Отделять истину от лжи

Еще Лукиан призывал историков правдиво описывать события и факты давно или недавно минувших дней. Об их ответственности перед потомками писали многие известные философы, писатели, политики. И тем не менее история всех времен и всех народов изобилует легендами, слухами, мифами, которые заменяют, подменяют собой истинные события. И эти ложные сведения, а нередко и прямая клевета на выдающихся исторических деятелей, которая, впрочем, превращает их для потомков в людей ничтожных, безнравственных, принесших вред своему народу. И каждый последующий историк переписывает эти ложные факты и события в неизменном виде, не подвергая их сомнению, не желая исследовать сохранившиеся документы, а если их нет, то попытаться отыскать их.

Нередко исторические события излагаются в такой интерпретации, какова угодна сильным мира сего. Когда же находится ученый, не желающий грешить против истины, прилагающий все силы, чтобы установить, какое из разночтений, разных мнений является наиболее правдивым, открываются нередко другие стороны давно прошедших событий или истинный вклад того или иного лица в дела своей эпохи.

Главными свидетелями того, что на самом деле происходило, становятся прежде всего дошедшие до нас документы. В школьные, а потом в студенческие годы многие из нас усвоили как аксиому, что все российские цари были негодяями и тиранами, а такой выдающийся русский деятель, как Петр Столыпин, был представлен в наших учебниках истории как отрицательный исторический персонаж. Сегодня он, а также многие наши императоры реабилитированы в глазах потомков, им отдается должное. Несправедливо принижена или очернена роль государственных деятелей прошлого не только в отечественной, но и зарубежной истории. И здесь свою «коварную» роль сыграла художественная литература, хотя настоящий историк, и не только историк, но любой образованный человек должен понимать, что перед писателем не стоит той ответственной задачи, как перед историком, и он вполне может допустить вымысел или целиком взять существующий миф, который позволяет сделать сюжет более необычайным, более драматичным, более ярким.

В пьесе Шекспира «Ричард III» он был показан отъявленным злодеем. На самом деле это был умный, справедливый, насколько позволяла та эпоха, храбрый король. Шекспир же взял за основу ту версию, которая поддерживалась Тюдорами, свергшими Ричарда III.

Та же участь постигла и русского царя Бориса Годунова (1551-1605 гг.). В литературе того времени он изображался в темных красках. В драме Пушкина Борис показан как тиран, при котором началось усиление крепостничества. Здесь наш великий поэт взял версию, которую отстаивал в своем историческом труде Николай Карамзин. А тот в свою очередь очернял Годунова в угоду Романовым, чтобы прославить их избрание на царство, положившее начало возрождению России после Смутного времени. И у Карамзина, и у Пушкина Борис Годунов – царь-убийца. И до Карамзина, и после него Бориса обвиняли в том, что он подослал убийц, которые зарезали девятилетнего царевича Димитрия.

К сожалению, версия, которую использовали поэт, писатель в своем произведении, часто начинает считаться достоверным историческим фактом, причем это происходит с трактовкой даже тех событий, многочисленные свидетели которых в тот момент были еще живы. Скажем, художественный вымысел, который лег в основу фильма Сергея Эйзенштейна «Октябрь», без всяких оговорок вошел в учебники по истории о революции октября 1917 года.

Тут уместно привести высказывание Лукиана: «Это большой, вернее, огромный недостаток, если кто не умеет отличать историю от поэзии и начнет вносить в историю принадлежащие поэзии украшения. У истории одна задача и цель – полезное, а оно может вытекать только из истины».

