Оптика инноваций. Заметки на полях книги Евгения Сабурова «Повесть о Константине-Философе и Брате его Мефодии»

Передо мной книга экономиста, математика, поэта и драматурга, педагога и политика Евгения Сабурова «Повесть о Константине-Философе и Брате его Мефодии», изданная храмом Святых бессребреников Космы и Дамиана в 2010 году в Москве. Передо мной книга моего друга, которую он не имел счастья держать в руках, ибо она увидела свет уже после того, как мы попрощались с Евгением Сабуровым. К ней по праву могут быть отнесены слова Михаила Булгакова «рукописи не горят».

Предисловие к этой книге написано еще в середине 1970 года духовным лидером и мучеником ХХ века протоиереем Александром Менем, близким другом и наставником Евгения Сабурова. Встреча этих двух людей – это встреча по законам особой логики, логики неслучайностей. И тот и другой неустанно искали дорогу к храму. И тот и другой жили и действовали поверх догм, поверх барьеров. И тот и другой болели душой за человечество и человеков, любя свою культуру и разные культуры космоса, ведущие нескончаемый диалог на планете по имени Земля. И тот и другой были проповедниками во всем, чем бы они ни занимались, куда бы ни направляли усилия своего духа.Особой проповедью является и написанная в жанре прозы книга, которую мне хочется назвать поэмой о жизни Кирилла и Мефодия, породивших в муках славянскую письменность и сделавших Библию достоянием всей славянской культуры.Об этой книге-поэме можно говорить и писать много, поскольку она, пользуясь одним из любимых терминов Михаила Бахтина, полисемантична, полна самых разных и порой конфликтующих друг с другом смыслов. Но я рискну бросить беглый взгляд на эту книгу через такую своеобразную оптику, как оптика инноваций. Ведь, по сути, мастер инноваций Евгений Сабуров в своей книге проводит культурно-историческое дознание рождения одной из великих инноваций нашей цивилизации – славянской письменности – и превращения этой инновации в канон культуры.Подобное восприятие книги Евгения Сабурова возникает, если мы посмотрим и на нее через оптику инноваций, в которой выделяются культурные (или социальные) и инструментальные (или технологические) инновации. Подобное выделение двух видов инноваций во многом опирается на теорию динамики культуры известного социального антрополога Бронислава Малиновского. Именно он в своих трудах показывал, что культурные инновации как реакции социальных групп на изменяющуюся реальность способны в буквальном смысле слова породить иной тип культуры и, пройдя проверку временем, трансформироваться в традиции. Культурные инновации обладают, как правило, широким радиусом действия, по своему масштабу затрагивают всю развивающуюся социокультурную и ментальную систему и тем самым нередко наталкиваются на могучий агрессивный отпор со стороны опекающего свою устойчивость общества. Они расцениваются на первых шагах особого инновационного эмбриогенеза новой культуры, нового мировоззрения и миропонимания как ересь, покушение на устои, кощунство. Так, например, расценивалась современниками коперниковская система мироздания, пришедшая на смену птолемеевской картине мира. В отличие от культурных инноваций инструментальные инновации исходно имеют меньший радиус действия, как, например, изобретение колеса, печатного станка или Интернета. Но потом может произойти преображение инструментальных инноваций, и они, как в наши дни Интернет, становятся культурными инновациями, приводя к появлению нового имени эпохи, обозначения XXI века как «сетевого» столетия.На мой взгляд, книга Евгения Сабурова – это поэтическая драма о культурной инновации как порождении новой знаковой системы, системы славянской письменности.На ее страницах Кирилл и Мефодий оживают, сходят с канона, превращаются в нищих и страдающих людей.Смысл всей их жизни, еще до того как она из жизни превратилась в житие, – это приобщение к христианству через Библию других культур и народов. И Константин, известный ныне под именем Кирилл, которое он взял, приняв схиму незадолго до смерти, и старший брат Константина воин и монах Мефодий живут ради одного мотива, мотива христианизации славян. И этот мотив достигается именно через социальное действие, ставшее социальной инновацией, – изобретение славянской письменности.Чтобы прочувствовать это действие, я приведу диалог философа Константина с иеромонахом по книге Евгения Сабурова:«…просвещение славян. Так я понял. Не посольство, а именно миссия?- Да. Просвещение на их языке.- У них есть алфавит?- Откуда?!- Как же писать-то? На словах, без письменности и это все будет вилами по воде.- Что писать?- Ну, перевод Священного Писания, литургии.Иеромонах ошарашенно уставился на философа:- Свя… что? Литургия на славянском? Вы положительно с ума сошли, Константин! – и он вне себя выскочил из кельи» (Е.Ф.Сабуров, 2010, стр. 70).Е.Ф.Сабуров показывает, что первоначально инновация – написание литургии на славянском алфавите, а не на каноническом греческом алфавите Византии – воспринималась как безумие. И это безумие заключалось в социокультурном конструировании славянской письменности, ради того чтобы Священное Писание стало законом жизни славян, законом, превращающим эту жизнь в жизнь по канонам христианской славянской культуры.Из книги Евгения Сабурова неукоснительно следует, что в начале было слово, и слово было Просвещением… Именно так воспринимается книга Е.Ф.Сабурова через оптику инноваций. Именно неразрывной связи просвещения и культуры в истории цивилизации учит она нас.А теперь признание…Каждый раз, когда мы что-либо творим, будь то педагогическая, социальная или историческая поэма, мы, хотим того или нет, проецируем в творимую реальность свое личное видение, свое «я».Сказанное полностью относится и к жизни Евгения Сабурова, жизни как творческому потоку инноваций. Говорит ли Евгений Сабуров с нами об экономике или образовании, о политике или истории, о любви или о Кирилле и Мефодии, он говорит о жизни, наполненной смыслом, о жизни, в которой человек через подвиги и деяния конструирует множество различных миров. Такой жизнью в моем сознании жил и продолжает жить Евгений Сабуров – неутомимый инноватор, поэт и строитель улицы, ведущей к храму.