Ольга ВАСИЛЬЕВА:

3 июня состоялась итоговая Коллегия Министерства просвещения Российской Федерации, ключевыми темами которой стали результаты первого года работы ведомства и реализация национального проекта «Образование».
В эксклюзивном интервью «Учительской газете» министр просвещения Российской Федерации (c 19 августа 2016 по 15 мая 2018 года – министр образования и науки страны) Ольга Юрьевна Васильева ответила на все самые актуальные вопросы системы образования, среди которых результаты дополнительной экспертизы учебников, общественное обсуждение новых редакций ФГОС, соотношение зарплат учителей в Москве и в регионах, ЕГЭ и идеи о его замене электронным портфолио…
А еще рассказала, как реагирует на критику, находит ли время, чтобы поиграть на блокфлейте, и задумалась о том, какой вопрос ей никогда не задавали.

– 15 мая исполнился год с момента разделения Министерства образования и науки на два ведомства. Понятно, что времени прошло не так много, но какие вы могли бы подвести предварительные итоги? Об этом, насколько я знаю, вас спрашивал президент в ходе вашей недавней встречи, общество также постоянно этим интересуется. Вы разъехались по разным зданиям, а удалось ли наладить взаимодействие? Насколько это разделение было, на ваш взгляд, нужным и оказалось ли по-настоящему полезным?
– Спасибо вам, что начали с этого вопроса. Я как раз сторонник этого решения. Здесь, правда, было не разделение, а создание. Напомню, что изначально в России были Министерство просвещения и Министерство науки и высшего образования, а в недавнем прошлом три ведомства – Министерство просвещения, Министерство высшей школы и среднего профобразования и Комитет по делам науки и техники.
Поэтому вполне естественно, что это произошло, и я еще раз повторяю, всегда была «за», потому что весь объем даже не работы, а объектов, управленческой функции, которые были ранее, это, конечно, очень тяжело и слишком глобально для одного министерства. И сейчас, на мой взгляд, очень многие вещи вернулись на круги своя.
В ведении Министерства просвещения находятся все уровни образования – от дошкольного до среднего профессионального – и еще очень важное направление, которое выделено, как вы знаете, в указе президента второй целью после вхождения в десятку лучших систем общего образования, – это воспитание будущего гражданина.
Что касается того, что удалось сделать… У нас широкий набор направлений, и помимо уже известных и обозначенных есть функции, которые для нас являются очень значимыми и ответственными. Прежде всего полномочия координации сохранения, защиты и продвижения русского языка. Вы знаете, что проекты с таджикскими школами, где работают российские учителя, дают большие результаты. Мы сплотили все заинтересованные стороны вокруг задачи по продвижению русского языка, теперь это межведомственная комиссия с четким планом действий на ближайшие годы и долгосрочную перспективу.
Подводить какие-то глобальные итоги, наверное, нескромно и не­уместно, но единственное, что могу сказать, – мы очень серьезно работаем во всех обозначенных направлениях.
Пользуясь случаем, если позволите, я бы хотела в самом начале нашего разговора поздравить вас с очень-очень большим праздником – 3 октября вашему изданию исполняется 95 лет. В 1924 году была создана замечательная «Учительская газета», и, конечно, я считаю, что это большое счастье, что удалось в 90‑е годы сохранить это действительно великое создание начала 20‑х годов. Достаточно вспомнить, какие замечательные авторы печатались на страницах вашей газеты. Я очень благодарна коллективу «Учительской газеты» и ее редакторскому составу за ту поддержку, которую вы оказываете российскому учительству.
– Большое спасибо за ваши поздравления! Уверен, что эта высокая оценка и поздравления будут приятны не только коллективу издания, но и нашим читателям, которые на протяжении долгих лет оставались и остаются верны «Учительской газете». А как выстраивается сотрудничество с коллегами из Министерства науки и высшего образования?
– Что касается координации с Министерством науки и высшего образования, то у нас прекрасные партнерские отношения, конечно же, у нас много общих задач. Это школьные олимпиады, наши совместные проекты в среднем профессиональном образовании, развитие учебно-научных центров при университетах.
– Вы сказали, что с реорганизацией ведомств в вашем подчинении стало меньше объектов. А стало ли проще? Как вам работается в обстановке, когда едва ли не каждый в нашей стране считает, что знает не только как управлять футбольной сборной, но и сферой образования?
– А еще – как лечить.
– Именно! Как вы реагируете на критику? Затрагивает ли она вас лично или вы руководствуетесь принципом «собака лает, караван идет»?
