От равных прав к равным возможностям

Каждый год во время приемной кампании в вузы неизменно возникает вопрос о льготниках. Одни говорят, что инвалиды имеют право на поступление в вуз, другие негодуют, что из-за льготников теряют право на поступление многие здоровые выпускники школ. О том, как должно быть обеспечено право инвалида на образование, шел разговор на «круглом столе» в Государственной Думе РФ, в котором приняли участие представители Москвы.

Александр КИОСЯ, директор школы №1961:- Закон Москвы от 28.04.2010 №16 «Об образовании лиц с ограниченными возможностями здоровья в городе Москве» стал важным шагом к созданию в городе такой образовательной среды, в которой дети с ОВЗ смогут найти оптимальные условия для обучения и воспитания. В этом законе впервые вводится термин «инклюзивное образование», под которым понимается совместное обучение, включая организацию совместных учебных занятий, досуга, различных видов дополнительного образования лиц с ограниченными возможностями здоровья, а также не имеющих таких.Школа №1961, которой я руковожу с 2005 года, работает над созданием модели инклюзивного образования для детей с ОВЗ прежде всего в рамках классно-урочной системы, потому что есть масса примеров школ, где есть инклюзивное обучение, там дети катаются на лошади, гуляют с собаками, разводят кроликов, и все это называется инклюзивным образованием. Мы за классно-урочную систему.За это время в общеобразовательные классы школы были приняты 15 детей с нарушениями здоровья различной степени выраженности заболевания. В инклюзивных классах у нас обучаются дети с нарушением функций опорно-двигательного аппарата, нарушением слуха, нарушением зрения, в прошлом году был принят полностью слепой ребенок, имеющий сохранный интеллект. Мы создали два интегративных класса «Особый ребенок», в которых обучаются десять детей с тяжелыми нарушениями психофизического развития: синдром Дауна, аутизм, нарушение, задержка психического развития. Мы пошли и на это, чтобы отработать возможность, понять, возможно ли это в рамках обычной школы или нет.Обучая детей в отдельных специальных классах по программам специальной коррекционной школы (мы не скрываем, что это VIII вид), мы их адаптировали к интеллектуальным возможностям. Ученики классов «Особый ребенок» находятся в среде здоровых сверстников, посещают вместе с ними уроки музыки, физкультуры, школьные мероприятия культурно-эстетической направленности, школьный музей, военно-патриотический, школьную столовую, библиотеку, спортзал. Подчеркиваю, некоторые уроки они посещают отдельно, это дети, которые имеют тяжелое психофизическое поражение – синдром Дауна, аутизм и ЗПР, на массовых уроках все занимаются вместе.Наша школа открыта, охотно делится своим опытом в СМИ, в телепередачах, на семинарах, форумах, я веду каждый понедельник на ТВ «Юго-Запад» рубрику об этом. Однако реального внедрения инклюзии в образовательную практику известных мне школ я не наблюдаю.Реальная инклюзия требует изменения организации образовательного процесса, его реальной, а не декларативной индивидуализации. Мы слишком много говорим об индивидуальности, а фронтальные методы как были, так и остались. Выстраивание образовательного маршрута должно идти с учетом возможностей и потребностей ученика, с пониманием того, что результат обученности учащихся тоже может быть разным, что это должно быть нормально.Ученик с нарушениями здоровья не всегда может успевать по всем предметам школьной программы так, как его сверстники. Ему обязательно требуется дополнительная помощь педагога и специалистов – логопеда, психолога, дефектолога, но и в этом случае он может не показать 100 процентов качества знаний. А если такой ученик не один (например, у нас их 26)? Это приводит к снижению качества знаний всей школы, показателям невысокой квалификации педагога и, как следствие, руководителя школы. Наша школа находится на предпоследнем месте в рейтинге района уже много лет. Не важно, сколько труда и душевных сил вложено педагогами в этого ученика, важен ведь результат. А если его нет? Если не освоены в полной мере предметы школьной программы, не показан высокий балл ГИА, ЕГЭ, значит, школа работает плохо. Школе легче отказать ученику с нарушениями здоровья в приеме или включить его только в досугово-развивающую деятельность в системе дополнительного образования.Думаю, нужно разработать типовое положение об инклюзивном классе, о специальных коррекционных классе и группе. Такого положения нет, но оно есть в детских садиках. Сегодня в общеобразовательной школе нет возможности лицензировать данную деятельность, до сих пор мы это делаем под прикрытием, слава богу, Юго-Западного окружного управления образования. Если нас спросят, на каком основании мы это делаем, то придется признаться, что лицензии на это у нас нет.