Патриотизм не приемлет бюрократии. Михаил БУДАРАГИН, член политсовета ВОО «Молодая гвардия»

– Насколько сейчас необходимо вводить патриотическое воспитание? – Школа у нас пока принадлежит государству, она существует на государственные деньги. Если она существует не на государственные деньги, а на какие-то другие, давайте заявим об этом и будем строить другие взаимоотношения. Но пока она существует на государственные деньги, то пускай она на них и существует. Значит, государство имеет полное право предъявлять к школе определенные требования и стандарты. И поэтому сама идея о том, что необходимо патриотическое воспитание, совершенно логична и правильна. Меня в этой ситуации смущает только одна вещь: я не могу отделаться от мысли, что при нынешнем состоянии средней школы в ней можно вводить хоть патриотическое воспитание, хоть изучение истории государства Гонолулу, хоть танцы или фехтование. Все это при нынешнем кадровом составе преподавателей и при нынешней забюрократизированности школьного процесса совершенно бессмысленно. То есть вводить патриотическое воспитание в нынешней школе – то же самое, что лечить больного раком, давая ему средство от насморка. Насморк, может быть, вылечит, если он у него есть, но раковую опухоль оно не уничтожит.

Я связан со школой и могу себе хорошо представить, как это будет на самом деле. Во-первых, патриотическим и военным воспитанием будут заниматься или замордованные учителя истории и обществознания, у которых и так огромные нагрузки, или какие-то отставные военные, как всегда это было в случае военно-патриотического воспитания. Честно говоря, если отставной подполковник идет преподавать в школу, значит, больше делать ему нечего, значит, он какой-то неправильный подполковник. Подполковники, если они правильные, продолжают обеспечивать семью или еще чем-то занимаются, на школьную зарплату невозможно обеспечить ни семью, ни даже себя. Это раз.

Второе: тетеньки из роно будут составлять планы, все это замордуется в полную бюрократическую невменяемость, и все воспитание выльется в расставление галочек по разного рода отчетностям. То есть галочки будут, а воспитания – нет. И поэтому в данном случае мне не совсем понятно, зачем вообще огород городить.

Третье условие, что касается военного воспитания, – это материально-техническое оснащение школ, которое, может быть, в Москве и в больших городах еще куда ни шло, но в провинции, особенно на селе, оно просто отвратительное. Нельзя проводить военное воспитание, предположим, без тира, а поставить во все школы тиры – это деньги. Кто будет давать эти деньги – Министерство образования? Они не предусмотрены. Министерство обороны? Они не предусмотрены. Кто будет оснащать школы необходимым, совершенно неясно. Моя главная мысль заключается в том, что при нынешнем состоянии школы самое лучшее, что с ней можно сделать, – ничего не трогать и подождать, пока она сама окончательно умрет, разложится, и построить что-нибудь новое и нормальное. А лечить раковые опухоли средствами от насморка – бесполезно. Потому что я просто знаю, как это будет реализовано, кто этим всем будет заниматься. Таково мое мнение.

– Если мы все-таки возьмемся за реализацию этой программы, на ваш взгляд, что такое патриотическое воспитание сегодня?

– Патриотическое воспитание, на мой взгляд, должно включать в себя историю, литературу, русский язык – это и так патриотическое воспитание, его элементы. А если выделить отдельно патриотическое воспитание, то должна выстраиваться определенная система, с одной стороны, нравственного отношения к своему государству и своей стране – это раз. Мы должны не просто знать даты, как это часто делается в истории, но и понимать, к чему хорошему или плохому привели те или иные события. Мы на самом деле должны учить детей не только гордиться страной, но и стыдиться, горевать, чувствовать сопричастность ко всему, что происходит. Мне в этом смысле очень близка позиция Василия Розанова, который написал, что это очень хорошо – любить сильное государство, сильную родину, могучую и процветающую, а вот вы попробуйте полюбить слабую родину, униженную, больную, оскорбленную. На самом деле смысл патриотического воспитания заключается в том, что необходимо любить любую родину, как мать – какая она есть, такая и есть. Сегодня необходимо учить именно потому, что мир разомкнут, именно потому, что идет глобализация, развивается Интернет, и сейчас очень важно, чтобы нас не растворило в этом глобальном мире.