– Вы знаете, во-первых, я тоже родитель и вполне разделяю заинтересованность общества проблемами воспитания и обучения. Если представить, что у нас 15 миллионов школьников, 3 миллиона студентов среднего звена, 5 миллионов студентов в вузах, то это огромная часть страны, у которой есть родители, бабушки и дедушки, то есть задействованы в этом процессе практически все.
Их не могут не волновать вопросы образования. Вы знаете, что, по социологическим опросам ВЦИОМ, образование традиционно занимает одно из первых мест среди тем, которыми интересуются все без исключения. Я считаю, что наши граждане обязаны и должны получать всю информацию, которая их волнует. Не случайно мы много делаем для того, чтобы понять, через какие каналы получать обратную связь. И на сегодняшний день, что интересно, примерно 70% родителей очень хотят видеть нашу ответную реакцию, 35% из них – это очень отрадно – считают, что они должны получать от нас качественные ответы.
Мы расширяем каналы взаимодействия с учениками. В сообществе ВКонтакте уже не первый год ведем просветительский проект и публикуем лекции, например, для подготовки к ЕГЭ. И, признаюсь, они пользуются большой популярностью. Однажды наша аудитория в онлайне почти превысила трансляцию матча чемпионата мира по хоккею, показательно, не правда ли?
Когда мы задаем вопрос: «Что бы вы хотели услышать от нас и чего вам не хватает?», родители отвечают, что им не хватает советов профильных специалистов по разным направлениям, причем с подтверждением профессионального мастерства. Понимаете? Это отчасти новое веяние, и оно не может не радовать. В этом смысле я поддерживаю эти процессы, так и должно быть.
– В процессе подготовки к интервью я ознакомился с большим количеством ваших выступлений в прессе. И обратил внимание на своего рода переломный, как мне показалось, момент вашей биографии, когда вы, уже окончив дирижерско-хоровое отделение Московского института культуры и три года отработав учителем пения, вдруг решили пойти на исторический факультет Московского государственного заочного педагогического института. Далее ваша жизнь была тесно связана именно с этой наукой и, конкретнее, с историей РПЦ и государственно-церковных отношений в XX веке. Что заставило вас, по сути, уже состоявшегося человека, вый­ти на новый круг образования и выбора своего пути в жизни?
– Я очень рано окончила школу, и сразу хочу сказать, что в четырнадцать с половиной лет никаких идей в отношении карьеры у меня не было. Я очень рада, когда молодые люди в 14‑16 лет выбирают свою профессию раз и навсегда, но, к сожалению или к счастью, так случается не со всеми. Я окончила Институт культуры, будучи совсем юным человеком. В нем нас понемногу учили всему – музицировать, петь, дирижировать, танцевать, истории театра и далее по списку. К девятнадцати годам уже появилось некое осмысление, чего я хочу. Но самое интересное, что я хотела быть педагогом. Это страница биографии, которую никто не знает, кроме ректора РГГУ (тогда – Историко-архивного института). Я сразу поступила на вечерний факультет, причем сдала вступительные экзамены на все пятерки, и в разговоре с ректоратом вдруг выяснилось, что я не смогу преподавать ни одного дня в школе, потому что тогда, в советский период, невозможно было это делать без педагогического образования. Прошел еще год, и я уже осознанно стала поступать в педагогический. Причем этот вуз я выбрала не случайно, а потому что там читали великие педагоги, такие как Ирина Сергеевна Свенцицкая, Мэри Лазаревна Абрамсон, то есть я конкретно знала, куда и к кому иду. Я вообще люблю учиться и считаю, что учеба всю жизнь – это то, что дает человеку крылья и возможность двигаться вперед. К тому моменту у меня уже было высшее образование, и я работала учителем музыки, а еще музицировала на блокфлейте. Сама научилась на ней играть параллельно со своими детьми. Я потихонечку оканчивала институт и преподавала историю, уже работая в школе. К 1985 году мне было понятно, что я хочу стать профессиональным историком, а реализовать себя в этом направлении мне помог случай.
В стране шла перестройка, Академия наук СССР всегда была очень закрытым сообществом, и тогда «Московская правда» в первый раз за многие годы объявила открытый конкурс в аспирантуру. Я изначально хотела заниматься совсем не историей Церкви, а голодом 1933 года, у меня был очень хороший реферат на эту тему, потому что я училась у Анатолия Васильевича Ушакова.
