Очарование дискомфорта

…Солнце стремительно скатывалось за черную гряду. Со снежных гор дул холодный пронизывающий ветер. Сумерки быстро окутывали долину. Надрывались лаем большие мохнатые собаки, тягая по щебнистым подворьям тяжелые цепи. Над плоскими крышами врытых в склоны хижин вились едва заметные сизоватые дымки. По ним мы и определяли жилые постройки. Людей почти нигде не было видно.

Женщины с закрытыми платками лицами при виде нас что-то испуганно бормотали и тут же скрывались в дверных проемах. От чумазых предоставленных самим себе ребятишек, кроме похожих на какую-то дразнилку частых выкриков «Хельо! Хельо!», ничего внятного добиться было невозможно. Мужчина с тачкой, старик, бредущий за худым ослом, парень с мешком сухого навоза (его здесь используют вместо топлива) на наши просьбы о ночлеге отвечали резко и одинаково: «Бурда йок». Все было понятно без перевода. Фраза, кстати, крепко засела в памяти. По-турецки это «здесь нет», «тут нельзя». В последующих странствиях я это постоянно учитывал и старался наряду с другими важными обиходными словами запомнить это указательное местоименное наречие. Ведь, где стал, там и стан дорожного человека. Это если ты один и находишься в чистом поле или дремучем лесу. Рядом же с оседлищем другого человека нужно спросить разрешение, как-то объяснить хозяину, что ты рядом с ним (а то и под его крышей) собираешься отдохнуть, провести ночь. Хозяин может направить тебя в отель. Поэтому, чтобы убрать двузначность просьбы и усилить ее точность, следует добавить слово «здесь». В том диком закутке Анатолийского нагорья ни «тут» (в жилище курда), ни «там» (в отеле) нам ночевать не светило. По темному ночному шоссе мы двинулись дальше. Ветер усилился. Было холодно и тоскливо. И вдруг увидели на обочине развалины какой-то постройки. Хоть какое-то подобие жилища. Главное – были стены и крыша. Значит, не будет капать сверху и не задует с боков. Этого достаточно. Закатили велосипеды внутрь, кое-как подмели пол, расстелили палатки, раскатали спальники и нырнули в их теплое надежное нутро. Засыпая, в оконном проеме я увидел россыпь звезд. И мне стало уютно и покойно. Каждая клеточка тела и душевные фибры пребывали в своем комфортном гнездышке…
В памяти десятки подобных ситуаций на разных широтах, под разными крышами, под разными звездами. Их всегда было много. И в горах, и в тропиках… Гораздо больше, чем на фасадах самых роскошных отелей. Их звездность – это их комфорт. К нему сегодня стремится абсолютное цивилизованное большинство. Чтобы жить безбедно, беззаботно и счастливо, чтобы у тебя было пусть не все, но очень многое из того, что придумал изобретательный ум человека. All exclusive («все включено») – это знамя денежного и самодовольного туриста. Отельный комфорт высшего класса, все, какие только возможны, блага туристического сервиса – вот смысл его пребывания на райском острове. Именно это «все включено» и останется в его памяти, именно об этом он, возвратившись домой, будет взахлеб рассказывать своим не столь успешным землякам. Именно это в конце концов он будет считать своей главной жизненной победой.
Почему так происходит? Почему, даже пресытившись рекламной и новостной мишурой, бытовой суетой и офисной скукой, мы все равно считаем это неким эталоном благополучной жизни, убегая от этого, все равно стремимся к этому, а отправляясь в заморские края, любыми способами пытаемся «включить» это в свою жизнь? Неужели там, в Заморье, Лукоморье, Беларапии, нет ничего другого, что способно удивить, воодушевить, встряхнуть телесно и душевно? Неужели нельзя (хотя бы на мгновение, чуточку!) не так, иначе, по-другому? Привычка сладко спать и сытно есть? Лень? Чужая воля? Своя (городская, компьютерная и т. д., и т. п.) неволя?
Комфорт обычно связывают с достижениями цивилизации, ее благами, прежде всего бытовыми удобствами. В молодости знаменитый исследователь Тур Хейердал вместе со своей молодой женой Лив около года прожил на полинезийском острове Фату-Хива. После пребывания там появилась книга «В поисках рая». Райского чуда не случилось, однако путешественник сделал вывод: «Цивилизация – странная причуда. Без нее отлично можно обойтись». Отказавшись от благ цивилизации, Тур Хейердал и его подруга приобрели… комфорт. Как это случилось? Как это вообще может быть? И может ли?
