Особый путь

Окончание. Начало в №47-52, 1, 2

Заманчивая идея единой программы воспитания гуляет по научным трудам не первое столетие. Обкатывалась она преимущественно в тоталитарных странах, где школа воспринимается как «средство удерживать народ в зависимости, страхе и повиновении» (Ф.Ницше). Многие даже склонялись к мысли, что такая программа – расставленная государством ловушка, призванная нивелировать личность, подчинить воспитание «умышленному формированию людей по известным образцам» (Л.Толстой).

Россия также пришла к идее воспитания школой через принуждение. Историк педагогики, один из членов-учредителей АПН РСФСР Николай Чехов вспоминает, как после покушения на императора Александра II министр народного просвещения Головнин был обвинен в распространении среди учащихся революционных идей. Государь указал особый путь развития школы, повелев впредь руководствоваться не либеральными, а религиозно-патриотическими основами воспитания. «Отныне, – пишет Чехов, – школа должна больше воспитывать, чем учить».

В Законе «Об образовании в РФ», как и при царе, воспитание поставлено на первое место, только за ним следует обучение (ст. 2, п. 1). Чтобы процесс шел в едином русле, министерство утвердило Примерную программу воспитания. Такой документ, больше похожий на политический манифест, нежели пригодную для педагогического употребления методику, появился на свет в 2019 году и даже зарегистрирован в Госреестре.

Почетное место в программе отведено раскрытию «цели воспитания в образовательной организации – личностному развитию обучающихся» на основе «национального воспитательного идеала» (раздел 2). Здесь сразу три расхождения с формулой закона, где воспитание ограничено «созданием условий для самоопределения» обучающихся (ст. 2, п. 2). Выбросив самоопределение, авторы выбросили с водой ребенка – вместо свободы выбора ему навязывается некий стандарт в виде национального идеала. Забыто и о том, что идеал интернационален (идеал чести, добра, справедливости). Напомним, само слово пришло к нам от Шиллера, оно взято из его элегии «Идеалы» и считалось в России иностранным («на модном слове идеал тихонько Ленский задремал»).

Сюда же зовет ставшее расхожим клише-призыв «формирование у обучающихся основ российской идентичности» (с. 2), смысл которого авторы даже не попытались пояснить. Сделаем это за них и в отличие от них бесплатно. Идентичность (лат. identificare – «отождествлять») всегда имеет личностный смысл и ориентирована на огромный спектр вызовов: социальных, культурных, национальных, профессиональных, политических, религиозных. В зависимости от совпадения личного и общественного происходит (или нет) идентификация человека с Родиной.

Добавим к сказанному, что призывы к национальной идентичности обычно слабеют в периоды мира и укрепляются в конфликтных ситуациях. Здесь тоже надо знать меру, чтобы не вызвать огонь на себя и легко внушаемых детей. Даже Конституция России ограничивается понятием «культурная идентичность», причем обращая его исключительно к «сооте­чественникам, проживающим за рубежом» (ст. 69). Создатель знаменитой республики ШКИД Виктор Сорока-Росинский отмечал как несуразность, «когда мальчуган, вчера еще здорово подравшийся во время пускания корабликов в луже, вдруг с ужасно мрачным видом бормочет какое-нибудь патриотическое».

Например, она выдвигает лозунг приобщения обучающихся к российским традиционным духовным ценностям. Кто бы спорил! Но почему только к традиционным, ведь человек живет здесь и сегодня, а потому идеалом воспитания для него должно быть прежде всего настоящее, видимое им. Однако о духовных ценностях современной России в программе ни слова. Их нет или авторы не смогли обнаружить? И еще. Почему к ценностям отнесен только российский опыт? Такой подход опять же не стыкуется с Конституцией, в первых строках которой Россия «сознает себя частью мирового сообщества».

Вообще замыкание на национальном становится типовой ошибкой новейшей российской педагогики, разворачивающей миссию школы на особый, огибающий мировой опыт маршрут. Педагогику переводят в режим импортозамещения мировых педагогических идей, заговорили даже о когнитивном суверенитете. Скоро станет неловко ссылаться на чужестранцев Коменского, Дистервега, Песталоцци, Макаренко, Сухомлинского.

Модуль «Детские общественные объединения» (3.6) подымает градус патриотического кипения в школе еще выше. Он советует закреплять отношения между ребенком и детским объединением торжественным обещанием (клятвой). Зачем понадобилась клятва, если скромная задача объединения заявлена как «проведение культурно-просветительских и развлекательных мероприятий» (с. 23), тоже загадка.