У нас есть проблема особого кадрового обеспечения инклюзивного образования. Педагогические вузы выпускают предметника, а нужен предметник-дефектолог, предметник-логопед, предметник-психолог. Вузы выпускают дефектолога и логопеда, но они не предметники. Инклюзивное образование не пойдет, пока это будет сохраняться, только не будет соединения профессий, например, «учитель русского языка, литературы» и «дефектолог». Без этого не пойдет ничего, мы все это отработали.Необходимо дополнительное введение в штатное расписание школы и финансирование такой должности, как тьютор или педагог сопровождения. Что мы делаем? Пока мы еще в эксперименте, у нас есть шесть дополнительных штатных единиц. Из этих единиц мы создаем должность «педагог-организатор», который на самом деле сопровождает этих детей, когда они передвигаются по школе. Без этого тоже не пойдет никакая инклюзия, будет только одна говорильня.В общеобразовательной школе нужны специальные условия обучения и воспитания, то есть материально-техническая среда (пандусы, поручни, лифты). Мы на базе нашей школы попытались обучать всех, это, конечно, очень тяжело, наверное, поэтому за нами никто не пошел. Возможно, есть смысл директорам договариваться: эта школа только для слабовидящих, эта – для только слабослышащих, эта – для детей, имеющих синдром Дауна, эта – для имеющих аутизм, что будет проще и дешевле. Однако мы все пытались и пытаемся создать школу сразу для всех. Но нашим детям нужен учебный процесс, выстроенный по индивидуальным учебным планам, нужен документ государственного образца об образовании детей, не освоивших в силу этого образовательную программу. Сегодня ничего этого нет.Дальнейшая перспектива профессионального обучения и дальнейшее трудоустройство детей зависят напрямую от выстраивания вертикали «детский сад – школа – колледж – вуз – рабочее место», как это сделано, например, в Германии.Сергей МОРОЗОВ, доктор медицинских наук, общество помощи аутичным детям «Добро»:- С проблемой детского аутизма я связан 38 лет, из них 27 лет – профессионально. Если мы своевременно адекватными методами в достаточном объеме начинаем коррекционную работу, то до 60 процентов детей могут обучаться по программе массовой школы, до 30 процентов – по программе того или иного вида специальной школы, остальных – почти всех – можно адаптировать в условиях семьи.Когда ребенка с аутизмом признают инвалидом, естественно, ему составляют индивидуальную программу реабилитации. Это уже победа, потому что долгое время инвалидность по аутизму вообще не устанавливали, сейчас можно этого добиться, хотя и уговаривают не ставить диагноз «аутизм», а что-нибудь еще, дескать, все равно в 18 лет мы этот диагноз ребенку поменяем. Когда мы говорим о социальных аспектах, то все хорошо написано, но где специалисты, которые могут заниматься социальной реабилитацией таких детей? Ни один вуз в России специалистов по обучению, воспитанию и социальной реабилитации людей с аутизмом не выпускает. Самое главное, и это признают даже медики, основное направление – психолого-педагогическая коррекция, но федеральный закон о специальном образовании два раза отклонили, поправки к закону «Об образовании», которые мы разрабатывали, тоже отклонили. В новом законе об аутизме ни слова нет, а если нет слова, если это входит в понятие «и другие», то рассчитывать на какие-нибудь серьезные сдвиги не приходится. Сегодня уже подготовлен проект государственного образовательного стандарта, который не предполагает создание специальных учреждений для детей с аутизмом.Я самый горячий сторонник инклюзии, однако если она не будет подготовлена в дошкольном возрасте, в преддошкольном возрасте, то такая инклюзия не состоится, мы снова получим то же самое индивидуальное обучение, но только уже в школе, где преподаватели об аутизме где-то когда-то что-то слыхали, а иногда и не слышали. То, что есть большие резервы, можно подтвердить тем, что много людей с аутизмом добились больших успехов в науке, в искусстве, сумели подняться высоко по социально-иерархической лестнице, что есть положительный опыт экономически выгодной коррекционной работы, но это мы до сих пор, к сожалению, не используем.