У англичан есть такое выражение: «Charms of discomfort». Для жителей туманного Альбиона (наверное, не только) «очарование дискомфорта» (такой дословный перевод) – это прежде всего очарование часто не очень удобной для повседневной жизни, но такой близкой и дорогой старины, ее романтика, дух (скорее всего, душевность). Однако чары дискомфорта не только в этом. У датчан есть такое определение счастливого состояния человека, как «хюгге». Это мир (пусть даже мирок!), который человек создает сам для себя в любой обстановке, довольствуясь очень простыми вещами и даже получая от них наслаждение. Так вот, многие датчане (особенно те, которые любят проводить время среди дикой природы) считают, что увидеть волшебство в горячей гороховой похлебке, понять и ощутить вкус горячего чая, его аромат по-настоящему и в полной мере можно тогда, когда за окном льет дождь или беснуется метель. Смотришь и представляешь, что и как творится на улице, и тебя пробирает дрожь. Но тут же тело и душу охватывают сладостное тепло и покой. Ведь на самом деле ты возле жаркой печки под надежной крышей. Такая вот игра, чудесное перевоплощение – переход из воображаемого дискомфорта в реальный комфорт. Вспоминаю, как во время сплава по Енисею вдруг разыгралась непогода. Облака низко лохматились над потемневшей рекой. То и дело срывался мелкий дождь. Я причалил к берегу и оглядел пустынную дикую местность. Довольно крутой склон, покрытый густой мокрой травой, выше – темная глухая стена тайги. В это время рядом с моей лодкой в песок ткнулась моторка. Из нее лихо выпрыгнули двое парней, добротно для непогоды на реке экипированных, и направились ко мне. Мы познакомились. Мои проблемы тут же стали проблемами рыбаков, которые предложили переночевать в зимовье. По едва заметной тропке (сам бы я ее не разглядел) мы поднялись наверх. Проломились через заросший крапивой черемуховый подлесок, и будто открылась дверь в иной мир. Посреди просторной покрытой папоротниками полянки в окружении могучих кедров стояла приземистая, с маленьким оконцем избушка под двускатной крышей. Пазы между бревнами лохматились обрывками мха. Через сени, которые были завалены дровами, охотничьим снаряжением и рыболовными снастями, мы прошли внутрь зимовья. Железная печка, стол возле окошка, еще один кухонный столик, продуктовый ларь, посудный шкаф, двое широких нар – вот и вся мебель. С потолка опоясанный веревками свисал объемистый тюк.
– Это от мышей, – объяснил рыбак. – Пошаливают они тут. Особенно вату любят. Медведишко тоже может заглянуть. Он любит по зимовьям шастать. Но ты не бойся. И запоры у нас крепкие, и время для шатунов сейчас не то…
Когда рыбаки уехали, я поджарил оставленную ими килограммовую щучку и с толковой неспешностью поужинал. Потом при свете керосиновой лампы долго чаевничал. Зачехленная лодка под порывами ветра и струями дождя ждала меня на берегу Енисея. Но, погружаясь в сон в сладостной тишине зимовья, под крышей которого было все для тела и души, я не думал о них – ни о реке, ни о своем кораблике, ни о пути, который еще предстоит проделать. Душа таежного зимовья – нары и печь. Нары – для полноценного отдыха, печь – для тепла. Этого в диком краю достаточно, чтобы в скромном таежном жилище чувствовать себя не хуже, чем в царских чертогах. Почивать ведь можно не только на лаврах, но и на нарах. Тысячу городских ночей и к ним пусть даже всего лишь один день, проведенный на рыбалке или охотничьей тропе, и одна ночь в зимовье под лесным пологом и яркими звездами, в волшебной тишине и таинственном мраке глухой тайги, с причудливыми отблесками печного огня на бревенчатых стенах. Этой одной ночи достаточно, чтобы понять, что такое на самом деле комфорт, и жизнь принять за сказку…
Непривычная обстановка, бытовые неудобства – это изюминка дорожной жизни, ее своеобразное очарование. Дело в том, что, испытывая дискомфорт, ты все время живешь предвкушением комфорта. И он в конце концов наступает. Ты смакуешь его маленькими глотками, наслаждаешься его чудными мгновениями, каждая твоя клеточка отчетливо и остро чувствует его аромат. Это как в баньке. Настоящий кайф от ее жара получаешь после холодного (а то и ледяного!) омовения. «Не сыщешь дня без тьмы и света, а года без зимы и теплоты. Не найдешь и состояния, чтоб оное из горести и сладости не было смешенное» – это из афоризмов (и, несомненно, бродячего опыта!) Григория Сковороды. Жизнь прожить – не поле пе­рей­ти. Случаются и колдобины, и рвы, и обрывы. Жизнь – это чересполосица. Если долго (постоянно!) комфорт без меры и удержу, то очень быстро соринка, крупинка, горошинка дискомфорта может саму жизнь сделать несносной, а то и вовсе ее перечеркнуть, поломать. Изнеженный, окруженный ненужными сверхудобствами, роскошью человек, «продешевивший дух за радости комфорта и мещанства» (М.Волошин), обречен. Отчего погибли сибариты? Они не знали предела в стремлении к комфорту. Оберегая себя от шума, устилали улицы соломой, первыми додумались применить ночные горшки и изобрели много других удобств. Жители древнегреческой колонии оставили людям не только свое нарицательное имя, но и назидание.