Я сдала этот реферат и со своим маленьким ребенком уехала отдыхать. Через какое-то время позвонила моя мама и сказала: «Ты знаешь, звонили из Института истории СССР, сказали, что тебе нужно вернуться и сдавать экзамены. Реферат оценен на пятерку». Я шла тогда к Виктору Петровичу Данилову, ни разу не видя его в лицо, только по фотографиям. Я очень хотела поступить к нему. Не получилось, потому что тогда были жесткие условия… В жизни не бывает случайностей, и здесь в очередной раз я, так сказать, оглядываясь назад, понимаю, как все это здорово сложилось.
Георгию Александровичу Куманеву, покойному моему руководителю, тоже нужны были аспиранты, он возглавлял тогда Центр истории Великой Отечественной войны. Я как-то, грустная, пришла домой и говорю: «Наверное, не видать мне истории голода 1933 года». И тогда мои родные говорят: «Ты возьми какую-нибудь тему, ученый совет ее не пропустит, пойдешь к Виктору Петровичу». Это было совместное коллективное решение, мы перебирали все темы в истории Великой Отечественной войны. И была одна тема, которая вообще никем не освещалась, – это Церковь в годы войны. Упоминание было только у Николая Семеновича Гордиенко. Я прихожу, гордо заявляя, что хочу этим заниматься. И представьте себе, на дворе уже 1986 год, и ученый совет ее принимает. Так я стала заниматься этими вопросами, и это стало делом моей жизни, которому я посвятила 26 лет.

– Ольга Юрьевна, удивительная сознательность для такого молодого возраста, потому что сейчас даже студенты, которые уже получают специальность, нередко продолжают метаться, не знают, чего на самом деле хотят от жизни.
– Это не сознательность. Это желание жить и что-то делать… Вы понимаете, если человек приучен к труду – это большое дело. Не важно, сколько тебе лет. Василий Александрович Сухомлинский очень много писал о радости труда. И вот здесь как раз, наверное, тот маленький пример, который коснулся и меня в том числе.
– Маленький шаг в сторону. Вы сказали, что играете на блокфлейте…
– Играла…
– А находите ли время помузицировать сейчас и возникает ли вообще такое желание?
– Нет, я не нахожу времени уже три года, чтобы даже написать статью. Еще работая на предыдущей своей работе, я умудрялась писать по четыре статьи в год. Сейчас я не написала ни одной за три года.
– Ну, может быть, если это будет не научная статья, которая требует гораздо больше времени, а какой-то материал на злобу дня, ждем на страницах «Учительской газеты».
– Научно-популярная? (Смеется.) Спасибо! У вас были такие авторы: Осип Эмильевич Мандельштам, нарком Анатолий Васильевич Луначарский…
– В программе «Парсуна» на телеканале «Спас» вы охарактеризовали себя как человека, «идущего вперед с разной скоростью». С чем, на ваш взгляд, связаны эти ускорения и замедления, а главное – бывают ли остановки на этом пути?
– Все мы живые люди. С чем связаны ускорения и замедления? В жизни каждого человека – и вас, и всех, кто окружает нас, – это разные периоды жизни. Когда ты молод, ты можешь ставить большие цели, причем планирование идет на многие годы вперед, и у тебя прежде всего много физических сил. Потом наступает период взросления, сил может быть уже меньше, приходит то, что называется опытом. Ты двигаешься вперед, но скорость твоя, естественно, меньше, и ты уже более внимательно смотришь и в себя, и по сторонам. У каждого человека есть взлеты и падения, когда ты на какой-то момент останавливаешься. Но у меня такой характер, что даже в периоды каких-то тяжелейших событий, а они бывают в жизни каждого человека, все равно нахожу в себе силы вставать и двигаться дальше. Потому что, наверное, самое главное – мне очень интересно жить, понимаете?
– А сейчас у вас, по внутренней оценке, взлет, что-то среднее, падение? Иначе говоря, с какой скоростью вы движетесь прямо сейчас, если можете это оценить?
– Наверное, трудно понять или поверить, что меньше всего в своей жизни я собиралась быть министром. Я работала в школе, 19 лет в науке, защитила две свои диссертации в стенах Российской академии наук – сначала Академии наук СССР, потом Российской академии наук. Долгие годы была заведующей кафедрой, это тоже очень счастливый период моей жизни, и много лет работала в архиве как исследователь. Я меньше всего собиралась быть чиновником, министром. Но так случилось. И сейчас я прекрасно понимаю: все, что я делала в жизни, очень помогло в моей сегодняшней деятельности. Потому что, во-первых, знаю различные уровни образования. Занималась наукой, преподавала и в вузе, и в школе. Плюс очень люблю учиться: последний свой вуз – Дипломатическую академию – окончила в 47 лет, уже будучи доктором наук, профессором и заведующей кафедрой. Необходимо было. К этому времени я уже занималась как ученый проблемами религии и политики, но мне чего-то не хватало.
