На чтение: ≈ 15 мин.В 2013 году впервые в России дети с аутизмом пошли в общеобразовательное учебное заведение. Школа №1465 стала площадкой инклюзивного образования по модели с ресурсным классом. Проект был запущен совместно с Центром проблем аутизма. О том, как обучают таких учеников, клинический руководитель проекта «Инклюзия 1465» Юлия Преснякова рассказывала в «Учительской газете» №44 от 2 ноября 2021 года. Продолжаем тему, беседуя с директором школы №1465 имени адмирала Н.Г.Кузнецова Артуром ЛУЦИШИНЫМ.
– Артур Васильевич, как принималось решение об участии в инклюзивном проекте, с учетом того что в России тогда не было примеров?
– Совпало несколько причин, подтолкнувших к такому решению. Во-первых, уже действовал новый Федеральный закон «Об образовании в РФ», в котором прямо говорится, что школа должна предоставлять качественное образование всем, в том числе и детям с ОВЗ. Перед учебным заведением стояла задача научиться этому. Во-вторых, тогда в системе образования Москвы происходили серьезные изменения, шел процесс создания образовательных комплексов, финансирование школ стало подушевым, росла самостоятельность московских образовательных учреждений. Поэтому каждая школа искала какие-то преимущества, позволявшие ей быть интересной для ребят и родителей. Все руководители стали думать, как привлекать учеников. В этих обстоятельствах сотрудники Центра проблем аутизма и предложили проект инклюзии. Во многих школах они получили отказ, никто в России этим еще, действительно, не занимался. Мне же эта затея показалась интересной: это и конкурентное преимущество, и изюминка, и первенство, и социальная ответственность. Если есть дети, лишенные прежде возможности получать качественное образование, по сути, несчастные, обделенные и имеющие определенные дефициты, то мы должны сделать все, чтобы им помочь. Тем более что городская система образования создала к этому все предпосылки. И я достаточно быстро принял волевое решение: с 1 сентября 2013 года мы начинаем обучение детей с аутизмом.
– Школа – сложная экосистема, в рамках которой взаимодействуют разные акторы со своими интересами: учителя, родители, ученики, административный блок. Как вы работали на первом этапе с каждым из них, внедряя абсолютно новую практику?
– Когда я только «пробрасывал» идею «что, если к нам в школу придут такие дети» своим коллегам, учителям и руководителям других школ, никто не говорил: «Да-да, это хорошее дело, начинайте, будет здорово!» Все относились крайне скептически. Это сегодня все знают, что такое инклюзия, ресурсный класс, кто такие тьюторы, тогда никто толком не знал. От решения до запуска проекта полгода шла подготовительная работа. Я морально готовился сам, готовил управленческую команду, учителей, родителей. Это непростая работа, тщательная, кропотливая. Если какой-то этап пропустить, все пойдет впустую. Это тонкая сборка.
Мы начали, взяв шесть детей с аутизмом в первые и третьи классы. На удивление, их очень спокойно восприняли наши дети и их родители. Здесь, конечно, важно было правильно провести родительские собрания. Именно от классных руководителей исходил посыл, что все дети разные, что у нас в классе есть дети с аутизмом, им нужно помогать, что для них организована особая ресурсная зона и с ними работают специалисты, что технология, предложенная Центром проблем аутизма, позволяет включать их в учебный процесс класса аккуратно и постепенно. Родители все правильно восприняли. И они сильно помогли школе. Правильно и быстро были выстроены отношения между ними и родителями детей с аутизмом. Внеурочная работа, дополнительные мероприятия, поездки, экскурсии – все это у них проходило и проходит дружно и сплоченно. Очень плохо, если здесь будет водораздел.
Учителей мотивировали, в том числе финансово, потому что они взяли на себя серьезную дополнительную нагрузку. Часть сотрудников ЦПА мы приняли к себе на работу, чтобы они могли полноценно трудиться в нашем педагогическом коллективе.
– Интересно, что у нормотипичных учеников включение детей с аутизмом не вызвало негативных эмоций. Получается, что социальные стереотипы все же идут от взрослых?
– Абсолютно так. Для детей это нормально. Если бы они доучились до 9‑го класса, а потом к ним привели такого ребенка, тогда, возможно, было бы какое-то неприятие. А так – нет. Для меня было откровением и педагогическим открытием, что пребывание в классе таких детей реально улучшает психологический климат и позволяет достигать лучших образовательных результатов обычным детям. Не очень мотивированные ребята, например, видя, что рядом с ними нетипичный сверстник старается, стремится к лучшему, понимая, что ему нужно помочь, меняют свое отношение к учебе. Дети действительно опекают ровесников с аутизмом. И учителя тоже становятся более ответственными по отношению ко всему процессу обучения. Я и сам вел уроки в классах с такими детьми.
– Как изменилась ваша педагогическая практика благодаря инклюзии?
– Когда я провожу уроки в классе, где есть дети с аутизмом, то более тщательно себя контролирую, яснее выражаю мысли, более взвешенно жестикулирую и четче организую свою деятельность и деятельность ребят. Я понимаю, что есть ученик, которому будет тяжело воспринимать какие-то нюансы, иронию, намеки, лишние слова и жесты. Инклюзия дисциплинирует учителя, но и делает более гибким. Нужно продумывать разные задания, учитывая интересы и возможности разных детей. Это же касается и классов, где нет ребят с аутизмом!