В какой-то момент во время путешествия вдруг приходит понимание: в дороге, в тайге, в горах или пустыне (в любой точке планеты!) прежде всего «включена» простая обыденная жизнь природы и людей, которая бьет своим неиссякаемым ключом. Все (буквально все!) в дороге в нее включено: солнце, ветер, море, пляжи, скалы, сосны, пальмы, костры, овсянка по утрам и кулеш вечером, древние храмы, базары, дворцы и хижины, игры и приключения. А самое главное – включены дорога и свобода ее выбора. Кстати, проблема выбора в жизни иногда стоит довольно остро. До страданий дело не доходит, но чувство дискомфорта порой испытываем. Иногда это даже касается бытовых мелочных удобств и благ. Походный быт незатейлив, прост, часто выбирать не из чего, да и не нужно это. Все рядом, перед глазами, под рукой, все вполне определенно, достаточно и удобно. И ты наслаждаешься не посудой, не оформлением разных блюд, не застольным этикетом, а самим процессом поглощения пищи, вольной расслабленной позой (можешь согнуться, как вздумается твоим усталым членам, растянуться на травке, перекатиться в сторону) и тем, где это происходит, – рекой, горами, облаками. Кстати, и походная еда, и ее приготовление (особенно когда голоден) часто доставляют ни с чем не сравнимое удовольствие.
В дороге очень отчетливо понимаешь: если есть цель, большая цель, то дискомфорт лишь путь к ней. Достигнешь цели – обретешь комфорт. Значит, ускоряйся (но не сломя голову, тише едешь – дальше будешь), преодолевай, напрягайся. И мерзни, и потей, и натирай мозоли, и терпи боль. На блюдечке с голубой каемочкой комфорт тебе никто не принесет. Любишь кататься – люби и саночки во­зить, любишь комфорт – люби и тернистый путь к нему, любишь попутный ветер – прими и возлюби штиль, тем более не сетуй на встречный ветер и не кляни бурю. Добьешься комфорта, сам узнаешь его цену. Часто весьма высокую. Чем дороже, тем и ценнее. Дискомфорт – это дорога. Нередко, правда, это не совсем неудобство, неприятность, а главное – не страх, так как ты это предвидел, наперед знал, что может случиться, и даже то, что не может произойти. И ты материально и морально готов к смене обстановки и привычного быта. Сама, кстати, подготовка к преодолению дорожных бытовых неурядиц, происходящая в комфортных домашних условиях, доставляет пророй немалое удовольствие.
Дорожные бытовые неудобства, маета и волнения – путь к комфорту, стимул преодолевать расстояния и препятствия, позыв к действию. Дорожный дискомфорт с физическим напрягом (а нередко и перенапрягом, сверхусилиями!) – это своеобразная оздоровительная процедура, телесная и духовная встряска, если хотите, даже закалка, спортивная тренировка. Наш народ по будням затаскан. Нередко по будням вполне комфортным. Однако часто и неймется, и лихорадит, и не радуют ни уют, ни тепло близких. «Как нас дома не грей, не хватает подчас новых встреч нам и новых друзей…» Как правило, новые встречи и новые друзья случаются в дискомфортной дорожной обстановке. Не мил белый свет – беги в темный лес. И так нередко бывает. Выход (а часто и бегство!) из зоны комфорта – это решительный шаг к себе, ответы на многие вопросы твоего суетного бытия.
Комфорт в дороге – лишь короткая остановка. Перевел дыхание, подремал, похлебал юшки, глотнул чайку, в конце концов побывал на пьедестале (ведь преодолел, победил, перемогся!) – и снова в путь. Комфорт, как птица-удача, вроде поймал ее за хвост, подержал в руках, но не успел насладиться трофеем, налюбоваться окраской, как в руках лишь перья, а птица улетела. И ты снова вдогонку за ней. Комфорт для путешественника – подарок судьбы. Ее чудное мгновение. Почти очарование. И я опять вспоминаю тот вечер. Не важно который. Их много. Не счесть. В темноте одна утеха: костер и звезды. Искры, отрываясь от пламени, улетают в ночь. Я пытаюсь проследить их путь, уловить мгновение, когда они погаснут. Поднимаю голову и вижу искрящееся звездами небо. Под ним светла, узнаваема, во всем и в полной мере комфортна моя земная дорога…