Станислав ИВАНОВ, вице-президент Всероссийского общества глухих:- Конвенция о правах инвалидов устанавливает, что определение «язык» включает речевые и жестовые языки, возможность использования жестового языка в образовании и официальных отношениях инвалидов по слуху. Российский жестовый язык стал основным средством общения для большинства глухих, его используют более 95 процентов инвалидов по слуху. В статье 14 Федерального закона «О социальной защите инвалидов в Российской Федерации» указывается: язык жестов признается как средство межличностного общения. Статус межличностного общения создает границы между жестовым языком и лингвистическими системами. Такой статус в соответствии с законом «О языках народов Российской Федерации» не дает право на получение мер государственной поддержки.В Российской Федерации за последние годы наметились сдвиги по выстраиванию системы предоставления услуг по сурдопереводу. Услуги по сурдопереводу включены в федеральный перечень, утвержденный распоряжением правительства, постановлением Правительства Российской Федерации утверждены правила предоставления инвалидам услуг по сурдопереводу федеральным бюджетом. Однако некоторые проблемы остаются нерешенными – это количество переводчиков с жестового языка, качество оказываемых ими услуг, традиции самого жестового языка как лингвистической системы при подготовке специалистов, использующих жестовый язык в образовательном процессе.Сейчас для нас очевидно, что изменение статуса жестового языка и признание его как государственного в качестве лингвистической системы в решении обозначенных вопросов будет затруднено. В настоящее время в Российской Федерации переводческие услуги оказывают 1112 переводчиков жестового языка при необходимом количестве 6,5 тысячи специалистов.Кроме того, оставляет делать лучшего качество оказания услуг значительной частью специалистов. Такое положение – следствие отсутствия в государственной системе профессиональной подготовки переводчиков с жестового языка. Практически преподавателей жестового языка в нашей стране не существует. Тогда кто будет готовить переводчиков?В гражданском, процессуальном, уголовно-процессуальном, административном и ином законодательстве сурдопереводчики определены как лица, владеющие навыками сурдоперевода либо понимающие знаки глухого, глухонемого. Такие определения не способствуют повышению статуса жестового языка и престижа профессии переводчиков с жестового языка. Очевидно, что просто владение навыками сурдопереводов в настоящее время не может быть основой квалификации переводчиков с жестового языка, которые должны обладать профессиональными знаниями в области психологии, педагогики, права, этики, владеть специфическими терминологиями и многими другими. Эти знания должны подтверждаться документом образовательного государственного образца.Специалисты из Всероссийского общества глухих всегда придерживаются мнения, что образование может быть полноценным и эффективным только тогда, когда есть полное взаимопонимание между учителем и учеником. О какой коммуникации можно говорить, если в большинстве случаев педагог специальной коррекционной школы для глухих не знает хотя бы базовой основы жестового языка. Я часто бываю в специальных коррекционных учреждениях и вижу, что многие глухие дети недопонимают учителей, естественно, качество образования, обучения часто запущенны.Мы предлагаем изменить статус жестового языка путем внесения изменений в статью 14 Федерального закона «О социальной защите», внести термин «жестовый языком общения при нарушениях слуха», что позволит обосновать обязательства для государства по поддержке жестового языка и подготовке преподавателей жестового языка.Статью 18 Федерального закона «Об образовании» мы предлагаем дополнить нормами, гарантирующими использование жестового языка в образовательном процессе, вовлечение в образовательные учреждения педагогов для преподавания жестового языка, в том числе инвалидов по слуху.Николай БУРЧИЕВ, член региональной общественной организации по защите гражданских прав детей-инвалидов и детей с ограниченными возможностями здоровья «Образовательная инициатива»:- На мой взгляд, в Москве реализуется уникальная форма образования – школы надомного обучения. Начало образования школ надомного обучения было положено в 90-е годы прошлого века. Именно в эти годы для обеспечения оптимальных условий для обучения, социализации, воспитания детей с ограниченными возможностями здоровья и детей-инвалидов в городе стали появляться экспериментальные площадки. Тут реализуется уникальная форма обучения детей с проблемами со здоровьем – мягкая инклюзия. Уникальность формы заключается в том, что детям с сохранным интеллектом, не имеющим возможности получать полноценное образования в условиях общеобразовательных школ, предоставляется возможность получить полноценное образование в пределах государственных стандартов в условиях, адекватных их физическим особенностям.