Олег Гаркуша – личность яркая и разносторонняя. Российский музыкант, певец, шоумен, телеведущий. Фронтмен легендарной группы «АукцЫон». Автор и исполнитель текстов, писатель, поэт, актер. Председатель Санкт-Петербургского общественного благотворительного фонда развития молодежной культуры «Гаркундель». Исполнитель роли Евтушенко в фильме о Борисе Рыжем и главной роли в последнем фильме Алексея Балабанова «Я тоже хочу». Неудивительно, что наша беседа получилась многосторонней. Поговорили мы не только о творчестве, но и, например, о побежденном недуге алкоголизма и практических советах тем, кто борется с этой зависимостью.
– Олег, мне хотелось бы начать издалека. Обычно молодые люди, прежде чем заняться музыкой, ее активно слушают. Какие группы на вас повлияли как на будущего музыканта?
– Естественно, я ходил по пластиночным магазинам. Не всегда было то, что интересовало. Как правило, были вокально-инструментальные ансамбли. Мне по сей день нравятся ансамбли «Синяя птица», «Лейся, песня», ранние «Песняры», Юрий Антонов. Естественно, были и Высоцкий, Галич.
Потом я как-то купил в Гостинке за пять рублей пластинку «на ребрах». Я ее подарил ныне покойному Коле Васину. Затем стали появляться миньоны, маленькие пластинки, где было написано «Вокально-инструментальный ансамбль». Впоследствии оказалось, что это The Beatles. Через некоторое время возникла магнитофонная культура. Все, что появлялось, переписывалось, записывалось, слушалось. Потом пластинки «демократов» из социалистических стран – венгров, поляков, немцев из ГДР. Все это нужно было находить. Естественно, слушали BBC, «Голос Америки».
– Вы назвали несколько отечественных ВИА. А что из западных групп производило впечатление?
– Все, что попадалось на пленках, производило впечатление. Конечно, Led Zeppelin, Deep Purple, Black Sabbath, Nazareth. Вы, наверное, догадываетесь, что в то время был большой дефицит музыки. Поэтому я слушал абсолютно все, что попадалось в руки. С начала 80-х пошла новая волна на Западе: The Stranglers, Depeche Mode, U2, The Clash, The Police. Естественно, это тоже слушалось.
– Были ли для вас чем-то особенным «Битлз»? Среди рок-музыкантов есть такой штамп: «Когда я услышал «Битлз», я понял…» Дальше варианты.
– Да, я уже называл «Битлз». Я слушал первую пластинку, изданную в Советском Союзе. Не помню, какие там были песни, но это были «Битлз». Не то чтобы они перевернули меня совсем. Помимо них были другие коллективы, я слушал все.
– Хотелось бы перейти к стихам. Когда я читаю ваши поэтические тексты, то вспоминаю в первую очередь обэриутов. Кто на вас повлиял как на поэта? Кто ваши любимые стихотворцы?
– В юности помимо дефицита музыки был дефицит печатной продукции, стихов и прозы. Но каким-то образом мне попадались и Мандельштам, и Ходасевич, и Северянин. Большей частью самиздат. Хармс, конечно. Из советских – Шефнер, Арсений Тарковский, Светлана Микшен, Виктор Коркия. Их было много. Евтушенко, Вознесенский, Рождественский тоже попадались.
– Очень разные по эстетике поэты. Кто из них вам особенно важен?
– Я давно не перечитывал ни Хармса, ни Северянина, ни Ходасевича. Наверное, Хармс на первом месте, потом Ходасевич, Северянин. Я стал писать стихи на практике в Карелии, куда меня послали от кинотехникума. От влияния природы, наверное, или из какого-то юношеского состояния. Они, конечно, были крайне неказистые, но потом, со временем, мне кажется, стали поинтереснее. Некоторые стихи пишутся так – пролетела Муза. Или что-то такое. Я так и пишу: если пишу, то пишу, а если не пишу, то и не пишу.
– Следите ли вы за современной поэзией?
– Нет, не слежу. У меня в клубе «Гаркундель» регулярно выступают поэты. Но я ни фамилии, ни имена не запоминаю, к сожалению. Есть необычные. Интересна даже не столько поэзия… Мне нравится, когда стихи умеют читать. Иногда стихи читаются без драйва… Стихи надо уметь читать хорошо, с душой.