– А на каких примерах воспитывать патриотизм?

– Подобных примеров достаточно много в истории, в недавней в частности. Та же 6-я рота псковских десантников – чем вам не пример патриотизма? Мне кажется, что найти примеры в тысячелетней истории страны – совершенно не проблема. Тем более огромной страны, которая до сих пор жива и существует. Мне кажется, что здесь нет проблемы.

– Как понимают патриотизм люди разных возрастов? В чем разница, что общего, что отличного?

– Я не социолог, и у меня нет никакой конкретной информации об этом. Я совсем не знаю, как понимают патриотизм подростки, например, лет 15, для меня это полная загадка. У людей моего поколения, это 25 лет, все очень сложно, потому что наше взросление пришлось на 1990-е, и поэтому у нас есть некая поляризация тех, кто вообще думает об этом каким-то образом: мы или принимаем патриотизм как некий государственный патернализм или, наоборот, воспринимаем патриотизм как предельный космополитизм. Есть у меня такая часть знакомых, либеральных друзей, которые считают, что смысл патриотизма в России должен заключаться в том, чтобы стать 52-м штатом США. Например, я с этим не согласен, но эта точка зрения очень сильна.

У людей более старшего возраста, мне кажется, патриотизм связан с личным опытом. У молодого поколения, конечно, никакого опыта нет, и поэтому мы в основном теоретизируем, выстраиваем какие-то конструкции. А у людей более старшего поколения есть в той или иной степени личный опыт, который они с этим связывают. И самый яркий пример тому – немногие оставшиеся ветераны Великой Отечественной, для которых, разумеется, не существует ничего более важного и значимого, чем Великая Отечественная война. И я уверен, что для них патриотизм в принципе неотделим от этой Победы. Это просто невозможно, потому что это был самый главный опыт в их жизни, самый важный, самый больной, горький и радостный. Наверное, после 30 лет начинается осознание у человека через опыт, оно усиливается, и чем больше опыт, соответственно тем больше все чувства к нему привязываются.

– Нужны ли какие-то специальные структуры, которые будут заниматься патриотическим воспитанием, или специальные программы в школах и вузах? Как вновь не скатиться просто к разговорам о патриотизме?

– Программы, конечно, необходимы, кто бы спорил. Про структуры я даже не знаю. Мне кажется, что не надо множить сущности и придумывать новые структуры. Достаточно нанять энное количество нормальных, грамотных преподавателей, и если это будет нормальная, внятная, вменяемая школьная система, нужно их каким-то образом интегрировать.

Еще одно добавление: системная и очень давняя ошибка всех тех, кто занимается образованием, понимание его как некой отдельной отрасли народного хозяйства. Например, у нас есть лесная отрасль, водная отрасль, есть нефтянка, и есть образование. И как люди работают с нефтянкой или с лесом, так же они работают с образованием. Но этот подход принципиально неверен, потому что в обществе ничего отдельного от образования не существует. Я могу себе представить существующее отдельно от общества лесопользование, потому что это касается не всех, грубо говоря. Меня, например, лесопользование не касается. Но образование – так или иначе. Вот у меня ребенок, я сам учился – образование меня касается напрямую. И поэтому это не их отраслевые дела, где они что-то пытаются тихо сделать, нет, это предельно широкая общественная вещь. Образование, мы все время об этом забываем, неотделимо от семьи, во-первых, потому что ребенок, кроме того что он учится в школе, он еще находится в семье на самом деле. А у нас до сих пор строятся все образовательные программы на том, что семьи не существует в принципе. Это делается следующим образом: есть наша отрасль, образование, а есть весь остальной мир, который мы не трогаем, он нам неинтересен, его не существует. А на самом деле он существует, он постоянно врывается в эту систему, постоянно ее корректирует, видоизменяет, он с ней находится в постоянной, непрерывной коммуникации. И до тех пор, пока мы не поймем, что отдельного образования нет, все это так и останется благими намерениями, хорошими словами и правильными мыслями, но ничего конкретного не получится.