Первые сто строк

Я никогда не стыдился того, что был пионером и комсомольцем. Как и того, что всегда ходил в круглых отличниках, а студентом получал стипендию Леси Украинки – целых девяносто рублей. Однажды, когда я уже занимался в пятом классе, моя первая учительница Любовь Ивановна, проучившая меня четыре года, окликнула меня на переменке и сказала, что в воскресенье ее первоклассники собираются на целый день в лес, и не мог бы я пойти с ней, чтобы помочь приглядеть за ребятишками. Леса у нас, на Западной Украине, роскошные. Много озер, и много красивых, но коварных болот: прыг-скок с кочки на кочку, и вдруг оказывается, что стоишь посредине трясины, кочка под тобой шатается, вот-вот под воду уйдет. Я и сегодня, через тридцать лет, помню то воскресенье до мелочей: как пили мы воду из дубового колодца, как вброд перебирались через мелкий, но бурный ручей, как в высыхающей старице руками поймали линя, как жгли костер и пели песни…

В общем, после того похода я стал возиться с первоклассниками почти каждый день: мы играли в футбол, боролись с сорняками на братской могиле, ходили на экскурсии в железнодорожное депо и на маслозавод, на таможню и к строителям трассы Киев-Варшава. Четыре года я был у этих ребят пионервожатым. В девятом классе меня избрали секретарем школьного комитета комсомола, и я сказал своим подопечным: простите, мол, теперь дел у меня много, не до вас. В ответ они написали петицию директору школы и общему комсомольскому собранию с просьбой меня из секретарей переизбрать и вернуть к ним вожатым. Я обиделся, но потом согласился тянуть с ними еще два года.

Наша комсомольская организация была лучшей в районе. Мы вместе с родителями построили собственными руками стадион. Мы нашли в лесах несколько могил неизвестных солдат и позже установили их имена. Мы написали целую главу в книгу об истории нашего района. Наши воскресные балы вызывали зависть у соседних трех училищ – пед, мед и строй.

Я помню, как очень крепкий парень Лешка Сироткин, сын начальника местной погранзаставы, упал в обморок на комитете комсомола, испугавшись, что его вдруг не примут. Мой младший брат не разговаривал со мной неделю или даже больше после того, как его на бюро райкома, принимая в комсомол, спросили (я тогда уже учился в университете): а ты брат Петра, который был секретарем во второй школе? Его приняли, но он всерьез переживал, что я тому причиной.

В университете наша группа строила летом фермы, а зимой в общаге мы устраивали вечеринки при свечах. Слушали Шопена, читали Блока, рассматривали картины Чюрл╙ниса, пили хорошее сухое вино. Подкопив денег, на каникулах отправлялись куда-нибудь в Ригу или Кишинев. За пять студенческих лет я объездил почти всю страну. Промежду прочим, все это организовывало наше комсомольское бюро. Именно на комсомольском собрании у меня было первое настоящее нравственное испытание. Декан предложил нам, не объясняя причин, исключить из комсомола, а значит, человек автоматически вылетал из университета, нашего однокурсника Ваню Громяка. Как потом оказалось, “за украинский буржуазный национализм”, а точнее, за разговоры с канадцами о национальной культуре и чтение изданных за рубежом книг. Мы, хотя и не все, проголосовали против исключения. Потом грянули неприятности: у меня отобрали именную стипендию и не взяли в аспирантуру.

Через пару лет я оказался в ЦК комсомола Украины, где стал заниматься работой с творческой молодежью. Мы помогали молодым писателям и поэтам издавать первые книги, устраивали творческие семинары, актерам выбивали стажировки в столичных театрах, организовывали выставки художников.

Однажды я приехал в командировку в Ровно. Посмотреть, как работают городские дома культуры. Поезд пришел около шести утра. Секретарь обкома встретил меня на вокзале, привез в гостиницу, предложил позавтракать, и не успел я глазом моргнуть, как на столе оказался коньяк. Я отказался. Утром меня нашел мой начальник из Киева: “Тут жаловались на тебя, говорят, что ты странно себя ведешь…” Я всю командировку вел себя странно…

…Наверное, если бы не было комсомола в моей жизни, то и не было бы меня сегодняшнего. “Пора научиться гореть, не горя, Пора не дивиться тому, что заря, как ранняя юность, тревожна, Что зори, пожалуй, и светятся зря, Что жить и без юности можно.” Можно ли?..

Петр Положевец