В процессе такого обучения дети с ослабленным здоровьем в полной мере вовлечены в процессы общественного созидания и активной социализации. На сегодняшний день учащиеся школ получают образование в рамках стандартов общеобразовательной школы, предусмотрена вариативность обучения в нескольких формах, это классно-урочное, индивидуальное, групповое и надомное обучение для детей, у которых есть достаточно серьезные проблемы.Этот московский эксперимент имел положительный опыт, к 2003 году на территории Российской Федерации насчитывалось 22 школы подобного типа, но сегодня их число сокращается. К сожалению, некоторые чиновники посыл высшего руководства страны о внедрении инновационных подходов в обучении детей-инвалидов, детей с ОВЗ истолковали слишком буквально. Сегодня уникальные формы обучения и социализации детей пытаются заменить дистанционными формами обучения, тем самым отрывая их от жизни общества, препятствуя их социализации. Цель внедрения дистанционной формы они видят в том, чтобы перевести подготовку и обучение, социализацию детей к единым унифицированным стандартам, мы считаем, что это невозможно, в связи с тем что эталоном в обучении такого ребенка должны быть именно индивидуальные особенности, индивидуальные способности. Метод стандартизации тут неприемлем.Кроме того, повсеместное внедрение дистанционной формы невозможно по противопоказаниям по здоровью. Не для всех детей-инвалидов и детей с ОВЗ допустимо получение образования с использованием компьютера. В результате может быть разрушена годами наработанная уникальная и эффективная форма обучения и социализации детей-инвалидов и детей с ограниченными возможностями здоровья. Самое главное – то, что перевод детей на дистанционное обучение вырвет их из жизни общества, изолирует их от общественного созидания, приведет к проблемам с их социализацией. Будет нарушен многогранный процесс, включающий в себя все биологические предпосылки, направленные на вхождение больного ребенка в социальную среду. Перевод же части больных детей, состояние здоровья которых позволяет интегрироваться в массовую школу, невозможен, потому что опыт обучения детей с особенностями здоровья плачевен.Мягкая инклюзия создает условия для самостоятельного осознанного выбора каждой личностью своей стратегии поведения, способа своего существования, направления самореализации и самосовершенствования в контексте человеческой культуры.Мы хотим вынести на рассмотрение общественности включение в закон допустимых форм образования для детей-инвалидов и для детей с ОВЗ. Это общеобразовательная школа с условием ее постепенной инклюзивности, повсеместное тиражирование и распространение имеющегося положительного опыта школ надомного обучения и все-таки дистанционная форма, потому что в некоторых случаях это очень важный, нужный и созидательный элемент.Елена КЛОЧКО, заместитель председателя Общественного совета родителей детей-инвалидов и молодых инвалидов Москвы:- В настоящее время существующая модель социальной защиты больше медицинской направленности, чем социальной, мы все время говорим о социальных компенсациях, социальной защите и льготах, а не о равноправии инвалидов. Может быть, все-таки лучше говорить о социальной интеграции инвалидов? Мы давно говорим о сертификате дополнительного образования ребенка-инвалида с особыми образовательными потребностями, уверены в том, что если за ребенком этот сертификат будет следовать от ранней реабилитации, которая замечательно прописана в законе, сквозь дошкольное, школьное учреждение, вуз, то снимутся вопросы по поводу обеспечения рабочего места, мы разовьем конкуренцию между существующей системой общеобразовательных заведений, центров реабилитации и коррекционных центров.Сергей СЕМИН, студент Московского государственного социально-гуманитарного института:- Сегодня проблема интеграции людей с ограниченными возможностями здоровья стала одной из приоритетных проблем нашего государства. В мировой практике принятия законодательных актов о правах инвалидов и проведения социальной политики в отношении лиц с ограниченными возможностями здоровья действует принцип «ничего о нас без нас». Иными словами, все, что делается для инвалидов, должно приниматься и реализовываться с их непосредственным участием. Для усовершенствования законодательства Российской Федерации, я считаю, нужно реализовать несколько положений.Я считаю, что необходимо готовить специалистов по социальной реабилитации, которых в России пока недостаточно. У нас готовят исключительно медицинских реабилитологов, но инвалидам в не меньшей степени нужна социальная реабилитация, а для этого нужны и другие специалисты. Для этого вообще нужно в корне менять систему: думать не о патологии, а о возможности, которая у человека есть.