Павшая крепость

Из дома на окраине Николаевки, деревни в Москаленском районе за 160 километров от Омска, выскакивает девочка лет шести. «Вы к нам в гости? Да?» – спрашивает радостно и удивленно.

В гости в Николаевку давно никто не ездит. Большегрузы несутся мимо по проселочной дороге, которая проходит по селу, сокращая расстояние между Москаленским и Исилькульским районами. Николаевке, когда-то звавшейся станицей Николаевской, почти 400 лет. До сих пор на ее окраине сохранились остатки Тоболо-Ишимской крепости, которую в 1752 году сумели возвести казаки из сибирских служилых людей среди голой степи как часть 500‑километровой линии оборонительных сооружений. В ХVIII-ХIХ веках казаки охраняли сибирское население от кочевников, которые устраивали засады, увозя пленных на продажу в Азию. В Николаевской находился штаб 5‑го полка Сибирского линейного казачьего войска. Мирные жители пахали землю, разводили скот: станица быстро прославилась маслодельным, кирпичным, конным заводами. Два раза в год на большие ярмарки сюда съезжался торговый люд со всех краев страны.

Были в Николаевской двухпрестольный храм, построенный во имя Рождества Христова, 5 лавок, 17 мукомольных мельниц и даже фельдшерский пункт. В 1912 году казаки в дополнение к двум школам открыли училище, а после 1917 года в Николаевке появилась биб­лио­те­ка-читальня. К тому времени станица насчитывала почти 3 тысячи душ мужского и женского пола. Казалось, жизненный уклад установился на века, но… Сейчас в деревне осталось всего 7 дворов, и большинство ее жителей – пенсионеры.

– Разъезжаются последние, – вздыхает Валентина Козыркина, самая молодая из взрослых обитателей Николаевки, ей чуть за 40. – Напротив вот женщина с семьей жила, в прошлом году уехали, чтобы детей учить-лечить. Так у нее муж есть, на вахты ездил, зарабатывал. А нам куда рыпаться? Детей трое, я вдова. Дом не продашь, кому он нужен? Чтобы купить в другом месте, больно много денег надо – больше миллиона. Откуда столько? Живем на то, что за детей платят. Ну как живем? Выживаем.

За потерю кормильца Валентина получает по 8 тысяч на каждого ребенка, да 1115 рублей «детских».

– Накопить не могу – то на одежду нужно, то на лекарства. А чтобы за ними поехать, машину нанимаешь до райцентра – 800 рублей в один край. А куда деваться? У нас ведь ни магазинов, ни аптеки, ни почты.

И от начальной школы, и от одиннадцатилетки, которые работали еще в начале ХХI века, не осталось ни кирпичика, только бурьян.

– Детей в Звездинскую школу возят, это центр поселения, – рассказывает Валентина. – Дочь в 5‑м классе, сын – в 7‑м. В 7.45 уезжают на школьном автобусе, после 15.30 возвращаются. Тяжело, устают, потрясись-ка по нашим дорогам, а куда деваться? Дочка сейчас в музыкалку пошла, чтобы заниматься чем-то два часа, пока ждет старшеклассников, автобус работает один на всех. Говорят, есть два, но водителя найти не могут, никто не идет на смешную зарплату. А старший, наоборот, хочет в музыкальную школу, на гитаре играть, но у него по 7-8 уроков, не успевает до автобуса. Хорошо хоть кормят в школе: в начальной школе бесплатно, за старшего отдаем 640 рублей в месяц. Самая младшая дома.

Детский сад в Звездине есть, но для нас это нереально: кто возить будет, как забирать? Школьный автобус не оборудован местами для таких малышей. Раньше-то, когда фермы работали, они и школу поддерживали, и садик был. Молодые педагоги приезжали из райцентра, если здесь жить не хотели. А в 2005-2006 годах начальство районное сказало: «Невыгодно». И школу закрыли, и автобус рейсовый раз в неделю теперь ходит. И то не всегда: увидит, что на остановке никого нет, и не поедет. Школьный тоже, когда зимой дорогу переметает, не приходит, дети дома сидят.

Воду Валентина покупает – еще одна постоянная статья расходов. На окраинах Николаевки два озера, но пить из них нельзя: они соленые.

– Колодец у меня во дворе еще муж строил, – объясняет она. – Но оттуда только на полив беру, ни на стирку, ни на помывку в бане нельзя – вода желтая с какими-то примесями. Так что покупаю питьевую, которую из Звездино привозят каждую неделю. По три 200‑литровые бочки беру, больше 400 рублей получается, если воду экономно расходовать. Дрова тоже покупаю: 10 тысяч рублей за 5 кубометров, а машины две-три на зиму надо. Хозяйство держала, но теперь убрала, выходит дороже, чем покупать продукты. Сено тоже покупать надо. Это раньше воля была, приезжали к нам из разных деревень на покосы. А теперь деревни нет, земли вроде больше стало, а только она чужая, всю поделили-раскупили.

