Нелепая случайность или трагическая неизбежность? Экономия на детях и халатность ответственных лиц снова обернулись трагедией

В Нижегородской области произошла трагедия. Погибла 7-летняя девочка. Она была задушена. В убийстве подозревается 15-летняя воспитанница социально-реабилитационного центра, где погибшая девочка находилась с лета прошлого года. Свою вину подозреваемая не признала, на время следствия (до 5 апреля) она взята под стражу. Социально-реабилитационный центр закрыт (временно или навсегда, пока неизвестно), директор и воспитатель, во время дежурства которого все случилось, отстранены от работы, воспитанники переведены в другие центры, некоторые из них сейчас находятся в семьях.

Трагедия произошла в ночь с субботы на воскресенье, 5 февраля. Обычно в выходные дни в учреждениях с круглосуточным пребыванием детей с воспитанниками находятся дежурные воспитатели, ночью дети тоже не остаются без присмотра. Однако в ту злополучную ночь взрослый человек, в обязанности которого входит обеспечение безопасности контингента, почему-то ничего не слышал и не смог предотвратить ЧП. А ведь в центре на тот момент находились всего 7 несовершеннолетних. Казалось бы, несложно держать в поле зрения несколько двухместных спален, расположенных рядом. Конечно, 10-12 часов напролет проявлять бдительность трудно, но это и ни к чему. Как правило, дежурные воспитатели несут усиленную вахту лишь в первую половину ночи – после полуночи успокаиваются и засыпают даже самые старшие воспитанники. Почему дежурный отвлекся, будет выяснять следствие, суд вынесет решение в отношении вины взрослых. В том, что гибнут дети, всегда виноваты взрослые. И далеко не всегда именно те, которые в момент трагедии находились  рядом.  Нередко и они оказываются заложниками трагических обстоятельств, кем-то другим  созданных (трагедия на Сямозере свежа в памяти многих). Хочется верить, что следствие разберется и найдет истинных виновных.  Наказание понесет и несовершеннолетняя подозреваемая, если ее сочтут дееспособной. В настоящий момент проводится судебно-психиатрическая экспертиза. От ее итогов будет зависеть очень многое, в том числе судьба лиц, ответственных за жизнь и здоровье детей, и чиновников, наделенных полномочиями. В комментариях, которые получили журналисты центральных и местных СМИ у жителей села, где находится социально-реабилитационный центр, прозвучали слова о том, что подозреваемая была психически нездорова и даже проходила лечение, что она доставляла сотрудникам центра немало хлопот и они даже просили перевести ее в социальное учреждение специализированного типа. Эту версию сейчас трудно подтвердить и даже проверить, поскольку  всем, кто по роду своей деятельности был связан с воспитанниками центра, а это работники районной администрации, ее отделов образования, здравоохранения и социального обеспечения населения, педагоги основной школы, расположенной в селе по соседству с центром (именно там учились воспитанники), дано строжайшее под угрозой увольнения указание не давать комментариев. С работой сейчас плохо, поэтому незаконное, по сути, требование начальства выполняется, журналистам приходится опираться лишь на разрозненную информацию, просочившуюся местным жителям и родственникам убитой девочки в первые сутки после трагедии, до прибытия на место происшествия первых лиц. Почему требование молчать незаконно? Потому что, закрывая рот очевидцам, власть хочет скрыть правду и тем самым обезопасить от наказания себя. Если бы целью было разобраться, чтобы подобного больше не происходило, то не было бы такой заинтересованности в сокрытии фактов и мнений.Сотрудники центра вот уже неделю пишут объяснительные, чиновники задним числом подчищают и даже переписывают документы, из которых могут просочиться какие-либо нежелательные сведения. Родственники оплакивают ребенка, который мог бы жить и радоваться. Они тоже чувствуют себя виновными в его преждевременной трагической смерти. Ведь это они доверили девочку, до семи лет жившую дома, органам соцзащиты. Защитили…Погибшая была третьим ребенком своих родителей. Маму лишили родительских прав три года назад, но это не помешало ей завести еще одного, четвертого, ребенка, сейчас ему два года. Старших детей воспитывали бабушки. Девочку тоже в основном растили бабушка с дедушкой (меньше года назад он умер). Поскольку отца  родительских прав не лишили, хотя соседи