– Когда вы поняли, что инклюзия работает? Какие это были показатели?
– Ребята начали учебу 1 сентября, и уже месяца через три-четыре стало понятно, что это работает. Оказалось, что дети приходят в классы, уроки ведутся, учителя объясняют материал, процесс идет. Сегодня некоторые из тех детей с аутизмом уже окончили школу и получили аттестаты. То, что они смогли сдать экзамены, – это отличный результат. Другие сейчас в 9‑м классе и скоро тоже покинут школу с документом об образовании. Это объективные вещи. А субъективные: меняются атмосфера, взаимодействие между всеми участниками образовательного процесса. Это не измеришь, это можно только почувствовать. Благодаря инклюзии мы, например, больше работали над профилактикой буллинга, что положительно повлияло на всю школу, и у нас эта проблема не стоит.
– А изначальная ваша цель быть более конкурентоспособными достигнута?
– Я скажу по-другому. Благодаря инклюзии наша школа стала более уважаемой. Репутация учебного заведения укрепилась.
– Инклюзивное образование концептуально по-другому относится к ученикам. Оно отказывается говорить об их способностях через диагноз, физические ограничения или особенности. Как это повлияло на вашу школу? С учетом того что сейчас мы уже видим результаты инклюзии, как вы понимаете сегодня понятие «успех ученика»? А как – «хороший учитель»?
– Вопрос риторический, конечно. В нем уже заложен ответ. Мы должны оценивать успешность каждого ученика, не сравнивая его с другими, а сравнивая его с ним же предыдущего уровня. Мы здесь видели достаточно бурный прогресс детей с аутизмом. Но важно учитывать, что этот процесс нелинейный. Есть успехи, есть регресс, особенно когда наступают возрастные изменения. И это абсолютно нормально.
Любого ребенка (не только с аутизмом) на самом деле нужно оценивать по принципу «было – стало», «не умел – научился», «не приступал к чему-то – пробует». Быть благодарным ребенку за старания. Нет цели из всех сделать чемпионов и медалистов. У каждого свои возможности. Цель – реализовать их!
– Какие школьные ресурсы вы задействовали или перепрофилировали для создания доступной среды? А какие потребовали дополнительного финансирования? Откуда тогда его брали? Какие вообще существуют способы получения дополнительных ресурсов для школ?
– Во-первых, благодаря изменениям в системе московского образования финансирование не только стало подушевым, но и за обучение ребенка с инвалидностью его коэффициент удваивается. Во-вторых, первое время мы три года подряд получали грант от Правительства Москвы как школа, успешно выполняющая особые социальные задачи. Потом модель стала тиражируемой, и мы, к счастью, перестали быть единственным таким учебным заведением. И это хорошо.
В рамках тех же трансформаций системы детские сады стали входить в состав школ. У нас были дошкольные группы на Брянской, 10. И когда к нам присоединились три детских садика, у нас освободилось целое помещение для организации ресурсной зоны в здании школы. Сейчас, когда в городе строят новые учебные заведения, доступная среда сразу предусматривается, конечно.
– С какими трудностями столкнулась школа, которых сейчас, имея опыт, можно избежать или более мягко их преодолеть?
– Мне кажется, что при нормальном управлении и здоровом педагогическом коллективе особых трудностей по организации инклюзии не должно быть, по крайней мере в Москве. Сейчас даже все нормативные акты есть. Если нам приходилось создавать некоторые локальные документы лет восемь назад методом проб и ошибок, то сегодня у нас есть городской стандарт по работе с детьми с ОВЗ. Его разработал Городской психолого-педагогический центр. Это пошаговая инструкция. Бери, пользуйся, внедряй!
Когда мы начинали, проблемой была острая нехватка специалистов. Обучать нужно было и обычных учителей. Но Центр проблем аутизма с запуском инклюзии разработал важную программу «Включи меня», которая готовит таких специалистов. Два-три года назад Корпоративный университет московского образования провел масштабные курсы для директоров московских школ по организации инклюзии. Московское образование открытое. Все интересное, что происходит в одной школе, тиражируется. У нас есть практика взаимодействия друг с другом.
– А с регионами взаимодействуете?
– Да, конечно. Школа не раз принимала делегации из других регионов России. Также мы выступали на различных форумах в онлайн-формате. А делегация нашей школы в рамках городского проекта «Школы городов России – партнеры Москвы» ездила, например, в город Старый Оскол. И там знакомилась с местным опытом и делилась своим. Потом коллеги приезжали уже к нам.
– Можете дать совет, наставление, сказать поддерживающее слово тем директорам, которым только предстоит внедрять инклюзию?
– Действуйте! Начинайте, пробуйте, это очень интересно, продуктивно и благодарно. И это очень нужно школе, повторяю, что весь образовательный процесс благодаря инклюзии улучшается и делает учебное заведение более гуманным. Все условия для включения таких детей созданы!
Марина МЕРКУЛОВА
Выбор читателей
Комментарии