– Хорошо. Давайте перейдем к вопросам текущей повестки дня. Не так давно завершилось общественное обсуждение проектов ФГОС, по результатам которого поступило более 5600 предложений по их совершенствованию. Вопрос в этой связи, наверное, простой и понятный: что это дало? И что даст в перспективе?
– Знаете, очень хорошо, что я разговариваю с вами именно для читателей «Учительской газеты», то есть для аудитории, которая является профильной.
Мы с вами прекрасно знаем, что у нас из 42 тысяч школ 80% базовые и 20% инновационные площадки. Это первое, с чего я хочу начать диалог об этом. Второе – мы говорим о стандартизации образования, о стандартах. Я не перестану повторять, что базовое образование для ребенка, гражданина нашей страны, должно быть обязательным, качественным, доступным и равным. То есть мы должны предоставлять равные возможности для получения базового образования. Кто бы в чем ни упрекал, но я никогда не говорила и не скажу, что нужно убрать творчество. При этом никакое творчество невозможно без базовых знаний. Углубленность и творческая направленность, творческий подход – это необходимо.
Возвращаясь к мифотворчеству. Здесь разговор идет о стандартах базового образования. Сегодня стандарты рамочные, есть такие-то компетенции, по которым ты должен то-то и то-то. Открываем Толковый словарь русского языка, смотрим, что такое компетенция. («Знания и опыт в определенной области, круг вопросов, в которых кто-либо хорошо осведомлен». – Прим. авт.) Опять что-то бьется.
Знаете, в чем была сложность недавнего времени? Очень много слов, которые не имеют под собой четкого определения. Я против этого прежде всего как историк! Содержания там не было. Вся наша работа построена по двум направлениям – это содержание стандартов и очень четкие результаты. То есть конкретизация требований к результатам. Каждый родитель и учитель по каждому учебному предмету, не важно, в какой школе, должен знать, какие прогнозируемые результаты по предмету к концу года, к концу четверти, к концу триместра он может получить. Я еще раз повторяю: это касается прежде всего базового образования. А уже на этой основе количество переходит в качество, и никак иначе, поэтому на основании уже этого базиса, который у тебя есть, ты можешь творить, ты можешь заниматься новациями. «Новации» и «инновации» тоже разные понятия, между нами говоря. Но опять, еще раз повторяю, к сожалению, мы в последние годы перестали чувствовать, уважать русский язык. То есть мы говорим, произносим фразы, зачастую даже не зная, что вообще в них вкладываем. Поэтому для меня очень важно, что 70 регионов – примерно 16 тысяч человек – приняли участие в опросе Общественной палаты России и предоставили нам свое видение. Так вот, на сегодняшний день 82% живущих в стране граждан считают необходимым введение стандартов, которые имеют содержание и требование к предметному результату.
– Понятно. Еще одна болевая точка, вызвавшая определенные вопросы с разных сторон, – дополнительная экспертиза учебников, которая была проведена на стыке 2018‑2019 годов. Дело дошло до президента, который сказал, что «учебники сегодня – бизнес, и это необходимо приостановить». Так вот, очень многие эксперты в сфере образования говорят о том, что эта дополнительная экспертиза, кроме прочего, играет в пользу одного издательства против других, что благодаря этим экспертизам меняются доли рынка в пользу конкретного издательства, что Министерство просвещения России как будто подыгрывает этому процессу. Как бы вы могли прокомментировать эту ситуацию и нет ли здесь действительно игры, что называется, в одни ворота?
– Я поняла ваш вопрос, и хорошо, что в нем прозвучали слова президента. Давайте вернемся к началу. В 1993 году в один прекрасный день один человек, я не знаю его фамилию, но я ее найду, потому что я просила институты РАО, с которыми работаю, чтобы мне подобрали всю подшивку правовых актов начиная с 1991 года, просто взял и решил, что с этого года, с этого дня у нас Федеральный перечень учебников будет заявительный. Что это значит? Напомню, на дворе 90‑е годы. Те самые, про которые пока ничего не написано, когда-нибудь будет осмысление, лет через тридцать, и, конечно, будут большие-большие исторические работы, в том числе и по истории образования. Так вот, что получается? Получается, что это огромный бизнес. Ежегодно федеральный бюджет выделяет регионам большую сумму денег – она достигает десяти миллиардов рублей – на приобретение учебников. Это первое. Вот представьте себе, что этот чиновник инструктирует. Никаких государственных экспертиз, никаких фамилий экспертов на обороте титула. Я один раз видела мельком этот документ, но я хочу, чтобы он был у меня на столе как большой-большой источник по истории педагогики 90‑х годов.
