Новая искренность Нины Берберовой

Нина Берберова стала свидетельницей едва ли не всех эпохальных событий двадцатого века. Две мировые войны, революции, Гражданская война, холодная война, строительство Берлинской стены и ее падение. Она видела все и всех и обо всем и всех имела свое мнение, часто расходившееся с общепринятыми оценками. Она пережила всех своих великих современников из «незамеченного поколения» – Владимира Набокова, Гайто Газданова, Галину Кузнецову, Бориса Поплавского, пережила даже всесильный Советский Союз и коммунистический режим, а после ее смерти в ее доме в Филадельфии согласно воле покойной еще год продолжали включать свет. 8 августа исполняется 120 лет со дня рождения писательницы, поэтессы, создательницы одной из самых ярких автобиографий – «Курсив мой».

Берберова родилась в 1901 году в Петербурге. Россия переживала небывалый культурный расцвет. Уже делали первые шаги в поэзии Блок и Белый, еще творили Чехов и Толстой, а гимназистки сходили с ума от Бальмонта. Впрочем, сама Берберова вспоминала о Серебряном веке довольно холодно. В ней не было ностальгии по ушедшей России. Более того, в книге «Курсив мой» она признается, что всегда чуждалась понятия «гнездо» и прочих дворянских атрибутов. Тем не менее за внешней резкостью и протестом проступают нежные чувства к отцу, чьи армянские предки верой и правдой служили Отечеству, прадеду, который послужил прототипом Обломова в одноименном романе Гончарова, к чопорной и консервативной матери.

И все же Берберова с юности ощущала желание независимости. А литература и поэзия – это и есть территория свободы. Она оканчивает гимназию в Петрограде в первые революционные годы, а в 1919‑м вместе с семьей переезжает в Ростов-на-Дону, где учится в Донском университете, но уже в следующем году возвращается в голодный и холодный Петроград, где еще не умерла поэзия, где еще живы Блок и Гумилев, но жить им осталось недолго. Они оба уйдут в августе 1921‑го. Гумилева сразит чекистская пуля, Блок умрет от болезни и «отсутствия воздуха». Последнему Берберова посвятит отдельную книгу, которую напишет уже после Второй мировой войны, а роман с первым будет отрицать.

Судьбоносной для Берберовой стала встреча с другим выдающимся поэтом – Владиславом Ходасевичем. «Счастье мое с ним было не совсем того свойства, какое принято определять словами: радость, свет, блаженство, благополучие, удовольствие, покой. Оно состояло в другом: в том, что я сильнее ощущала жизнь рядом с ним, острее чувствовала себя живой, чем до встречи с ним, что я горела жизнью в ее контрастах, что я в страдании, которое узнала тогда, имела в себе больше жизни, чем если бы делила окружающее и окружающих на «да» и «нет» – интенсивность «заряда» была иногда такова, что любое чудо казалось возможным», – напишет Берберова в своей главной книге «Курсив мой».

В 1922 году они покинут Россию, будут жить в Германии, Чехословакии, Италии и наконец в 1925 году обоснуются во Франции. В 1932 году Берберова и Ходасевич разойдутся как муж и жена, но не прервут общение, и до последних страшных дней поэта она будет с ним.

Успех Берберовой в эмиграции принесла первая неподцензурная биография Чайковского. Не утаивая интимных сторон жизни великого композитора, она создала образ живого человека, с его сомнениями, страданиями и тотальным одиночеством. В небольшой по объему книге сконцентрирован весь спектр эмоций – от смеха до слез, так что порой кажется, что Берберова была современницей Петра Ильича и лично с ним говорила. Не меньше ей удалось и жизнеописание Александра Бородина.

Обе книги появились в конце 1930‑х годов. Вскоре мир погрузился в самую масштабную катастрофу XX века, а русская эмиграция оказалась перед очередным выбором между ненавистным большевизмом и отвратительным нацизмом. Многие пребывали в иллюзии, воспринимая Гитлера чуть ли не как освободителя, но все иллюзии довольно быстро развеялись. Для Берберовой, оставшейся на оккупированной части Франции, поворотным моментом была ужасная судьба последней супруги Ходасевича Ольги Марголиной, отправленной в лагерь смерти.

Поражает, насколько в Берберовой при литературных талантах присутствовал дух авантюризма. Иначе как объяснить, что в 1950 году она отправляется в США, не владея английским, с двумя чемоданами и 75 долларами в кармане, из которых двадцать пять взяты в долг. А уже в 1958‑м ее приглашают в Йельский университет преподавать русский язык, а затем в Принстонский русскую литературу.

Именно в Америке Берберова написала одну из самых знаковых книг о русской эмиграции «Курсив мой». Первое издание вышло на английском в 1969 году. Интересно сравнить «Курсив мой» с воспоминаниями Ирины Одоевцевой «На берегах Невы» и «На берегах Сены». Поражает невероятное сходство судеб их авторов. И Берберова, и Одоевцева писали прозу и стихи, были женами великих поэтов Ходасевича и Георгия Иванова. Обе эмигрировали, но успели посетить перестроечный СССР в конце 1980‑х. Однако тон их книг совершенно разный. Одоевцева ко всем благожелательна, Берберова часто критична, а порой и враждебна. Все дело в разном ракурсе. Одоевцева выступает своеобразной наблюдательницей, записывающей, подслушивающей чужие голоса, а Берберова – субъект действия, это ее курсив и ее взгляд на события. Сама Берберова эту разницу четко сформулировала: «Авто­био­гра­фия, в отличие от мемуаров, откровенно эгоцентрична. Автобиография – рассказ о себе, воспоминания – рассказ о других».

В «Курсиве» проступают старые обиды, например, к Бунину, который предстает в версии Берберовой чуть ли не поклонником Сталина. Но при всех натяжках «Курсив мой» – очень яркое личное высказывание о женщине, преодолевшей тяжелейшие преграды своего времени и сумевшей обрести подлинное счастье. Поэт Андрей Вознесенский наградил ее титулом «мисс Серебряный век». Думаю, Берберова шире этого прекрасного, но короткого времени. Она воплощение современной эпохи – освобождения от предрассудков и беспощадной искренности.