Нестандартные послестандартные размышления

Продолжение. Начало в №9

Я и сам читал про себя и то, что я вырубаю сад русской культуры, и то, что прожил свою жизнь бессмысленно и напрасно.
А сколько перепадает ученикам! Я помню, что творилось, когда один выпускник написал в экзаменационном сочинении по теме о незабываемых образах «Молодой гвардии» Фадеева, что он читал много книг про героев, но вот в романе Фадеева для него лично незабываемы образы фашистов: он впервые понял, кто такие фашисты и что такое фашизм.

Но какая тут крамола? Разве Яго, леди Макбет, Плюшкин, Иудушка Головлев, Клим Самгин, Смердяков не являются незабываемыми образами? И мог ли я когда-либо подумать, что меня, у кого летом 1941 года в Риге фашисты уничтожили всех родственников (прадедушка мой в возрасте 103 лет благополучно и вовремя умер до лета 1941 года), взволнует роман Бернхарда Шлинка «Чтец» о судьбе эсэсовки и что эту книгу я буду помнить…

А что происходит сегодня? Перед проверяющими сочинительную часть ЕГЭ по русскому языку лежит шпаргалка, в которой написано то, что должно быть у ученика. И если у ученика сказано глубже, интереснее, чем в этой шпаргалке, он получит только свои нули.

Я получил письмо от прекрасной учительницы литературы, работавшей в одном из городов России. Она написала мне о том, как приехавшая из губернского города проверяльщица отчитывала ее за то, что она что-то сделала не так, как положено. Защищаясь, учительница сослалась на одну из моих статей в «Учительской газете». И получила в ответ: «Нам «Учительская газета» не указ. Вот когда будет решение министерства, тогда другое дело». И теперь представьте: утвердили бы этот безграмотный стандарт, и директор школы, и завуч школы, и районные начальники, и приезжие начальники, не выпуская из рук этот самый стандарт, налево и направо мордовали бы учителей: вы сделали так, а в государственном стандарте написано по-другому.

Мне повезло в жизни. Первые десять лет работы в школе ко мне на урок никто, кроме директора школы и завуча, не приходил. Следующие десять лет я был городским методистом Москвы, меня как учителя вообще никто не трогал. А когда я ушел из института, то было указание отдела школ горкома партии меня не трогать. Полгода мой портрет вообще висел на проспекте Мира среди других передовиков производства. Когда эту доску почета делали, то сначала была изготовлена ее математическая модель. И там была такая заготовка: учитель, мужчина, член партии, еврей. Я подходил по всем параметрам. Так я и работал в роли жены Цезаря, которая, как вы знаете, была вообще вне подозрений.

Я уже не говорю о том, что в нашей не всегда стандартной жизни бывают ситуации, которые в рамки стандарта не помещаются. Расскажу о двух таких случаях из моей жизни.

Последний день работы медальной комиссии. Работают три состава этой комиссии. Я в той, которую ведет заведующий городским отделом народного образования Георгий Леонидович Асеев. Входит очередной директор школы. Асеев ему говорит: «Вы представили двух учеников к награждению золотой медалью. По математике к работам ваших учеников претензий нет, а вот по литературе картина другая. Сочинение Петрова комиссия сочла верно оцененным. Он получает медаль. А вот Сидорову оценка за сочинение снижена до четырех. И он медаль не получит». «Тогда я прошу, – говорит директор школы, – не давать медаль и Петрову». Немая сцена. «Петров мой сын. И я не могу сегодня прийти на выпускной вечер, своему сыну дать медаль, а другому выпускнику нет». Асеев поворачивается ко мне: «Лев Соломонович! Вы можете сейчас на сочинении Сидорова написать, что вы согласны с пятеркой?» Я тут же эту пятерку подписываю.

Другой случай был куда более драматичным, точнее сказать, он был просто трагическим. Мне передают сочинение, я его читаю и говорю, что за него можно поставить в самом лучшем случае только тройку. Мне передают запечатанный конверт, в котором письмо мне. Оказывается, автор этого сочинения уже то ли год, то ли два парализован, у него работает только кисть руки. К нему приходят учителя, что-то спрашивают, что-то объясняют, ставят отметки. И по отметкам ему положена золотая медаль. Но за месяц до экзамена приходит разъяснение, что те, кто не сдает экзамены в школе, медаль получить не могут. Не говорю о том, что значит медаль для этого юноши. И вот в день сочинения друзья приносят его на носилках, и он, лежа на носилках в зале, где пишут сочинение, тоже пишет его. Ни минуты не думая, я пишу на работе: «С оценкой «пять» согласен. Председатель комиссии Л.С.Айзерман». Тот, кто из вас без греха, может бросить в меня камень.

А теперь я перехожу к особо важному для меня. Но начну вот с чего. Я прочел большую, аж в 550 страниц, книгу Петра Талантова «0,05. Доказательная медицина: от магии до поисков бессмертия». Читал не отрываясь. Эта книга о том, как работают современная медицина, фармакология и медицинский маркетинг. Меня особо интересовало, как проходит проверка лекарств. Годы, годы, годы. Тысячи пациентов. Приведу только две цитаты.

«Основной принцип доказательной медицины – прозрачность. Любое клиническое решение должно иметь под собой убедительное обоснование, которое может быть проверено другими людьми. Недостаточно сослаться на опыт или на тайны врачебного мастерства. Нужно быть готовым объяснить, почему из возможных альтернатив выбрана именно эта».

«На чем основаны клинические решения? Потраченные на учебу долгие годы не гарантируют примененности полученного знания – оно обновляется с огромной скоростью, и часть того, что рассказывают студентам в аудитории, устаревает уже к моменту получения диплома. Другая часть неактуальна еще при передаче студенту: программа, учебные материалы и знания преподавателей не поспевают за новой информацией. Решение проблемы – в непрерывном образовании».

Нужно ли говорить, что сегодня огромный массив новых исследований и работ по литературе вообще до учителя не доходит. И потому что книги очень дороги (блистательная книга о Толстом, о которой я говорил, стоит 619 рублей, но у меня еще не кончилась подарочная карточка книжного магазина, подаренная старыми учениками на день рождения), и времени на чтение таких книг нет, и вообще, зачем они, когда к ЕГЭ не имеют отношения.

Лев АЙЗЕРМАН