Как утверждал основатель Паралимпийских игр Людвиг Гудман, важно не то, что потеряно, а то, что осталось, если продолжать упираться только в медицинский аспект, то в стране не будет активных людей из числа инвалидов.Думаю, нужно внести в законодательство об образовании всех уровней нормы, способствующие развитию инклюзивного образования, при этом законодательно закрепить меры, способствующие повышению уровня инклюзивного образования в дошкольных, школьных, средних профессиональных и высших учреждениях, как государственных, так и частных. Главную роль здесь, конечно, играет безбарьерная среда общественных учреждений.В Московском государственном социально-гуманитарном институте созданы все условия безбарьерной среды, которые способствуют преодолению и компенсации ограничений жизнедеятельности, о такой среде много говорят на всех уровнях, но практически она нигде не реализована. В институте созданы условия для реализации творческих, спортивных способностей студентов. Студенты составляют основу паралимпийской сборной России по фехтованию, стрельбе из лука, участвуют в соревнованиях различного уровня. Кроме того, студенты демонстрируют свои таланты и уникальные возможности на творческих фестивалях, концертах и выставках.Вахит БАЙРАМОВ, ректор Московского государственного социально-гуманитарного института:- Мы единственный, головной вуз, который занимается проблемой социальной защиты и реабилитации, образованием инвалидов, обучением людей с инвалидностью опорно-двигательной системы. Уже два года, наверное, мы занимаемся образованием и людей других нозологий – слабослышащих и слабовидящих. В перспективе мы думаем, что, создав сеть филиалов и став университетским комплексом, будем заниматься образованием всех категорий инвалидов.С законодательной точки зрения нужны изменения, поправки, для того чтобы улучшить условия обучения людей с инвалидностью. В нашем институте более 1000 студентов, из них 500 человек имеют инвалидность первой, второй и третьей группы. Многие из них с инвалидностью первой и второй группы ежегодно встречаются с проблемами, связанными прежде всего с жизнедеятельностью и ежегодным прохождением медико-социальной экспертизы.Я не могу понять, зачем инвалиду первой группы в коляске ежегодно подтверждать свою инвалидность. Наверное, надо отнестись к этому с правильным пониманием, уважать людей, которые обречены на эту инвалидность. Люди, имеющие инвалидность первой и второй группы, сегодня теряют те льготы и те преимущества, которые им нужны при поступлении в вуз, я считаю, что они должны быть сохранены. У нас среди инвалидов есть конкурс при поступлении в Московский государственный социально-гуманитарный институт, потому что такое число инвалидов не поступает ни в одно учебное заведение. Нужна определенная работа в поддержку людей с ограниченными возможностями, надо все-таки прислушаться к мнению тех людей, которые в этом нуждаются.Вениамин КУЗНЕЦОВ, президент Российского союза инвалидов:- Проблема социальной защиты, социальной интеграции инвалидов должна быть поставлена государством как одно из важнейших направлений совершенствования самого общества, развития духовно-нравственных начал общества. Без этого мы никуда не двинемся. Поэтому все так называемые затраты нужны, чтобы общество, государство поняли – это не затраты, это вложения в развитие социального капитала. Есть масса общественных организаций инвалидов, которые готовы ставить проблемы перед государством, но не готовы отстаивать их.Ирина ЗАРУБИНА, заведующая отделом Федерального института развития образования, кандидат педагогических наук:- Мы сталкиваемся с проблемами при оформлении ИПР для выпускников как специальных, так и обычных массовых школ. Очень многие из них обращаются к нам в Федеральный институт образования, во Всероссийское общество слепых с претензиями, жалобами к медико-социальным экспертизам, которые отказывают им в оформлении ИПР, хотя им рекомендовано обучение в том или ином профессиональном образовательном учреждении.Мы, как правило, позитивно решаем этот вопрос, выпускник школы поступает в то учреждение, которое выбрал. Но, к сожалению, далеко не все дети могут преодолеть те проблемы, которые у них возникают в результате посещения МЦ при оформлении ИПР, многие просто отказываются от получения профессионального образования в результате того, что специалисты МЦ отговаривают (чаще даже всего родителей), чтобы ребенок учился, аргументируя это не только тем, что этот человек не сможет получить образование, но и тем, что потом он не сможет трудоустроиться.