– Он засекречен, почему его так трудно найти?
– Нет, почему же… Но долгие годы на него опирались. И получается, что в одночасье я как издатель, получив три экспертизы и заплатив за научную, научно-педагогическую и общественную, могу заявляться в Федеральный перечень. Без надлежащего контроля и надзора. Потому что учебники – это то звено, без которого образовательный процесс просто невозможен. Долгие годы существовало крупное государственное издательство, практически 95 лет. И понятно, что за эти годы, если вы возьмете все учебники и посмотрите все издательства, которых на сегодняшний день на этом рынке не так много, эти классические учебники, известные авторы, чьими правами уже пользуются их наследники, они просто переиздавались. Это сейчас у нас есть необходимость и потребность в новых авторах, потому что мы должны обновлять содержание учебников. Дальше получилось то, что получилось. Огромное количество заявительных учебников, из них 25% используются школами. Поэтому сейчас наша главная задача – отстранение бизнес-составляющей от процесса подготовки и выпуска учебников. Пусть это кому-то не нравится, но качество учебной литературы не должно зависеть от чьих-то бизнес-интересов. И мы будем ужесточать требования и правила проведения экспертиз. Но при этом есть издательства, которые выпускают одну линейку по одному предмету. Хорошие учебники. И они останутся.
– Сейчас идет период сдачи ЕГЭ, и не так давно Сергей Собянин ошарашил общественность, сказав, что от ЕГЭ скоро откажутся и все заменят электронным портфолио. Насколько отдаленной кажется эта перспектива, когда это может произойти? Это скорее просто идея, которая витает в воздухе, или какой-то проект, над которым кто-то работает?
– У нас очень большая, удивительная и очень разная страна, понимаете? Каждый регион у нас отличается какими-то своими особенностями, выделяется чем-то по сравнению с соседями. И такая же разница у нас и по подходам к образованию, хотя все ратуют – и это главное – за единое образовательное пространство. Портфолио, если мы вновь будем верны терминологии, – это фотографии или рисунки за определенный период жизни. Но сейчас это сбор информации. И вот здесь идет как раз сбор информации о ребенке, причем из открытых источников: какие дополнительные занятия он посещал, какие олимпиады он выигрывал – школьные, муниципальные, региональные, где он был отмечен. Раньше у нас в очень малом, усеченном объеме была характеристика, помните? Вы уже не застали, а мы тогда эти характеристики получали. Поэтому здесь, я думаю, при поступлении, допустим, в вуз это будет что-то вроде характеристики человека, у нас есть уже такой пример.
По-моему в прошлом году ректор Санкт-Петербургского университета показывал новые образцы своих дипломов. Подносишь гаджет, а там сразу все достижения выпускника за время обучения – 4 или 6 лет, когда он был в университете. Но, памятуя о том, что многие европейские страны больше 120 лет сдают экзамены, а мы-то совсем недавно в эту систему ЕГЭ вступили, я думаю, что этот процесс вряд ли можно изменить в одну секунду. Все-таки это стандартизация оценки знаний, причем реальная оценка. ЕГЭ будет улучшаться и оттачиваться.
– Мы с большим интересом следим за образовательным центром «Сириус» в Сочи и за деятельностью его руководителя Елены Владимировны Шмелевой. Порой складывается ощущение, может быть, оно ошибочное, что они существуют как-то автономно. В апреле на страницах «Учительской газеты» выходило интервью Петра Григорьевича Положевца со Шмелевой, в котором, в частности, затрагивался вопрос об особом отношении президента к этому центру. Нет ли здесь какого-то, может быть, недопонимания между Министерством просвещения и «Сириусом»? Нет ли некой, может быть, неприятной для вас их независимости? Как вы вообще оцениваете ту работу, которую они проводят?
– Я очень высоко оцениваю эту работу, у нас очень тесное взаимодействие. На мой взгляд, контекст вопроса немножко ошибочен, потому что не одно наше министерство, но и Минкультуры России, и Минспорт России принимают участие в работе «Сириуса». Каждое из наших министерств участвует в подготовке ребят по своим направлениям.