«Какие характеристики вы даете Борису Годунову, когда рассказываете о нем своим ученикам?» – спрашиваю я у учителя с двадцатилетним стажем. Отвечает: «Борис Годунов был жестоким интриганом, убийцей, с него началось Смутное время, которое принесло русскому народу много горя…»

Но вот что пишет об этом царе наш выдающийся генетик Владимир Эфраимсон: «Борис Годунов относится к тому типу исторических деятелей, которые выделялись энергией, умом и целеустремленностью. Несовместимым с версией о его преступном стремлении к владычеству и престолу является тот факт, что он во время ссоры Ивана Грозного с сыном Иваном пытался спасти царевича. Борис при этом был тяжело ранен царем. Он, несомненно, рисковал навлечь на себя жесточайшую ненависть Ивана Грозного. Стремиться к царской власти и с огромным риском для себя попытаться спасти наследника – это мало сочетающиеся сомнения».

Подозрительными и малоубедительными кажутся нам и угрызения совести, якобы испытываемые Борисом Годуновым («мальчики кровавые в глазах»). Высокопоставленные убийцы, находясь у власти, угрызений совести, как показывает история, не испытывали.

Обратимся к объективным свидетельствам царствования Бориса Годунова как при царе Федоре, так и во времена его собственного правления. Вменявшаяся ему в вину отмена Юрьева дня произошла не при нем. Но при нем были построены и заселены Самара, Саратов, Царицын, построена каменная крепость в Астрахани. Таким образом, именно при Борисе Годунове, благодаря его целеустремленной колонизаторской политике, Волга стала от Казани до Астрахани русской рекой.

Юг страны был укреплен цепью крепостей, защитивших нашу страну от крымских татар. Он же убедил царя Ивана Грозного в необходимости отменить опричнину.

Начиная с «Истории государства Российского» Карамзина, в двадцатые годы XIX столетия за Борисом Годуновым закрепилась слава человека, пришедшего к власти путем интриг и преступления. И такое суждение просуществовало более 400 лет. Целых четыре столетия его считали правителем России, который принес ей только страшные беды и страдания.

А как описывали этот период нашей истории более поздние историки? Сергей Соловьев, знаменитый русский историк второй половины XIX века, пытался показать этого загадочного человека как бы изнутри, исследуя его поступки, речи, он старался показать мелочность его души, неразумность многих действий, которые показывали одно его стремление – удержаться на престоле. «Годунов явился на престол боярином, не уверенным в самом себе, подозрительным, пугливым, не способным к поступкам прямым, открытым, привыкшим к мелкой игре в крамолы и доносы, не умевшим владеть собой, ненаходчивым в случаях важных, решительных… Мелкодушие Годунова, непонимание своего положения высказалось и в явном стремлении задаривать, заискивать себе расположение народное расточением милостей… Наконец, недостаток нравственного величия, умения владеть собою, не забываться при достижении желаемой цели всего разительнее оказался в словах Годунова, произнесенных при царском венчании: «Бог свидетель, что не будет в моем царстве бедного человека!» Как можно было обрадоваться до такой степени, забыться от радости до такой степени, чтобы торжественно связать себя подобным обещанием!»

«В 1601 году страшное общественное бедствие дало Борису случай излить реки милосердия выше прежнего и этим милосердием усилить зло, ибо в добрых делах Борисовых, как замечали современники, клятва смешивалась с благословением, добрые дела служили только средством к достижению корыстных целей.

…Все лето были дожди великие по всей земле и не давали хлебу созревать. На праздник Успения Богородицы был мороз великий и побил весь хлеб… И тогда сделался голод, купить его стало негде. Видали людей, которые, валяясь по улицам, щипали траву. Зло увеличивалось тем, что Борис велел раздавать деньги бедным. Окрестные люди устремились в Москву, хотя некоторые из них имели средства кормиться на месте. Зло же увеличивалось также недобросовестностью людей, которым была поручена раздача… В одной Москве, говорят, погибло около 500000 человек: царь хоронил их на свой счет. К голоду присоединилось моровое поветрие, холера».

Как видим, голод и болезни не были «Божьей карой за убийство царевича Димитрия», они случились из-за плохих погодных условий, которые, впрочем, происходили и в Западной Европе.

