Педагогическая антиутопия. Что даст ученику новая программа по литературе

​Должен сказать, что все эти цитаты я привел по публикациям, которые на страницах газеты «Литература» в девяностые годы сделал Борис Ланин, один из авторов той новой программы, о которой мы сейчас и говорим.Продолжая наши размышления, мы должны помнить о том, что в дореволюционной гимназии учились далеко не все, что в советской школе 30-50-х годов, когда количество учащихся старших классов было куда больше, тоже учились не все. В одном из справочников я нашел, что в тот год, когда я окончил школу, а был это 1948 год, ее окончили около 30 процентов моих ровесников. А сегодня в старших классах учится большинство. О чем, кстати, забывают авторы программ, учебников, методичек.

И еще. Когда в 1952 году я впервые пришел в школу как учитель, у меня в 9-м классе (сегодня это программа десятого класса) было 8 уроков в неделю, а по новой программе их будет два. И что же сегодня? Дело не в том, что фактически никакой истории литературы нет. Трагедия в том, что с уроков литературы уходит сама литература. Количество старшеклассников, которые не читают программные произведения, постоянно растет. Тем более к их услугам множество пересказов типа серии «За 30 минут»: «Война и мир» за 30 минут», «Преступление и наказание» за 30 минут», «Тихий Дон» за 30 минут». Лишь у немногих последних из могикан (еще раз напомню, что мы не говорим об углубленном уровне изучения литературы) все ученики читают программные произведения. По существу, предметом рассмотрения на уроках литературы стала не литература, а информация о литературе. В новой программе сказано, что она «позволяет успешно подготовить учащихся к единому государственному экзамену по литературе». А сам этот экзамен заложен новым стандартом как обязательный для всех. Сейчас его сдают лишь 5 процентов выпускников. Увы, есть немало учителей и преподавателей вузов, которые видят в этом спасение: появится стимул для занятия литературой. На мой взгляд, тогда-то литература в школе и закончится. И если мы не хотим, чтобы это произошло, то самое главное – вернуть на уроки литературы саму литературу. Но при этом нужно думать и о новых обстоятельствах школьной, да и не только школьной, жизни. Обстоятельствах, которые особенно болезненно сказываются на преподавании литературы. В одной из педагогических статей я прочел о том, что «непонимание текстов – грустнейшее из свойств 15-летних наших девятиклассников. Нация глупеет». А вот только что я прочел в новой книге Лидии Сычевой «Русь в ожидании варягов»: «Основы психозомбированного интеллекта закладывает в головы наших детей модель современной школы. «Свободное развитие» – это не механическое заучивание знания. Это сформировавшаяся в школе самостоятельность мышления-суждения», – совершенно справедливо замечает известный отечественный физиолог Владимир Базарный. Под его руководством был выполнен ряд диссертационных исследований. Установлено, что только за начальный трехлетний период обучения в массовой школе базовые параметры свободного творческого интеллекта детей угасли в 2-6 раз». Я не убежден, что оба эти диагноза верные. Но я не специалист в физиологии и не думаю, что вообще нация глупеет. Но симптомы заболевания здесь намечены и обозначены. Сколько раз в последнее время я слышал от учителей самых разных предметов, что их ученики не могут понять смысл написанного в учебнике. При этом речь шла не о тех, для кого родной язык не русский. Нет, о тех, кто с детства говорит по-русски. Здесь, конечно, вина и самих учебников и пособий для учащихся. Они слишком часто элементарно неграмотны и наукообразны. Но думаю, дело не только в этом. Уходит понимание написанного текста, и в данном случае не важно, написан этот текст на бумаге или воспроизведен на электронных носителях. Как учитель литературы, я все это знаю особенно хорошо. К сожалению, только один раз за 60 лет я провел своих учеников от 4-го класса до 10-го. То есть работал с ними 7 лет. Так вот однажды в 5-м классе (на это ушло два урока) я раздал всем «Сказку о попе и его работнике Балде» Пушкина и распечатку его стихотворения «Бесы». («Бесы» были написаны поэтом в Болдине 7 сентября 1830 года, а «Сказка» – 10-13 сентября. О том, как связаны эти произведения, мы будем говорить в 9-м классе.) После того как пятиклассники прослушали в грамзаписи эти произведения, они должны были ответить на два вопроса: как изображены бесы в стихотворении и как в сказке? Каким настроением, чувствами пронизаны эти произведения? И все с этим заданием справились. Их ответы я привел в своей книге «Педагогическая непоэма. Есть ли будущее у уроков литературы в школе?». А через 47 лет, в начале 2012-2013 учебного года, я предлагаю пришедшим из разных школ (это важно, что из разных, – видна тенденция) симпатичным, милым