Каждый ребенок талантлив, но задача помочь ему раскрыться – это, конечно, работа хоть и небыстрая, но крайне необходимая. Поэтому мы поддерживаем и субсидируем создание в других регионах центров для поддержки способных ребят. Они могут идти по своей траектории, но при этом учитывать тот большой опыт, который есть.
Параллельно с этим, вы знаете, у нас есть огромная сеть центров технической направленности «Кванториум», и они очень эффективно решают вопрос о подготовке будущих инженеров для страны и ребят, которые заинтересованы в естественно-научных и технических дисциплинах. Очень важно, что «Кванториумы» сейчас мы открываем и в малых городах. А вот нашим ребятам, которые живут в очень далеких регионах, раскрыть себя помогут мобильные передвижные «Кванториумы».
Параллельно мы занимаемся ранней профориентацией, сейчас действуют два очень больших проекта – «Билет в будущее» и «Проектория», которые как раз направлены на раскрытие способностей и знакомство ребенка с тем прекрасным миром, который вокруг него, и дают возможность найти себя в более раннем возрасте. Что же касается «Сириуса» – это хорошая инфраструктура, прекрасное местоположение, программа, педагоги, возможность встречи с удивительными людьми – музыкантами, актерами, режиссерами и спорт­сменами. И потом там готовится наша международная команда. Мы работаем в тесном контакте. Наша задача – помочь раскрыться каждому. Не должно быть жесткого отбора, особенно на первых этапах.
– В продолжение темы одаренных детей, или особенных детей. Вы ведь и сами отчасти участвуете в этом отборе, например, к 1 сентября планируется открытие 101‑й опорной школы РАН.
– Нам очень важно создать все условия, чтобы подрастающие дети, ушедшие в науку, работали на благо своего региона, чтобы в каждом из них были научные центры, научные институты, университеты. Чтобы взаимодействие школы, университета, научного центра и производства работало на регион. Это главная задача.
– Идея, конечно, прекрасная. Но нет ли здесь риска, что учащимися этих особых школ станут исключительно дети региональных элит?
– Нет. Сначала это будет углубленный класс, потом это будут два класса, потом… а я напомню, что у нас с первого по пятый класс не может быть никакого конкурса. Есть еще один момент, о котором мы почему-то постоянно забываем. Любой класс или школа с углубленной направленностью – это пахота. Как бы страшно это ни звучало из моих уст, но это пахота. Ничто не приходит ниоткуда, понимаете? Ребенок трудится, ребенок старается, ребенок любит это дело, но ребенок перегружен, я страшно против этого. Я очень переживаю, потому что в моем школьном детстве такой перегрузки не было. Я часто встречаюсь с родителями, и когда ребенок в 6‑м классе сидит по 5 часов за выполнением домашних заданий – это жуть. Недавний вопрос от одного родителя: «Вы знаете, Ольга Юрьевна, что делать? Мне приходится читать своей дочке учебник географии и пересказывать, объясняя, что все это значит». Потеря функционального чтения. Ребенок не понимает текста. Много лет мы не опирались на науку в образовании. Столько было сделано в образовании в 60‑е, 70‑е, 80‑е годы, а потом большой-большой отрыв. Но наука была всегда. И на сегодняшний день нам нужно, во-первых, возвращаться к тем данным, которые есть, нарабатывать новые, я уже много раз говорила, что у нас нет фундаментального труда по детской физиологии за последние 30 лет, а он должен быть. Потому что изменился мир, изменились дети. В окружающем пространстве гаджеты. Как это влияет? Это же интересует не только нас, это интересует все страны. Исследования только начинаются в этой области. Очень много наработок, и необходимо, чтобы это использовалось.
– Но ведь перегружены не только дети, но и учителя. На той самой встрече с президентом вы сказали о сокращении отчетности. Это заявление вызвало, я честно вам признаюсь, бурю эмоций у наших читателей. Они не чувствуют никаких изменений.
– Мы сейчас готовим очень жесткое нормативное письмо с рекомендацией по тому, какое количество отчетов вообще школа может с учителя и сама с себя, что называется, требовать и за какие рамки здесь уже нельзя выходить. Очень многое доступно на сайте. Все проверяющие органы могут взять просто одним кликом на сайте то, что необходимо. Нет, хотят, чтобы писали отчеты. Работа учителя должна ограничиваться дневником, журналом и его планом. Все. А вот остальное не его история. Отчетность никогда ею не была. Что меня больше всего поразило, в одном регионе учительница подошла ко мне и сказала: «Я все понимаю, но объясните, может быть, вы знаете, почему. Субботник. Вот почему-то вышестоящему муниципальному органу управления образованием потребовалось знать, сколько было на нем мальчиков и девочек. Вот не могли бы вы объяснить, почему мальчиков и девочек отдельно?»
