Переплетения

Охрана окружающей среды кажется главным образом предметом практическим. СМИ, популяризаторы науки и сами исследователи, обсуждая экологические проблемы, подают их как неотложные нужды, чье решение важно, но развитие собственно науки происходит в другом месте. Этот устойчивый стереотип при преподавании надо развенчивать, именно природоохранная практика очень много дает развитию фундаментальной науки. Ею обусловлена смена парадигм в экологии и теории эволюции – переход от описания видимого к пониманию скрытого, утверждение одновременности экологических и (микро)эволюционных процессов.

Как писал наш великий философ Эвальд Ильенков, школа должна учить мыслить, и стоит назвать самые явные способы это делать в преподавании охраны природы. Прежде всего наш предмет, как и собственно экология (фундаментальная биологическая дисциплина, изучающая жизнь видов в сообществах и взаимоотношения их популяций со средой обитания), имеет дело со скрытыми сущностями. Причина падения численности вида, угрожающая его вымиранием, прогрессирующего разрушения экосистем, растущей заболеваемости людей, живущих или работающих в определенных условиях, исходно неясна, ее надо расшифровать, причем в ограниченный срок, иначе вид вымрет, экосистема исчезнет, люди продолжат умирать, им наука не сможет помочь.

В Новой Зеландии английские колонисты изрядно способствовали вымиранию местных видов птиц (в большинстве своем уникальных – от киви, совиного попугая и новозеландских крапивников до разноклювой гуйи) уничтожением аборигенной растительности и ввозом разного рода хищников и конкурентов из Европы и/или Австралии: крыс, горностаев, ежей, черных лебедей. Впрочем, маори перед ними сгубили не меньше, ныне новозеландцы спохватились и стали оставшееся охранять.

Трех местных эндемиков орнитологи пробовали сохранять на необитаемых малых островках у побережья крупных (там им уже места нет) после обработки их с воздуха родентицидами – средствами от грызунов. С 1992 года длинноногую петроику (Petroica australis) вместе с медососом хихи (Notyomistis cincta) переселили на о. Тиритири Матанги (220 га, около Окленда), а новозеландского скворца тико (Philesturnus carunculatus) вместе с хихи – на о. Мокойа (135 га, на оз. Роторуа). Растительность острова сильно изменена, но с 1984 по 1994 год осуществили проект по восстановлению аборигенной растительности, пересадив до 30000 деревьев и кустарников. Так что места обитания видов к моменту реинтродукции были частично готовы и уже могли восстанавливаться дальше самостоятельно.

С петроикой все получилось отлично, ее популяция на о. Тиритири Матанги росла, как положено, по s-образной кривой. После достижения плато из нее брали отводки для заселения других островов. С медососом же были трудности – на том же острове популяция не росла без подкормки сахаром. Если с этим лимитирующим фактором разобрались быстро, то отсутствие роста на другом острове, Мокойе, выясняли долго: кроме необходимости подкормки и паразитизма клещей на птенцах в гнездах было еще третье препятствие. Его природу выясняли долго, так как она была необычной.

При всей необитаемости острова на него пускают экотуристов. Они вполне культурные, соблюдают правила, останавливаются лишь на стоянках, однако все же бросают остатки пищи. На них развивается грибок аспергиллум, которому наиболее подвержены именно аборигенные птицы. С тех пор обследование почв на аспергилловое загрязнение стало общеобязательной практикой.

Следовательно, виду мешала воспроизводиться скрытая опасность, максимально несходная с факторами, рассматриваемыми биологами в первую очередь, вроде потери местообитаний, загрязнения, браконьерства. Ее нужно было найти в ограниченный срок, пока популяция не погибла, обнулив все усилия по ее восстановлению.

Расшифровка этих «невидимых» факторов риска сближает природоохранную биологию с работой криминалиста и добавляет ей интересности вместе с интеллектуальной сложностью. Ибо не всегда исследователи успевают найти действующий фактор риска раньше, чем под его воздействием охраняемый вид исчезнет, а сообщество будет разрушено.

Пример – неудачная попытка сохранить исчезавшую в Великобритании крупную голубянку арион (Maculinea arion) (см. рисунок): она вымерла раньше, чем исследователи расшифровали филигранную сыгранность ее жизненного цикла с биоценотическими партнерами – чабрецом и муравьем мирмикой песчаной (Myrmica sabuleti). Следуя привычной логике, ученые думали, что причина в исчезновении местообитаний, где были муравейники, – выбитых овцами лужков на склонах южной экспозиции с высотой травостоя менее 3 cм. Они заросли с уходом от традиционного сельскохозяйственного выпаса. Часть таких склонов с муравейниками сохранилась, однако бабочка исчезла.

В 1979 году она вымерла, а почему, поняли только потом. Критичным было расстояние между зарослями чабреца, им кормится гусеница 1‑го возраста, и муравейником, куда она попадает, чтобы паразитировать на его обитателях во 2‑м. Если оно больше 2 м (а лучше всего метр-полтора), гусеничке не хватает сил доползти, она истощает запасы и гибнет.

Ключевую роль преобразования сельскохозяйственных ландшафтов в Евросоюзе ученые угадали правильно, ошиблись лишь с действующей причиной – изменением мозаичности, удлинившим расстояние, преодолеваемое гусеницами, до гибельных значений.

Столь же неочевидные риски характеризуют воздействия на здоровье людей, они остаются «невидимыми» и не вызывают тревоги, даже если от этого мы болеем и умираем. Яркий пример – реакция лондонцев на страшный смог 5-9 декабря 1952 года. Он ухудшал видимость, проникал в помещения, заставлял носить маски, но горожан это не беспокоило. Его губительность обнаружилась a posteriori – когда медики посчитали число смертей среди сердечных больных, стариков и других уязвимых групп.

Иными словами, без специальных знаний люди слепы к негативным изменениям экологической ситуации, даже к представляющим прямую угрозу им лично, тем более к угрожающим биосфере. Здесь уместно сравнение с нечувствительностью к воздействию радиации или же действию так называемых эндокринных разрушителей. В этой и других сферах охраны природы объективное знание важнее эмоциональных симпатий к ее целям. Еще более значим для развития биологического мышления тот факт, что охрана природы способствовала смене парадигм в экологии, но это тема отдельной статьи.

Владимир ФРИДМАН