неглупым десятиклассникам аналогичные задания: полтавский бой в поэме «Полтава» и Бородино в стихотворении «Бородино»; «Узник» Пушкина и «Узник» Лермонтова; «Бородино» и «Валерик» Лермонтова. С этими заданиями справляются один-два человека. Но не 47 лет назад, а лет пятнадцать-десять  назад пусть не все, но многие, а иногда и большинство, с такого типа, но куда более трудными заданиями справлялись. О них подробно рассказано в моей книге «Зачем сегодня иду на урок литературы». Но что говорить про поэзию, где увидеть поэтическое слово во всей его неповторимости действительно трудно, когда при выполнении задания С в ЕГЭ по русскому языку, где преобладают обычные, часто банальные тексты (хотя нередко и неразумные), для многих выпускников понять, о чем этот текст, бывает трудно. Что же с нами происходит? Вряд ли нужно говорить об огромном революционном значении новых информационных технологий вообще и в образовании в частности. Но все чаще в последнее время говорят и пишут и об издержках применения в школе и не в школе этих технологий. Очевидно, это вообще некий общий закон развития технологий. Атомные электростанции и атомная бомба. Миллионы автомобилей и десятки, сотни, тысячи жертв на дорогах. Использование наркотиков при обезболивании в хирургии и наркомания. В 2011 году вышел русский перевод книги Джона Палфи и Урса Гассера «Дети цифровой эры». Это самое глубокое исследование из всего, что я читал на эту тему. Авторы пишут, что цель их книги – «провести черту между тем, о чем нужно беспокоиться, и тем, что не должно нас пугать, а также между тем, с чем мы должны бороться для спасения наших детей, а что нам следует приветствовать в цифровом мире». Нельзя не сказать, что в нашей педагогической литературе, а особенно практике, преобладает одностороннее, восторженно-приподнятое отношение к новым электронным технологиям, насаждаемым без какого-либо критического анализа. Есть на уроке Интернет – хорошо, нет его – старомодно. Сейчас мы остановимся лишь на одном вопросе, имеющем прямое отношение к нашим рассуждениям. «Современные дети редко прочитывают книги от корки до корки». Преподаватели университетов опасаются, что «лозунги, сформулированные в формате заголовков статей, доминируют во всей той информации, которая просачивается в сознание молодых людей». «Многие современные дети предпочитают чтение более коротких произведений. Они больше не читают полноформатные журналы и книги и предпочитают им сообщения на веб-сайтах». И все это касается не только детей. «Во Всемирной сети сокращенный формат пользуется большей популярностью, чем полный, о чем бы ни шла речь… Сокращение времени концентрации внимания свойственно не только молодым людям, но и всем остальным пользователям Сети. Во время чтения информации, новостей в Интернете пользователи привыкли перескакивать с одного короткого фрагмента к другому…» Нужно ли говорить о том, как все это сказывается на чтении «Преступления и наказания», «Войны и мира», рассказов и пьес Чехова? Из жизни уходит культура вдумчивого и медленного чтения. Вполне возможно, меняются или уже изменились сами механизмы работы головного мозга. И еще то, о чем знает любой учитель без всяких специальных исследований. Интернет, предоставляя огромные возможности в привлечении информации, убивает, как теперь говорят, креативность, творческое начало, самостоятельность: на все есть готовые ответы, готовые решения, только бери и используй. Все это часто очень низкого качества, а как пишут американские авторы книги, «критичность отношения юных пользователей постоянно снижается». Я уже не говорю, что при этом мы несем огромные нравственные потери. Вот у меня недавно два десятиклассника списали текст домашнего сочинения на тему «Реликвия» с одного и того же сайта Интернета и присвоили себе одного и того же героического прадеда, повторив слово в слово «высокоидейный» текст. Еще об одной методической деформации, возникшей, как это ни странно, на  почве модернизации, говорила на Всероссийском съезде учителей русского языка и литературы профессор из Перми Галина Ребель. «Школьная методика, как и все вокруг, подвержена моде, а сегодня главный образовательный тренд – ВОВЛЕЧЕНИЕ В УЧЕБНЫЙ ПРОЦЕСС ИКТ. С одной стороны, это дело полезное и хорошее, а с другой – все хорошо в меру, к месту, кстати. Но вот эта другая сторона как раз менее всего учитывается в ажиотажной ситуации педагогического «апгрейда»… Картиной на экране сегодняшних школьников не удивишь, они и без того просиживают перед монитором компьютера очень много времени. Сам факт визуализации материала откровением для них не является – откровением на уроке литературы должен стать содержательный, глубокий разговор, интересная полемика, поэтапное погружение в текст, представление многослойности, сложности художественного слова».