– Может быть, это какой-то особенный южный регион?
– Дело не в регионе. Если это нужно, пускай чиновник приезжает и считает, если ему делать нечего. Таких вот историй, знаете, очень много. И я еще раз повторяю, что те рекомендации, которые мы готовим, они очень жесткие, что и сколько заполнять.
– А как убедить в этом именно чиновничество, которое требует это на местах с учителей, где-то с директора, тот уже с учителя и так далее. Потому что, общаясь с президентом, вы сказали, что нагрузка в плане отчетности уже снизилась, а учителя, повторюсь, этого все еще не чувствуют.
– Дело в том, что надо спрашивать с вышестоящего руководства образования, чтобы они ответили на простой вопрос: зачем? То есть во всем должен быть смысл. Вот мне ровным счетом все равно, сколько мальчиков и девочек, главное – что они были, дети.
– Еще одна вечная тема, которая беспокоит учителей всегда, и об этом вы тоже говорили с президентом, – зарплаты. Вы сказали, что стараетесь работать с регионами точечно, чтобы строго выполнялись указы 2012 года. Сейчас разные, в том числе политические, силы используют эти указы и находят какие-то несоответствия на местах, для того чтобы манипулировать общественным сознанием. А что, на ваш взгляд, сейчас происходит с зарплатами учителей в регионах на самом деле?
– Нам нужно неукоснительно выполнять одно жесткое требование: 70% зарплаты – это база и 30% – та самая стимулирующая часть. И вот здесь мы встречаемся с большим количеством личностных историй в распределении стимулирующих выплат. Должен быть коэффициент действительно твоего участия, чтобы было понятно, за что тебя стимулируют.
– Один из моих вопросов из разряда информационного шума, но он тем не менее взволновал общественность. Речь о Татьяне Кувшинниковой из Барнаула и фотографии в купальнике, вызвавшей сперва ее увольнение, а потом и акцию солидарности в социальных сетях с хештегом #учителятожелюди. В продолжение этой истории было объявлено о выработке некоего кодекса правил поведения педагога в социальных сетях. Как идет эта работа и кто будет контролировать выполнение этого документа и будет ли в принципе?
– Во-первых, это будет носить рекомендательный характер. Во-вторых, если ты четко знаешь, что твои ученики тебя видят, ты, наверное, сам даешь оценку происходящему.
Потом в Казахстане в июле принимается закон о статусе учителя. Кстати, почитайте, очень интересно будет для вашей газеты, как они решают такие вопросы. То есть эта проблема волнует не только нас, все государства, потому что для всех, без исключения, учитель – это человек, с которым связано будущее. Я много раз говорила, что есть три сакральные профессии на протяжении истории цивилизации – учитель, врач и священник.
Все-таки я надеюсь, что у каждого здравый смысл возобладает. Я видела, как учителя по всей стране отреагировали на ситуацию, в которой оказалась Татьяна, в ее поддержку стали выкладывать подобные снимки. Может быть, это и правильно было с их стороны, может быть, это было и резковато. Но какая-то реакция была. Поэтому, знаете, я думаю, что не надо никого ни в чем ограничивать. Важно, чтобы все помнили, что учителя – это не просто профессия.
– Ольга Юрьевна, такой глобальный вопрос на засыпку, что называется, потому что подробный ответ на него может занять, я думаю, даже не несколько часов, а дней. Национальный проект «Образование», о котором всюду говорят. Мы отслеживаем какие-то инфоповоды, связанные с ним. Но очень многие люди, даже те, кто работает в школах, до сих пор не понимают, что это такое и как это повлияет на них и на школу. Какой сегодня статус этого проекта, где мы находимся в нем?