– Вы не только сами победили недуг алкоголизма, но и помогаете в этом другим людям. Хотелось бы спросить: в чем конкретно эта помощь заключается?
– Есть такое сообщество – «Анонимные алкоголики», придуманное двумя замечательными алкоголиками Биллом и Бобом в 1935 году в Америке. По сей день это сообщество растет и растет. Я волей судеб попал в реабилитационный центр в Америке в 1996 году. Через некоторое время стал делиться, рассказывать о своей беде, алкогольной жизни. На данный момент я являюсь членом попечительского совета Дома надежды на Горе, куда мы с моим другом, тоже анонимным алкоголиком, привозим различных музыкантов, в том числе медийных, чтобы они играли для тех, кто находится там.
Это практически местный бесплатный центр. Люди приезжают со всей страны, из Питера тоже. Контингент совершенно разный – образно говоря, от водопроводчика до профессора. Это болезнь, которая официально зарегистрирована как таковая в 1965 году. Если ко мне кто-то обращается, я разговариваю с человеком и пропагандирую трезвость. Просто разговариваю, и бывали случаи, что после нашего разговора человек не употребляет алкоголь.
– Если бы можно было в нескольких словах сказать что-то людям, страдающим этим недугом, что бы вы сказали?
– Месседж очень простой. Когда я приезжаю в Дом надежды на Горе или еще где-то разговариваю с алкозависимым человеком, то говорю ему: «У тебя две дороги. Одна дорога – ты будешь пить, и она в ближайшее время приведет тебя на кладбище. Вторая – ты приостанавливаешь (не «завязываешь», это неправильное слово) употребление алкоголя и живешь счастливо, у тебя будут работа, хорошая жена, у тебя будет все. Думай!» Если у человека серьезная проблема – запой, белая горячка, нехождение на работу, брошенная жена и т. д., – тогда лучше всего обратиться к «Анонимным алкоголикам». Есть два варианта: записаться на 28-дневную реабилитацию в Доме надежды на Горе в деревне Перекюля Ленинградской области или ходить на собрания «Анонимных алкоголиков», которые есть в каждом районе. Часик посидел, послушал, подумал, надо тебе это или не надо. Хочешь жить, значит, все получится, не хочешь, значит, не хочешь. Как-то так.
– Можно ли сформулировать основной месседж для близких человека, страдающего алкогольной зависимостью?
– Для них есть группа «Анонимные созависимые», туда тоже не мешало бы походить. К сожалению, очень многие жены, родители, близкие или сослуживцы на работе вообще не понимают, что такое алкоголизм. Им там об этом расскажут. Они, бывает, сами провоцируют: «Новый год, сынок, выпей шампанского, от бокала ничего не будет». Будет! Если это больной человек, он уйдет в запой, может дальше продолжать пить, может умереть. И лучше всего не нервировать его, потому что, как правило, алкоголик – это очень ранимый человек. Если его каждый день пилит жена, он идет во двор и пьет там с соседями или еще с кем-то. Поэтому лучше всего спокойно относиться к этому моменту. А если с женой зайдет разговор об алкоголизме, желательно разговаривать на трезвую голову и спокойно. Предложить, например, вариант тех же «Анонимных алкоголиков». Я не приветствую кодировку, зашивание, потому что это временная история. Человек может на год зашиться или закодироваться, потом опять продолжит. Поэтому, на мой взгляд, чтобы остановиться, лучше «Анонимные алкоголики».
– Почему, на ваш взгляд, проблема алкоголизма так актуальна для России?
– Я знаю, что не только для России. В других европейских странах пьют намного круче и больше, чем в России. Когда я был в Америке, там проходили реабилитацию люди из разных стран. Это кажется, что у нас пьют очень много, у нас такая мифология о самих себе.
– Вы много снимаетесь в кино. Есть ли у вас любимая роль?
– Сложно сказать про любимые и нелюбимые роли. Судьба мне сделала подарок – это фильм-притча Алексея Балабанова «Я тоже хочу». В большинстве же случаев это были эпизодические роли, но они тоже интересны. Для меня было удивительно сыграть поэта Евгения Евтушенко в фильме «Рыжий» про поэта Бориса Рыжего. В феврале этого года я снимался в фильме режиссера Георгия Лялина «Длительные свидания» в главной роли – священника отца Александра. С волнением жду выхода фильма, потому что это серьезная штука. Сравнительно недавно снимался у Стаса Светлова. Там была короткая роль – лифтер Юра. Тоже забавно. Приглашают – хожу. Интересно, но тяжело.
