Немножечко жирафа и большой белый слон,. или Еще раз о воспитании чувств

Однажды маленькая девочка очень насмешила взрослых предположением, что в ее любимом дяде живет совсем немножечко жирафа и большой белый слон.

Этот забавный случай вспомнился, когда в гимназии №56 психологи показали мне свое портфолио дошкольника. Красочная тетрадь называется «Я учусь общаться». Вместе со взрослыми ребенок в игровой форме строго по правилам вежливости знакомится с разными животными. Узнает, какие особенности поведения зверей можно увидеть и в жизни людей, чему у них стоит поучиться. Предполагается, что такой первый опыт положит начало великой науке понимать себя и других, анализировать собственные чувства и обращать внимание на поведение и чувства других. В первом классе этой школы дети ведут дневники настроения. В них каждый должен отмечать, с каким чувством он шел сегодня в школу и хорошо ли прожил этот день. Еще не умея писать, дети ставят свои пометки на рисунках, изображающих радость, печаль и другие чувства. Учитель потом может обсудить с ребенком его переживания, помочь разобраться в недоразумениях.  Это пока только самые первые шаги в работе с эмоциями ученика, лишь поиски ключей к той глубинной сфере, где постепенно складывается личность с ее особенностями и интересами. Потребность в такой работе ощущается все острее. Теперь уже во многих школах психологические службы создают свои методики, предлагают классным руководителям разные пособия. Сложность проблем, с которыми сталкиваются педагоги на этой ниве, не поддается описанию. Стоит отнестись к детям внимательнее, как начинают обнаруживаться самые неожиданные расхождения в восприятии, казалось бы, совершенно обыденных ситуаций. Начнем с того, что многие дети очень приблизительно представляют себе смысл слов, с которыми довольно часто обращаются к ним взрослые. Удивляя нас темпами освоения языка в раннем возрасте, ловко пользуясь сложными оборотами речи, они наделяют их порой своим собственным содержанием, не совпадающим с общепринятым. И живут в этом заблуждении довольно долго, страдая от непонимания, а то и конфликтов, которых могло бы не быть. Девочка признается, например, что долгое время не могла понять смысл вопроса «Как тебе не стыдно?». Однажды она надела мамины сапоги, попала в них в лужу и набрала грязной воды, испортившей подкладку. «Как тебе не стыдно! – укоряла ее бабушка. – Такие хорошие были сапоги, а теперь никуда уже не годятся!» Девочке стало очень жалко сапоги, она искренне расстроилась и решила, что это чувство и есть стыд. Может быть, такой мелкий случай забылся бы совсем, если бы к нему не добавлялись истории, которые заставляют задуматься, насколько дети понимают нас, а мы – их. Предположим, стыд, совесть – понятия сложные. На осмысление их уходят порою годы. А жизнь полна взаимным непониманием более простых вещей. Мальчик, выросший в северном городе, приходит в отчаяние от задачи, где речь идет о ящике помидоров. Задача пустяковая, он уже решал похожие. Вес ящика известен, нужно узнать, сколько весят помидоры. А он терзается: «Как я узнаю, сколько весит одна помидорина, если тут ничего об этом не сказано?» Само предположение, что вес одного плода не имеет никакого значения, ставит его в тупик. Они с мамой всегда покупают пять-шесть, а то и три штуки. Ему еще нужно представить себе, что такое ящик помидоров. Догадаться, какие картинки возникают в воображении ребенка, читающего условие задачи, трудно даже родителям, примерно представляющим себе его жизненный опыт. А учителю, случается, и вовсе не понять, с чем именно связаны затруднения. Особенно мешает детская фантазия натурам творческим. Как двести лет назад у лицеиста Александра Пушкина были плохие отметки по математике, так и сегодня богатое воображение мешает порой строгой логике точных наук. Зато у детей, легко принимающих математические абстракции и прочие школьные правила игры, возникают другие проблемы. Понимая условность тестов, контрольных и прочих ответов на вопросы, они начинают считать игрой и человеческие отношения, возникающие в процессе обучения, и ту информацию, которую получают в школе. Они всегда знают, как нужно ответить на вопрос, чтобы взрослые были довольны, но без этой игры, для себя, всерьез над проблемами мироздания, о которых толкуют в школе, почти никогда не задумываются. Психологи констатируют, что произнесение одних и тех же слов учителем и учеником не гарантирует настоящего взаимопонимания. Взаимодействие сознаний начинается с переживания и осмысления самого коммуникативного акта в формах внутренней речи. Понимание, как объясняют специалисты, ссылаясь на учение Льва Выготского, – это перевод с внешнего языка на язык внутренней речи. Смысл сообщить нельзя. Можно только актуализировать его. Актуализация осуществляется при соприкосновении с другим смыслом. Происходит ли такая глубокая внутренняя работа или ребенок послушно следует правилам игры, предложенной в школе, можно выяснить только в живом творческом диалоге. И мастерство учителя состоит в том, чтобы точной репликой и вопросом вызвать ответную работу сознаний, дать пищу, пригодную для «овнутрения», организуя контекст понимания. Какую роль в этом процессе играют чувства, какую логика, каждый решает сам, исходя из собственного опыта и темперамента. Ясно, однако, что без участия эмоций такая работа просто невозможна. И когда мы в очередной раз спрашиваем ребенка, как он думает, не менее важно понять, что он при этом чувствует. А соответствующего инструментария у педагога нет. Только собственные чувства и интуиция.  К сожалению, слишком часто ни у взрослых, ни у детей нет слов, достаточно точно обозначающих наши эмоции. И нет традиции анализировать их. Даже по отношению к произведениям искусства, которые прямо обращаются к чувствам зрителя. Мало кто может достаточно точно описывать свои переживания, вызванные музыкой, хорошим спектаклем, фильмом. Ребенок скорее скажет, что ничего он не почувствовал. И только с помощью умелого наблюдения, рисунков, деликатных вопросов выясняется, что эмоций было много, но разбираться в них сложно. Проще сослаться на бесчувствие, чем подбирать слова. Личные дневники, лирические письма и стихи, пусть самые непритязательные, не в моде нынче. А жаль. Они-то как раз очень помогают разобраться в своих переживаниях. Об этом многое могли бы рассказать педагоги дополнительного образования. В кружках и творческих объединениях, в клубах при музеях и театрах накоплен огромный опыт, который до сих пор редко рассматривается с точки зрения развития и воспитания чувств. Чаще говорится о развитии интересов ребенка, открытии талантов. Эмоциональная основа этих понятий остается, как правило, вне нашего анализа и обсуждения, хотя каждый педагог по-своему определяет градус увлечения и ту высоту, на которой рождается настоящее вдохновение. Даже в тех школах, где сейчас детскому творчеству уделяется самое большое внимание, нет системы воспитания и развития чувств, в которой эмоции рассматривались бы не только как свойства личности, но и как важная составляющая процесса познания. Но если никакое знание не становится своим, личным, не вплетается в ткань личных размышлений без участия эмоций, работа с чувствами ребенка не может считаться дополнительной. Напротив, без нее большая часть усилий преподавателя затрачивается зря, а механически усвоенная информация быстро стирается из памяти.Санкт-Петербург