Лихих людей Валентина не боится, брать из ее старенького домишки нечего, хоть и стоит он у самой дороги. Она смеется, что их Центральная улица самая многолюдная в Николаевке: здесь целых два дома, в которых живут люди.

– Прежде станица большая была, колхоз-миллионер, и лес свой, и пилорама, – вспоминает пенсионер Иван Киреев, сосед Валентины. – В начале 90‑х собирались водопровод провести, 12 километров труб проложили, а когда чехарда после перестройки началась, все раскомплектовали, разбили, растащили. Работы не стало, люди и начали разъезжаться. Ну молодые ладно, им надо, а старики выехали, сели в этих многоэтажках, где землю только из окошка видно, и теперь только хоронить их к нам привозят. Нет, мы так не хотим, пенсии у нас небольшие, но кур-уток держим, картошку-морковку сажаем. Не пропадем. Много ли нам надо, у меня и машина еще советская, и штаны такие же. Зачем нам эта цивилизация?

В прошлом году, когда Киреевы – Иван и его жена Лидия – заболели ковидом, оказалось, что цивилизация все же нужна. Скорые на вызовы не приезжали, машина в райцентре, как рассказывают, всего одна, и та на ладан дышит. Иван немного отлежался и повез жену, которой становилось все хуже, в районную поликлинику на своих советских «Жигулях». Приняли ее там не сразу, три дня, по словам Лидии, пришлось ездить, сидеть с высокой температурой в очереди, только чтобы попасть к терапевту: оптимизация не прошла мимо Москаленской районной больницы. А дальше райцентра Киреевы давно не ездят. В Омске были, говорят, давно, еще в молодости.

– Да куда мы поедем? – удивляется Иван. – Печка топится, не бросишь, кур-уток кормить каждый день надо. Пенсия такая, что не до поездок. Так что 40 лет живем хуже, чем на зоне: вроде и сбежать можно, а некуда. А ведь всю жизнь работали, не халтурили. Не понимаю, Россия всем помогает, а нам, своим-то, кто поможет? В Москве жиреют, у нас только беднеют.

Скотник-тракторист на пенсии Рейнгольд Пацер, живущий на соседней улице, словно в насмешку названной Асфальтной, помнит, как колхоз развалился в одночасье. Сначала, как водится, его превратили в акционерное общество, но жители тогда не слишком вдавались в подробности: есть работа, да и ладно.

– В начале 2000‑х было, – рассказывает он. – Помню, утром скотину на ферме накормил, смотрю, машины подогнали, коров загнали, повезли куда-то. Бабы в обед на дойку пошли мимо моего дома, я спрашиваю, куда, если там голые ясли остались. Они не поверили. Через полчаса идут обратно, ревут. А через неделю какие-то люди приехали, давай кувалдами шарахать, все железо из ферм выломали, доски выпилили, склады сожгли.

Техника в отличие от скота не исчезла совсем, только переместилась, по словам Рейнгольда, к фермерам, в которых неожиданно превратились бывшие руководители хозяйства.

– Каждое новое начальство приходило, и все брали, – возмущается он устало. – А когда берут, убывает. Сейчас опахали эти фермеры все под самые крылечки, ни сена накосить, ни корову выпасти. Леса вымокшего, погоревшего вокруг деревни навалом, а брать его нельзя. Покупай дрова – и все, даже делянок не выделяют. Только то, что лежит под ногами, можно поднять, а сухостой не смей. Я в прошлом году погорел за три сухостоины: год возили, как преступника, на место «преступления» – покажи, где пилил. На 50 тысяч штрафа угодил. Ничего теперь у нас нет, кругом чужая земля, чужой лес…

Все, что люди создавали четыре века, оказалось, легко можно разрушить за два десятилетия. О станице Николаевской, когда-то защищавшей границы России, а потом дававшей СССР молоко, зерно и мясо, теперь остались только воспоминания, которые бережно собирают бывшие учителя и ученики Николаевской школы, специально для этого создав группу в соцсети https://ok.ru/nikolaevskaya.

– Слава богу, что Россия с колен поднимается, – неожиданно заключает Рейнгольд.

– То есть ничего страшного, что землю, лес, работу у вас отобрали? – изумляюсь я такому повороту.

– Ну хоть не американцы отобрали, а свои, – отвечает мне старик, сидящий посреди остатков когда-то красивой и богатой сибирской деревни. – Правильно их сюда не пускают.

Телевизор – это единственное, что еще исправно работает в Николаевке. Когда разрушают и воруют свои, это как-то «патриотичнее»…

Наталья ЯКОВЛЕВА, Омская область, фото автора