О средствах речевой выразительности

Одна из насущных потребностей человека – необходимость выразить себя, быть правильно понятым, вызвать отклик. Любопытно, что слово выразить (как и образ, образование, изображение, поразить) по происхождению связано с глаголом резать. След этимологической близости корней -раз- и -рез- сохранился, в частности, в старинном слове изразец: декоративные плитки из красной глины покрывали рельефным узором, похожим на резьбу по дереву. Каким путем можно добиться того, чтобы слово создало отчетливую картину, чтобы речь врезалась в память слушателя или читателя, повлияла на него? Язык предлагает нам неисчерпаемый запас самых разных выразительных средств – фонетических, словообразовательных, лексических, грамматических.

Использование ряда выразительных средств удобно показать на примерах из произведений Бориса Чичибабина, для которого писание стихов служило проявлением любви к жизни и сострадания к ближнему, было, по собственному признанию поэта, сродни «вздоху на Голгофе». Глубине выражения мысли и чувства должна была соответствовать сила языка.

О единении с природой поэт говорит, используя ласковую музыку звуковых повторов (ср.: «слиться с листьями леса»):

И не страшно душе – хорошо

и легко

слиться с листьями леса,

с растительным соком,

с золотыми цветами в тени

облаков,

с муравьиной землею и

с небом высоким.

Лирически-приподнято обращаясь к снегу, который нисходит свыше и сияет цветом чистоты (а на солнце – цветом нетленного золота), поэт, словно вторя Давиду, который в пятидесятом псалме молил Бога убелить царскую душу «паче снега», использует древний звательный падеж (ср.: Боже, друже и т. п.):

Но ведь чудо было

не во сне же

и во мраке, сложенном

с бедой,

помоги нам выжить,

святый снеже,

падай, белый, падай,

золотой.

С особой, редкой остротой чувствуя губительность беспечного существования и реальность непрекращающейся «невидимой брани» добра и зла, поэт характеризует свое поведение необычной лексикой (ср.: общеизвестные слова игривый, отыгрываться и авторские образования игручий, отыгристый):

Пока я вслепую болтаю

и пью,

игруч и отыгрист,

в душе моей спорят

за душу мою

Христос и Антихрист.

Таким образом, подбор специальных языковых средств помогает автору высказать то, что просится из сердца наружу, и высказать именно так, а не иначе.

Выразительность, экспрессивность речи может быть достигнута не только за счет введения в текст необходимых средств какого-либо языкового уровня (фонетического, лексического, словообразовательного, грамматического), но и как результат необычного построения самого текста. Василий Песков в книге «Проселки», повествуя о Ростове Великом, пишет: Одиннадцать веков… Не каждый год и даже не каждая сотня лет оставила о себе память. Но одно столетие дошло к нам дивным творением человека. Из-за него-то Ростов и стал сегодня городом знаменитым. Сюда едут историки, архитекторы, художники и туристы. И весь остальной город служит только оправой драгоценному белому камню, возведенному русскими мастерами. Названье этой постройки – Ростовский кремль. Речь приобретает экспрессивность благодаря тому, что писатель прямо называет главную гордость Ростова не сразу: описательными оценочными выражениями (дивное творение человека, драгоценный белый камень) опытный рассказчик пробуждает и усиливает читательский интерес к предмету речи, прежде чем открыто произнести: Ростовский кремль.

Среди средств выразительности видное место занимают синтаксические, то есть связанные с правилами, соединения слов и построения предложений. Экспрессию часто порождает то или иное отклонение от стандартной формы выражения, особое расположение компонентов: пропуск члена предложения (неполнота), параллелизм частей, обратный порядок слов, повтор слова в новой позиции, интонационная прерывистость фразы и т. д. Экспрессивность какой-либо синтаксической структуры особенно заметна при сопоставлении экспрессивного варианта с нейтральным. Остановимся на некоторых видах экспрессивных синтаксических конструкций.