– Сразу могу сказать, что национальный проект «Образование» охватывает все задачи на ближайшие годы. И образование для всех, мы с этого начинали, – это тема, которая волнует каждого. Здесь определены две очень важные цели, я о них тоже говорила, – это наше возвращение в десятку лучших мировых систем по общему образованию, в том числе через наше участие в международных исследованиях, где оценка наших достижений достаточно высока. А вторая цель – это воспитание человека на основе тех ценностей и традиций, которые есть в нашей стране. И эта цель очень понятна. Из них вытекают задачи. Их десять. И вот под каждую из этих задач был сформирован федеральный проект. Строительство школ в больших городах, в малых поселках, в поселках городского типа, в сельских территориях. Не просто строительство, а триада такая – это материально-техническое оснащение, подготовка учителей (отсюда федеральный проект «Учитель будущего»), качество содержания (то есть чему и как мы учим и для чего мы все это делаем). Нельзя забывать о наших малышах, ранняя помощь – это одновременно и помощь родителям, мы понимаем, что все нуждаемся в диалоге и взаимообмене, потому что мы все делаем одно дело – обучаем и воспитываем наших детей. Это обращение к представителям профессионального образования. Вы знаете, что сделан большой скачок, это правда, и мне было очень приятно, когда я разговаривала с человеком, который очень далек от образования, но он мне сказал: «Знаете, Ольга Юрьевна, я заметил, что что-то в колледжах поменялось». Это было очень отрадно, потому что не просто мы в WorldSkills опережаем, допустим, страны, которые вошли туда много лет назад, но и развиваемся в материально-техническом оснащении, в подготовке наших мастеров-педагогов. Это социальные лифты, это волонтерские движения, все это я рассказываю о федеральных проектах. То есть это направления, сферы деятельности в нашем большом-большом образовательном пространстве. Все направлено на резкий качественный скачок, который, еще раз повторяю, может быть только при условии вот этой самой триады, о которой я говорила. И тогда мы получим тот результат, которого так ждем.
– Скажите, а вы лично верите в то, что этот национальный проект в том виде, в котором он существует, можно реализовать?
– Верю. Очень верю. И финансирование большое. Вы же в «Учительской газете» много раз писали о суммах, которые в него вкладываются… Это беспрецедентные средства уже сейчас – 105 миллиардов уже в этом году получили регионы. Это большие деньги.
– Вы упомянули о проекте «Учитель будущего» и о национальном проекте «Образование». Каждый раз, когда мы говорим о чем-то новом, люди на местах беспокоятся, значит, может быть, они с чем-то не справляются и так далее. 22 мая на Всероссийском форуме молодых учителей в Ленинградской области вы сказали о том, что к 2024 году в каждом регионе появится Центр независимой оценки квалификации педагогов. А что тогда в такой ситуации будет с уже существующими институтами повышения квалификации?
– Будут работать. Мы расширяем возможности для педагогического сообщества.
– Это какая-то параллельная работа?
– У нас было по этому поводу волнение в социальных сетях, и, если позволите, процитирую наш ответ: «Создание центров непрерывного профессионального мастерства не предполагает исключения традиционных форм повышения квалификации. Новые форматы предлагают учителю дополнение, расширяя палитру выбора. Центр будет осуществлять обучение, а также станет площадкой, консолидирующей вокруг себя образовательные организации и организационные ресурсы». Таким образом, мы можем использовать площадки вузов, площадки колледжей, площадки некоммерческих образовательных организаций. Здесь не надо пугаться, потому что мы хотим, чтобы у человека, особенно молодого, оставался выбор.
– Дело в том, что люди беспокоятся, что, если появляется что-то новое, значит, они не справляются и им не сегодня-завтра укажут на дверь.
– Нет-нет. Никто никому на дверь указывать не собирается. Успокойте, пожалуйста, читателей. Это просто возможно. Потому что если у меня только это и больше ничего, то мне сложно. А если я хочу пойти куда-то еще, то у меня такая возможность есть. Потом я считаю, это мое убеждение, что у педагога, когда он занимается повышением своей квалификации, все-таки должен быть выбор – не только повышение квалификации в традиционном месте, а может быть, хороший региональный университет или какой-то научно-исследовательский институт, в котором он может эту программу получить.
Но ведь очень часто беспокоятся не сами учителя, а те, кто сейчас осуществляет те же самые услуги. Если где-то начинаются безосновательные волнения, смотрите денежную составляющую.
– Ольга Юрьевна, вы часто встречаетесь с журналистами, с людьми, ваша деятельность находится в фокусе пристального внимания прессы и общества. Вам ежедневно приходится отвечать на десятки, если не сотни вопросов. А есть ли такой, на который вам хотелось бы ответить, но вам его не задают? Может быть, не задал его и я сегодня? Если да, то какой?
– Вы знаете, очень неожиданно. Я, честно говоря, не знаю, потому что палитра широкая, и я думаю, что людей интересуют разные вещи и в разных направлениях. Честное слово, я… Вы задали вопрос, который мне очень редко задают. Большое спасибо! Верю ли я в то, что это возможно сделать, – по нацпроекту «Образование». Я думаю, что да. Есть на это все основания.