С осторожностью надо применять рекомендации модуля «Школьные медиа» (3.9) о свободе создания в школах газет, радио или телевидения. Когда в Высшей школе экономики студенческий журнал DOXA открыл на своих страницах свободную дискуссию, студентам устроили такой разбор полетов, что трудно было понять – это административное нарушение или уголовное преступление. Как бы модуль «Школьные медиа», усиленный рекомендацией авторов программы о создании «открытых дискуссионных площадок» (с. 13), не довел учащихся до беды.

Ключевой лозунг программы – «Одна страна – одна и цель воспитания» – по неосторожности включен авторами в раздел «Работа с целями воспитания». Из заголовка следует, что целей воспитания много, из лозунга – одна на всю страну. В школе его быстро расшифруют как «один директор школы – одна цель воспитания». Подобные лозунги, взятые из однополярного идеологического прошлого, отбрасывают школу на четверть века назад, возвращают к временам единомыслия, где самоопределение невозможно по умолчанию.

Концептуальный размах программы, подогретый патриотическими установками министерства, привел авторов к нарушению красной линии, обозначенной в Законе «Об образовании в РФ». Как этого не заметили при регистрации в Госреестре, сказать трудно, но и умолчать нельзя. Дело в том, что требования к воспитанию в законе изложены сдержанно и даже осторожно, в ограниченном формате «воспитания обучающихся при освоении ими основных образовательных программ» (ст. 12.1, п. 1). Если читать строго по написанному (а как иначе читать закон?), в эти рамки никак не вмещаются такие модули программы, как «Курсы внеурочной деятельности», «Работа с родителями», «Детские общественные объединения», «Школьные медиа», тем более рекомендации по проведению для жителей микрорайона состязаний, праздников, фестивалей (с. 13) или театрализованных капустников с элементами доброго юмора (с. 14). Но кто будет обращаться к закону, если из министерства пришли иные указания?

Спасают школу приложенные к программе методические рекомендации. В них объявлено: «План воспитательной работы можно интегрировать с планом внеурочной деятельности» (с. 32), что означает необязательность составления рабочей программы. Как уж авторам удалось провести такие вольные указания мимо министерского глаза, остается только догадываться.

Во что невозможно поверить, так это в предлагаемый авторами контроль выполнения программы исключительно в форме самоанализа. Страна вступила в этап развитого централизма, а министерство отдает воспитание на педагогическое усмотрение? Судя по разделу «Основные направления само­анализа воспитательной работы», самым трудным для школы будет не составление программы и не ее выполнение, а честная самооценка.

Оценивать работу предлагается на основе трудновыговариваемых «принципов приоритета анализа сущностных сторон воспитания», причем измеряя «не количественные его показатели, а качественные» (с. 33). Оказывается, качество можно оценить без количества, опровергая известный закон: «Качество есть лишь результат накопившихся количественных изменений» (Г.Гегель). Между тем методы оценки воспитания существуют издавна. Таковыми были отметки по поведению и даже по прилежанию. Отчего бы их не подлатать и не вернуть? Добавить что-нибудь свеженькое типа перепоста или просто лайка запрещенного сайта, подписки на вредный блог, тяготения к скрытым источникам через вражеские VPN-сервисы. Все равно же такой надзор сегодня вводится в обязанности классных руководителей и советников по воспитанию.

Завершает методические рекомендации раздел «Типичные затруднения в написании школьных программ воспитания». Они оказались во многом предсказуемы. Педагоги с ходу отметили «нехватку времени, отведенного на разработку программ воспитания» (с.  7). Заметим, времени-то и не отводилось. Добавили классным руководителям по 6 тысяч рублей, а дальше крутись как можешь. За эту, с позволения сказать, надбавку надо не только составить программу, но и исполнить то, чем ты ее сам и нагрузил. Только кто же будет грузить себя при отсутствии времени?

Типичным затруднением названо «непонимание педагогами таких феноменов, как самоуправление, коллективное творческое дело, волонтерство, реализация воспитательного потенциала урока» (с. 39). Но, если подобное неясно из программы, считай, это провал на старте!

«Педагогов, которым небезразлична судьба школьного воспитания, с каждым годом становится все меньше», – с грустью пишут авторы и безнадежно заключают: «Вряд ли их станет больше». Здесь они правы. Напоминающая политический манифест программа способна лишь остановить время в школе.

Игорь СМИРНОВ, доктор философских наук, член-корреспондент РАО