говорят о нем как о пьющем человеке, то формально именно он был законным представителем интересов ребенка. По его заявлению ребенок попал в социально-реабилитационный центр. Надо отметить, что подобные центры создаются для помощи семьям, попавшим в сложную жизненную ситуацию. Дети туда помещаются временно, до того момента, когда родители решат свои проблемы. Например, кто-то не может обеспечить уход за ребенком в связи с проблемами со здоровьем, у кого-то нет денег из-за отсутствия работы или многочисленных долгов. Лишь в редких случаях после годичного пребывания по решению органов защиты прав детей воспитанники передаются в сиротские учреждения или под опеку третьим лицам, большинство же после социальной реабилитации продолжают жить в своих семьях. И эта девочка могла бы вернуться домой, где у нее оставалась бабушка, которая с пеленок растила ее и очень любила. Сейчас женщина очень жалеет, что не оформила опеку. Но это было не так-то просто. Для этого вначале нужно было подавать в суд на лишение прав отца. Не каждому под силу судиться с родственниками…Таких семей, где формальные права принадлежат родителям, а в реальности о несовершеннолетних детях заботятся бабушки и дедушки, в России немало. И, наверное, должна быть продумана процедура юридического оформления их заботы. Потому что, пока формальная и реальная ответственность за ребенка находится в руках (или на совести) разных лиц, ребенок остается, по сути, беззащитным. Даже тогда, когда о нем берут заботу органы социальной защиты. Случившееся требует оценки и с точки зрения межведомственного взаимодействия. Как видно даже в этом конкретном случае, в центре этого взаимодействия не было. А если и было, то весьма неэффективное. Дети из трудных семей требуют особенного внимания – медики, педагоги и психологи должны быть в центре постоянно, а не эпизодически. Сотрудников без специального образования там вообще не должно быть. Даже вахтеры и работники столовой должны проходить специальное обучение, пусть даже краткосрочное. Это в идеале. В реальности же бюджет каждого районного управления соцзащиты ограничен, поэтому центры не могут обеспечить достойную зарплату профильным специалистам и соответственно их постоянное присутствие на территории. К тому же коррупционная составляющая остается высокой, особенно в районах, где трудно найти работу.  Она проявляется прежде всего в кумовстве. То есть устраивают на должности не тех, кто лучше справится с обязанностями, а родных и близких, таких у каждого, даже мелкого, начальника набирается целый штат. «Ну как не порадеть родному человечку» –  принцип, сформулированный Грибоедовым в начале ХIХ века, для провинции все более актуален. В районе, где случилась трагедия, в минувшие десять лет были закрыты (оптимизированы) школы, и с тех пор без работы по специальности остается немало педагогов, то есть штат социально-реабилитационного центра, на мой взгляд, мог бы быть укомплектован по конкурсу лучшими людьми. Но кто был в этом по-настоящему заинтересован? Кто серьезно думал о безопасности детей, а не о своих интересах? Надеялись, как всегда, на авось. Детей, склонных к агрессии, с каждым годом становится больше. Сколько безответственных, пьющих родителей, столько и несчастных детей. И свое недетское горе каждый ребенок переживает по-своему, нередко вымещая его на ближних.К сведению, подозреваемая в убийстве тоже оказалась в приюте по заявлению отца. Мать у нее умерла от болезни. Отцу девочка стала обузой. Психическое здоровье после пережитого, даже если диагноз не стоит в карточке, не может не быть подорвано. По сути, каждый из воспитанников социально-реабилитационных центров пережил огромный стресс в своей семье, поэтому с каждым из них должна вестись планомерная и тщательная работа специалистов. Конечно, далеко не все обиженные жизнью дети склонны к противоправным деяниям, но если воспитатели в поведении или речи воспитанника увидели потенциальную опасность, в учреждении должен объявляться повышенный (оранжевый) уровень тревоги. Работа в этом случае должна быть, по сути, индивидуальной, неусыпной. Это, снова повторюсь, в идеале. Но пока ждать чудес не приходится. Думаю, что даже после проведения следствия по факту убийства и оргвыводов начальства (череды снятий и кадрового обновления) вряд ли последуют изменения в отношении к детям, тем более к организации работы с детьми группы риска.