“Осталось две получки до метели…”

“Осталось две получки до метели,

и ни одной любви до Рождества…”

Но думаю не про себя – сама я счастлива и любима. А про драгоценных моих друзей, отчасти учеников – помладше меня или моих ровесников: тридцати-пятидесятилетних. Трудоголиках. Холостяках. Исчисляющих время датами выпуска своих газет или проведения сборов с детьми, да еще вот этими авансами и получками – сколько их осталось до метели… Все друзья мои – в основном журналисты и педагоги. (Но, по моим наблюдениям, не меньше таких же одержимых среди новых русских, тех из них, для которых бизнес – это не просто деньги, но тоже – азартнейшее творчество).

Ну а про любовь, которой у них, как правило, ни одной не только до Рождества – мне им приходится самой напоминать. Им влюбляться и даже вспоминать про любовь некогда.

Работа – их одна и пламенная страсть. Все они, как правило, закоренелые холостяки или разведенные. Какая же женщина способна выдержать конкуренцию с их безудержным, самоотверженным творчеством? Сублимация, скажете? Но так ли уж она неизбежна для подлинно творческого человека?

…Годам к шестидесяти (сужу по своим старшим друзьям-трудоголикам) некоторым из них все же удается создать семью. Но только в том случае, если это тихие, уютные, самоотверженные в любви к мужу женщины, уже не претендующие на конкуренцию в сердце любимого с Ее Величеством Работой. Мой учитель, интеллигентнейший человек, главный редактор популярной газеты, обретя в последние десять лет жизни такое вот тихое семейное счастье после бурных кошмаров супружества с первой женой, тоже яркой творческой личностью, однажды в своем кабинете неожиданно закатил мне скандал за мой невинный, чисто из вежливости вопрос: “Ну а как дома дела?” “Не сметь, – кричал он на меня, топая ногами, – смешивать дом с работой! То – то, а это – это!” Все его сотрудники, оказывается, были в курсе этого разделения, одна я попала, как кур в ощип.

…Но не приведи, Господь, моим друзьям-трудоголикам, особенно в юности, любить и строить семью на началах соратничества, равенства с любимой в творчестве, как получилось у моего Учителя. Маргаритой при Мастере еще можно выжить. Но вот когда и Маргарита сама Мастерица… Тут только пух и перья летят. Конечно, в истории нового времени (когда женщина получила доступ к творческим профессиям) есть исключения – французские физики супруги Кюри, например.

Писатель Юрий Рюриков, правда, относит наступление подлинного равенства мужчин и женщин только к следующему веку, грядущую эпоху эту он назвал “биархат”, в отличие от патри- или матриархата, с переменным успехом сменяющих друг друга на протяжении всей истории человечества. Что ж, может, в грядущем (более далеком все же, как мне кажется, чем двадцать первый век, который уже совсем на носу и с приближением которого в нашем сознании стремительно тает вокруг него радужная дымка надежд, иллюзий и утопий, которые нас еще недавно согревали) не только в специальной, общественной, но и в личной, семейной жизни будет взят этот барьер. Не менее трудный, чем для современной и будущей техники барьер звуковой и световой, – равенство мужчин и женщин в Любви и Творчестве, причем не “вообще”, а в конкретной, отдельно взятой семье. И подобное “обыкновенное чудо” (кстати сказать, в одноименной сказке Евгения Шварца и фильме муж – Волшебник, Маэстро, Мастер, а жена все же обычная, земная женщина; домохозяйка) и вправду, может, станет нормой. Но пока мне лично это очень трудно представить: слишком много я насмотрелась (включая свой опыт) на пылающие останки алых парусов, с такой уверенностью выходивших из гавани юности со счастливыми, любящими, равно талантливыми Мастерами и Маргаритами. Талант ведь (в отличие, быть может, от гениальности) эгоцентричен по своей сути. И потому противоположен любви, в том числе и той Высокой, Единственной, Одухотворяющей, которую все-таки ждут любезные моему сердцу творческие трудоголики, а на иную они и не согласны, особенно в молодости.

…Слушая по телефону горькие сетования их мам на затянувшееся холостятство одних или на очередной развод других, я грущу вместе с ними и призываю мам уповать разве что на век грядущий с обещанным “биархатом”. Если, конечно, удастся в веке этом подольше пожить.

Но вопреки всем резонам, призывая на помощь чудо, я все же желаю прекрасным, самоотверженным, красивым, талантливым и все же одиноким друзьям моим счастливой, настоящей, ослепительной Любви – еще до Рождества. Вдруг получится? Бог в помощь вам, друзья мои, Бог в помощь.

Ольга МАРИНИЧЕВА