Следующая проблема, с которой сталкиваются инвалиды при подаче документов уже в приемные комиссии, возникает тогда, когда ребенок принес нормальный ИПР, где ему рекомендовано обучение в данном учебном заведении: представители приемных комиссий (очень часто это даже председатели) говорят: «Может быть, вы и сможете в нашем учреждении учиться, но мы должны будем нести дополнительные финансовые нагрузки, связанные с организацией необходимых условий, а у нас нет ни финансовой, ни другой возможности». В результате человек забирает документы, даже не проходя вступительные испытания. С нашей точки зрения, необходимо предусмотреть дополнительное финансирование студентов, обучающихся в высших учебных и средних специальных учреждениях, для создания требуемых условий. Эту нагрузку должен нести не вуз, не среднее специальное учреждение, не то образовательное учреждение, где учится студент, а все-таки государство. К сожалению, на сегодняшний день это, как правило, ложится на плечи семьи или вуза.С нашей точки зрения, необходимо предусмотреть дополнительное обеспечение техническими средствами реабилитации выпускников школ (или даже старшеклассников), студентов, потому что без обеспечения современными техническими средствами реабилитации получение полноценного образования на современном этапе достаточно затруднено. В результате семьи, которые не могут обеспечить своего ребенка дополнительными техническими средствами реабилитации, сталкиваются с ситуацией, когда получение образования для инвалидов осложнено, и чем беднее семья, тем меньше вероятность того, что ребенок получит образование, ведь она не может купить ребенку специальный, допустим, брайлевский дисплей, специальное программное обеспечение. У нас раньше в библиотеках были даже специальные чтецы, сейчас во многих библиотеках, даже в нашей республиканской государственной библиотеке, нет чтецов, которые могут студентам оказать помощь, поэтому надежда только на информационные технологии.Когда мы учились, была очень тесная взаимосвязь со студентами, сейчас изменились межличностные отношения, той взаимопомощи, которая была 25-30 лет назад, уже нет, это тоже меняет характер получения профессионального образования инвалидами.Если инвалид получает образование, то следующая проблема – это трудоустройство, обеспечение техническими средствами реабилитации молодого специалиста. На сегодняшний день ни компьютер, ни периферия, необходимая, допустим, инвалиду по зрению, не входят в перечень технических средств реабилитации, а ведь если мы говорим и о глухих, и об опорниках, то в каждой категории есть свой перечень технических средств реабилитации, которые необходимы при получении профессионального образования и при трудоустройстве.Даже если работодатель согласен принять человека без ИПР, нередко бывают ситуации, когда приходят различные проверяющие органы, вынуждают сократить инвалида, если у него нет ИПР. У нас уже есть конкретные примеры, когда учитель, допустим, инвалид II группы, с большим стажем в массовой школе преподает историю, приходит проверяющая комиссия, говорит: «Почему он у вас работает на две ставки?» – и снижает ему нагрузку. Таким образом, получается, что социальная защита, защищая инвалида, лишает его работы.Александр КЛЕПИКОВ, заместитель председателя Всероссийского общества инвалидов:- Мы говорим о защите прав инвалидов, но ваши интересы можно только одним способом – в соответствии с 181-м законом идти в суд. Мне кажется, что одна из главных мер в новом законодательстве – реформирование медико-социальной экспертизы, потому что тут начинается встреча инвалида с обществом, определяются его права. Мне кажется, нужно четко отделить функции экспертизы от функций реабилитологии. Экспертиза не может реабилитировать, но как только она начинает заниматься реабилитацией инвалидов, это становится одним из показателей ее успешной работы. Поэтому снятие групп становится показателем успешной реабилитации инвалидов, потому что это делает экспертиза.Максим ЛАРИОНОВ, руководитель юридической группы региональной общественной организации инвалидов «Перспектива»:- Закон «О социальной защите инвалидов в Российской Федерации» гарантирует право на образование, на трудоустройство, но на вопрос, реализуются ли эти права в отношении людей с ментальной инвалидностью, есть однозначный ответ: нет, не реализуются. Наша организация совместно с партнерами провела социологический опрос 500 респондентов, которые имеют ментальные нарушения. Более 90 процентов выразили желание трудиться и считают, что могли бы быть полезными обществу.