Рассмотрим следующее четверостишие Василия Федорова:

Красивы мы,

Светлей, чем зимы,

Иконописнее, чем Спас.

В том и беда,

Что мы красивы,

Когда никто

Не видит нас.

Поэтический отрывок содержит две модификации одной синтаксической конструкции. Вначале встречается экспрессивный вариант с инверсией – изменением обычного порядка слов: Красиўвы мы (сказуемое поставлено перед подлежащим и выделено усиленным ударением). Благодаря такому приему подчеркивается мысль о заложенной в каждом человеке красоте. Затем та же конструкция дана с привычным порядком компонентов …мы красивы: подчеркивания требует теперь новая мысль, что разглядеть сокровенную красоту, не сомневаться в ней – драгоценное умение и труд души.

В литературе XX века широкое распространение получило явление парцелляции – интонационного расчленения предложения, при котором оно оформляется в виде нескольких самостоятельных фраз. Между основной частью и отделенным от нее фрагментом ставится точка, вопросительный или восклицательный знак, как если бы это были разные предложения текста, но грамматическая и смысловая связь частей сохраняется. Это «противоречие» и обеспечивает яркую экспрессивность парцеллированной конструкции. По справедливому наблюдению одного из исследователей парцелляции, «при умелом ее использовании она может окрашивать речь такими оттенками, которые невозможно передать никакими другими средствами». В большинстве случаев интонационному отъединению подвергается конечная часть (части) предложения, и очень редко парцеллируется начальная часть (части). В «Балладе о знамени» Роберта Рождественского обнаруживаем яркий образец сочетания парцелляций с двух сторон от грамматически базовой части Был разбит стрелковый полк:

Утром ярким, как лубок.

Страшным.

Долгим.

Ратным.

стрелковый полк.

Наш.

В бою

неравном.

Стоит ли доказывать, что парцелляция в данном примере значительно повышает изобразительность и эмоциональную напряженность стиха?

Зная силу данного приема, писатели используют ее в ударных местах текста, например, в его начале или же в конце, как мощный смысловой аккорд. Так, Александр Солженицын заключает свой «Матренин двор» такими словами о погибшей Матрене: Все мы жили рядом с ней и не поняли, что есть она тот самый праведник, без которого, по пословице, не стоит село.

Ни город.

Ни вся земля наша.

Нередко на наиболее важных, узловых отрезках средства синтаксической выразительности выступают в содружестве, оказывая совокупное, множественное, а значит, особенно сильное воздействие на адресата. В зачине повести Гавриила Троепольского «Белый Бим Черное Ухо» есть строки: …И в тишине уходящей осени, овеянный ее нежной дремотой, в дни недолгого забвения предстоящей зимы, ты начинаешь понимать: только правда, только честь, только чистая совесть, и обо всем этом – с л о в о.

Слово к маленьким людям, которые будут потом взрослыми, слово к взрослым, которые не забыли, что были когда-то детьми.

В предложении намеренно опущен, не выговорен ключевой модальный глагол: только правда, только честь, только чистая совесть – нужны (необходимы). Невысказанный смысл легко восстанавливается из контекста, а значимое отсутствие, или эллипсис, задерживает на себе мысленный взор читателя. Кроме эллипсиса, в приведенном отрывке можно заметить и другие средства выразительности: знакомую уже нам парцелляцию (с повтором компонента слово и вынесением отделенной части в самостоятельный абзац), а также перекрестное расположение соотносительных компонентов (маленькие люди – взрослые и наоборот: взрослые – дети), или хиазм.

Заключая небольшой рассказ о средствах речевой выразительности, хотелось бы напомнить: подлинное наслаждение от общения с книгой ожидает того, кто не только усвоит «основное содержание», сюжетную канву, но одновременно будет зорок к тем особенностям языка, благодаря которым мысли автора книги становятся наиболее доходчивыми и впечатляющими, а его чувства – родственными нам.

Алексей ЦУМАРЕВ, кандидат филологических наук, научный сотрудник Института русского языка РАН