… Ответа нет… 28 января – выздоровительный батальон. Еще пишу – ответа нет… Вот уже 2-й месяц я здесь – ранка маленькая (немного не затянулась – с пулей попали кусочки одежды и застряли в ней). И вдруг… ваша телеграмма! Как вы узнали мой адрес?! Где вы “блуждали”, каким образом вернулись?

Что приехали назад в Левую-Россошь – правильно сделали – понятно. Ставлю перед вами задачу: восстановить все, что было разрушено отъездом, выкупить назад во что бы то ни стало велосипед, найти пропавшие вещи, сохранить библиотеку, мои вещи, “архивы” – сделать большую созидательную работу!

Пишите все-все, что с вами произошло во время скитаний, как вернулись назад – в общем, все-все! Адрес меняю – пока не пишите. Привет знакомым.

Ваш любящий сын жив-здоров.

ЗАПАДНЫЙ ФРОНТ –

СМОЛЕНЩИНА,

ОСЕНЬ 1942

Из армейской газеты “Сталинец”.

…Медали “За боевые заслуги” вручены ст.лейтенанту В.Д.Зырянову, лейтенанту С.Г.МАКСИМЫЧЕВУ, лейтенанту А.И.Стрельцову, красноармейцам М.С.Гурину, И.М. Смоленскому, санинструктору А.С.Шмакову.

20.9.42

Здравствуй дорогая Нина!

Сегодня получил твое письмо, чему очень обрадовался. Хорошо, что вы живы и здоровы. Осталось немного терпеть! В ближайшем будущем враг будет разбит окончательно и бесповоротно! Благодарю за поздравления по поводу моего награждения.

Сегодня 20 сентября, завтра 21-е – день моего рождения; исполняется ровно 20 лет! Нахожусь на прежнем месте. Погода здесь уже осенняя. Часто идут дожди, небо пасмурно, листья с деревьев осыпаются. Живу в блиндаже вместе со всем нашим штабом. Сделали печку – совсем напоминает домашнюю обстановку! Блиндаж из 4 накатов (бревна), в нем довольно тепло и уютно. Наш штаб – люди все из разных мест: Белоруссии, Сибири, Кавказа, а двое “из России”. Живем и воюем хорошо – дружно.

Приходилось видеть в оптические приборы немцев на их позициях. Видно детально, чем они занимаются. Мы им даем каждый раз “перцу”.

Вот пока все. Будьте живы-здоровы, переносите с упорством все трудности – развязка недалека!

22.9.42

Здравствуй, дорогой Папа!

Вчера получил твое письмо, чему очень рад.

Нахожусь на прежнем месте. Погода переменная. День дождь, день ясно, но уже холодно. Сегодня была изморозь. Был днем в бане, хорошо вымылся.

Одновременно пишу письмо и Маме. Привет фронтовика – тебе фронтовику! Крепко целую. Твой сын Сергей. Пиши.

16.10.42

Здравствуй, дорогая Мама!

Вчера пришла выписка из приказа о присвоении мне очередного военного звания – ст.лейтенант. Как-никак, а все это радует.

Сейчас пишу письмо при стрельбе нашей артиллерии. Вот летит снаряд через наши головы, как все равно в какой громадной трубе-туннеле идет поезд, шумя своими колесами о металлические рельсы. Звук то усиливается, когда снаряд летит над лесом, то замирает. Потом вдалеке слышится разрыв.

Погода стоит пасмурная, но все еще сравнительно устойчивая – дождей очень мало. Ждали праздника – с ним и событий. Получила ли фотографию? Пока все. Пиши, как живешь, как здоровье.

ГРИБАНОВКА-УКРАИНА –

РЕЧКА УДА, 1943 год

Следующую записку мама Сережи (Александра Петровна) нашла на ручке двери своего дома, когда вернулась однажды из отъезда. Они разминулись минут на 15…

28.2.43

Здравствуйте, дорогие Папа и Мама!

Вот я после продолжительного нахождения в пути мимоходом попал в Грибановку. Пришел на ваше местожительство, но вас нет… Как жаль! Но ничего не поделаешь. Видно, придется увидеться в следующий раз…

Оставляю три фотокарточки. Сергей.

2.4.43

Здравствуйте, дорогие Папа и Мама!

Пишу очередное письмо.

Сейчас на отдыхе. Настоящая весна, даже немного похожая на осень. Вот уже два дня идут дожди. Снег остался кое-где. Стоит большая грязь. Сев. Донец уже залит водой, лед вздулся, взломался. Работаю в штабе по оперативной части. Работа дается не трудно. В этой части много помогает общее образование и кругозор.

Чувствую себя хорошо. Пришлось побывать в больших делах, испытаниях – все выдержал, все перенес!

Вот-вот придет большая почта, и я, может быть, получу сразу от вас несколько писем.

Пока будьте живы-здоровы.

С фронтовым приветом. Сергей.

26.5.43

Здравствуйте, дорогие Папа и Мама!

Дни за днями в моей жизни пролетают с молниеносной быстротой. …Бесспорно, задача большая стоит передо мной: как-никак хожу проверяю в роте боевую подготовку, всюду докладывают, рапортуют (вообще на первых порах немного чувствуешь себя неловко). Мне ведь еще 20 лет! Да и средний комсостав сначала (преимущественно из старших по возрасту и низших по должности) чувствует в отношениях со мной небольшую неловкость…

Адрес установился постоянный, дело за вами – пишите!..

Пока все.

25.7.43

Здравствуйте, дорогие Папа и Мама!

Вчера получил сразу письмо и две открытки. Очень рад, что вы регулярно мне пишете.

Я сейчас с большим удовлетворением слежу за событиями у Орла. Вот взяли Мценск, Болхов, Оптуху (мы с Мамой там были). Дело стоит сейчас за Орлом!

Противник сейчас усиленно бросает листовки, но это все для дураков, а дураки – только не мы. Чует враг смерть!

Пока.

18.8.43

Здравствуйте, дорогие Папа и Мама!

Сегодня получил 3 ваших письма. Очень благодарю за описание квартиры, рад, что устроились хорошо. Ваша идея о покупке пчел меня очень обрадовала – это правильно.

Это письмо я пишу в лесу, между боями. Сейчас отдыхаем. Где-то впереди и в стороне канонады – наши войска железной поступью движутся по Украине. А какая замечательная здесь местность! Леса у берегов реки Уды, холмы. Население встречает с ведрами, полными помидоров, огурцов – здесь они гниют, девать некуда. В лесу груши, орешник. Стоит прекрасная августовская погода…

Пока. С фронтовым приветом. Крепко и много раз целую, ваш любящий сын Сергей.

НКО СССР

1290-й Стрелковый полк

24 августа 1943 года

ИЗВЕЩЕНИЕ

Ваш сын Ст.Л-т. Максимычев Сергей Георгиевич, уроженец гор.Кромы Орловской области, в бою за Социалистическую Родину, верный воинской присяге, проявил геройство и мужество, был убит 22.08.43. Похоронен: Харьковская область, село Константиновка.

…Так и похоронен Сергей на берегу этой замечательной и красивой злосчастной речки Уды. Его мама, учительница литературы, была любима всеми своими учениками. Но она никогда не рассказывала им о Сереже. Никогда. Только мне, маленькому тогда еще мальчику, своему внучатому племяннику, плача, хотя прошло много лет после войны, она рассказала все. После ее смерти мне достался в наследство старый учительский портфель со старыми письмами и фотографиями…

Евгений БЕЛЯКОВ