– Почему тяжело?
– Физически тяжело. Как правило, кино снимается с утра. На площадке нужно быть к восьми, все заканчивается в районе, допустим, восьми вечера, бывают переработки. Это не так легко: долго ожидаешь своего выхода на площадку, а нужно ведь сыграть красиво. Это очень нелегкая работа.
– Может быть, следующий вопрос вам покажется странным: знаете ли вы поэта Виталия Владимирова из Самары?
– Не знаю.
– Мы с коллегами выпускаем антологию «Уйти. Остаться. Жить», посвященную безвременно ушедшим поэтам. Я позволю себе процитировать небольшой абзац из послесловия к подборке Виталия Владимирова, это статья его друга Георгия Квантришвили. Надо сказать, что у Владимирова были очень серьезные проблемы с наркотиками. Итак, цитирую диалог:
«Он ответил вопросом на вопрос.
– Ты вчера ходил на концерт «АукцЫона»?
– При чем тут концерт «АукцЫона»?
– Я вчера ходил. После концерта подружился с Гаркушей. Ему группа деньги за концерт отдает на хранение. У Гаркуши есть пистолет. Ну, чтобы деньги охранять. Я сегодня к нему иду. Приведу его сюда, Гаркуша покажет пистолет соседу. (Речь идет о конфликте с соседом. – Прим. авт.)
– А у соседа нет пистолета?
– Нет. Его за пьянку уволили из ментовки. Он увидит пистолет и отстанет.
– Ну а потом Гаркуша уедет, дальше что?
– На какое-то время отстанет, а потом я что-нибудь придумаю».
Скажите, это реальная история? В 90-е действительно приходилось носить пистолет?
– Нет, конечно. Это вранье, миф, легенда. Во-первых, мне никто деньги на хранение не давал. Потому что… Какой это год был?
– Это девяностые, я не скажу точный год.
– Тем более. В 90-е я пил как собака, поэтому 100% нет. Это выдумка. Ни пистолета, ни денег у меня тогда не было. Хотя в Самаре мы были, естественно.
– Кем вы себя ощущаете в большей степени – поэтом, музыкантом, актером, шоуменом, культуртрегером (если учитывать, что вы устраиваете фестивали молодых групп)?
– Сложно ответить одним словом. Все, что вы перечислили, – это все происходит, и еще добавлю ведение фестивалей. Буквально пару дней назад я приехал в Карелию, вел фестиваль «Воздух», потом фестиваль «Рокштадт», который я веду всегда, я там постоянный ведущий. Так судьба распорядилась, что меня зовут, хотя какой я ведущий? Музыкант по большому счету тоже так себе.
В центре «Гаркундель», который я построил с помощью друзей и людей, которые давали денежку, мы проводим концерты, выставки, показываем кино. Все общаются со мной как с легендой, но это как будто не я. Я человек достаточно скромный, не очень люблю это. Но видеть в глазах людей свет и иногда слезы (даже у взрослых людей), видеть, что они меня так встречают, это, конечно, дорогого стоит. Пожалуй, все это для людей. Я делаю это для музыкантов, которым даю возможность выступать даже не с просто хорошим, а с очень хорошим звуком. Хорошая атмосфера, возможность отдохнуть. У нас не клуб, а центр, где есть музей, где можно хорошо посидеть. У нас именно слушают музыку, не колбасятся, как в клубах. Я делаю свое дело, мне это нравится. Есть отдача от тех же алкоголиков, наркоманов, от выступлений на благотворительных мероприятиях.
– У вас были совместные концерты с Сергеем Летовым. А как вы относитесь к творчеству его младшего брата, уже ныне, к сожалению, покойного, Егора Летова, и вообще к сибирскому панку?
– Егорка, Игорь Летов – безумный талантище. В то время была еще масса коллективов, которые играли жесткий панк. Так судьба распорядилась, что из тысячи он остался один. Конечно, он гений, и, конечно, очень печально, что его не стало. Это алкогольная история. Не добрел до меня, хотя я уже не употреблял алкоголь, и мы встречались, но по-настоящему поговорить не получилось.
Комментарии