На чтение: ≈ 4 мин.Мой дед умер в тот же год, что и Сталин. Мне было три с половиной года. Смерть деда перевернула все во мне, смерть вождя я, естественно, вовсе не заметила.
Для нас, детей пятидесятых годов рождения, и война, и Сталин были уже как бы древнейшей историей. Только в старых потрепанных букварях еще смутно мелькал его портрет, неизменно убранный ветками буйно цветущих яблонь и вишен.
И когда мне срочно понадобились деньги на марки, у меня родилась гениальная идея. В дедовском шкафу на нижних полках плотно стояли полные собрания сочинений Ленина (синего цвета) и Сталина (красно-коричневого). И я решила оттащить в пункт приема макулатуры это «старье», все эти красно-коричневые тома. У них ведь еще и переплеты солидные были, вон сколько сразу килограммов получится! Когда я потом дома с гордостью рассказала о своей инициативе, у взрослых все же была, очевидно, какая-то оторопь, иначе я бы даже не запомнила эту ерунду.
Скорее всего, я была глубоко аполитична. Просто политика эта говорила со стендов и трибун таким языком, от которого тут же хотелось заснуть. А вот что меня возмущало еще лет в девять, так это то, как во всех этих скучных газетах пишут о нас, детях. Не сами факты, кто сколько собрал металлолома или посадил деревьев, а интонация. Фальшиво-бодряческая, умилительно-приторная, будто мы и впрямь все как один пропитаны каким-то особым энтузиазмом.
На самом деле сколько занудства и бестолковщины было в этих «праздниках труда»! Мы, например, осенью, в третьем классе, отправляясь по группам в поход за ржавыми железяками, и в голове не держали, зачем и кому это нужно. Какие заводы?! Какие фабрики?! Наткнувшись с подружкой Таней далеко от школы на целое сокровище – ржавую батарею парового отопления, – мы решили нести ее… в подъезд нашей классной руководительнице. Раз она сама отправляла нас на эти поиски, значит, это ей зачем-то нужно.
Ну тут нам хоть объяснили в итоге что-то про переплавку. А вот когда меня в дошкольном детстве водили на выборы и предполагалось (судя по радиоречам) испытывать подъем, меня с головой накрывала тоска: какие же это выборы, если выбирать не из кого, кроме одного человека?
Да, страха, как в наших родителях, у нас не было. Но все же существовал некий «уговор», по которому не все вопросы следует задавать – ну просто эдакий этикет хорошего тона.
И потому в четвертом классе, когда мама тайком прочла мой дневник, а я об этом догадалась, меня словно гирей пришиб страх и ужас по поводу тех страниц, где я размышляла, есть ли все-таки Бог. Я кожей чувствовала: это нельзя, это стыдно спрашивать и думать об этом – тоже… Так что когда мама спустя пару дней завела как бы между прочим беседу об атеизме и что Бога придумали люди, то есть все о том же, о чем и так нам твердили со всех сторон, я только больше внутренне сжалась, будто у меня отбирали самое сокровенное…
Выбор читателей
Комментарии