Ученик Соловьева, другой историк – Владимир Ключевский не отступает от сложившейся трактовки деятельности Годунова в период своего царствования. «Борис начал царствование с большим успехом, даже с блеском. Но, признавая, что он наружностью и умом всех людей превосходил и много похвального учинил в государстве, был светлодушен, милостив и нищелюбив… его упрекали в ненасытном властолюбии и в наклонности доверчиво слушать наушников и преследовать без разбора оболганных людей…».

В одной из лекций у Ключевского есть раздел, который назывался «Толки и слухи про Бориса». Само название говорит о том, что все это не вполне доказано. Что же он относит к слухам?

«Борис Годунов стал излюбленной жертвой всевозможной политической клеветы. Кому же, как не ему, убить царевича Димитрия? Так решила молва. Незримые уста понесли по миру эту роковую для Бориса молву. Говорили, что он не без греха в этом темном деле, что это он послал убийц к царевичу, чтобы проложить себе дорогу к престолу. Но со смертью царя Федора подозрительная молва оживилась. Пошли слухи, что и избрание Бориса на царство было нечисто, что, отравив царя Федора, Годунов достиг престола политическими уловками».

Известный писатель-историк К.Валишевский замечает, что Карамзин имел документы, из которых было видно, что Борис Годунов невиновен в приписываемых ему злодеяниях, но церковная версия заставила его поддержать традиционное мнение». А вот что писал западный историк К.Грюнвальд: «Это оригинальная личность, воплощение ума и энергии, о котором все современники единодушно отзываются как о человеке исключительно даровитом… Изумительный человек, с умом сильным и проницательным, благочестивый, красноречивый, сострадательный к бедным, целиком преданный своему делу. Если в Москве и были даровитые администраторы, то по уму они все же были лишь бледной тенью Бориса…»

У историка С.Веселовского есть факты, подтверждающие неправильность общепринятой оценки Бориса Годунова: «Оценка режима царя Бориса в пушкинской драме целиком взята у Карамзина, который не жалел красок, чтобы очернить Бориса Годунова. Но в нашей историографии после Карамзина появилось много существенных поправок: участие и виновность Бориса Годунова в деле смерти Димитрия остаются под большим сомнением. Борис не был основоположником закрепощения крестьян, так как первые заповедные указы, лишавшие крестьян исконного права перехода в Юрьев день, были отданы Иваном Грозным».

Заканчивает свою статью о Борисе Годунове Владимир Эфроимсон такими словами: «…На Годунова сваливают все беды Смутного времени, порождаемые в действительности тем, что Иван Грозный начисто вырвал у всего народа представление о том, что такое добро и зло, право и справедливость, честь, совесть, долг».

Итак, историческая справедливость восторжествовала. И это далеко не единственный случай, когда из-за отсутствия доводов, доказательств историки, писатели, политики, а в далеком прошлом и летописцы в угоду кому-то или учитывая свидетельства только одной стороны, преднамеренно или по недобросовестности умаляют какого-то деятеля, историческую личность или, наоборот, возвышают ее.

И примеров подобных привести можно сколько угодно. Так, до последнего времени считали, что Джордано Бруно сгорел на костре инквизиции. Однако года два назад были обнаружены документы, которые гласили, что ничего подобного на самом деле не было, и католическая церковь не повинна в смерти этого ученого. Кстати сказать, информация эта прошла как-то малозаметно и потому, наверное, многие учителя-историки по-прежнему считают истинной прежнюю истину.

Даже сами писатели, поэты старались подчеркнуть, что их произведения не следует принимать как исторически правдивые. Скажем, испанский писатель Мигель де Сервантес писал: «Одно дело – поэт, а другое – историк: поэт, повествуя о событиях или же воспевая их, волен изображать их не такими, какими были они в действительности, а такими, какими они долженствовали быть, историку же описывать их не такими, какими они долженствовали быть, но такими, каковы были в действительности, ничего при этом не опуская и не присочиняя».

Впрочем, сами историки, если они по-настоящему ответственны перед потомками, перед народом, хорошо знают, что они должны отделять истину от лжи, достоверное от сомнительного.