search
main
0

Не говори с тоской: их нет, но с благодарностию: были

Бывшие заложники говорят о террористах «они». Как известно, местоимение – часть речи, которая указывает на предмет или лицо, не называя его. «Они» – те, кому обыденного определения дать невозможно. Слова «бандит», «мерзавец», «зверь», «изверг» не подходят, поскольку обозначают все-таки существо, наделенное сознанием, пусть и опустившееся до крайней степени жестокости. Местоимение вообще изгоняет «их» с земли, накладывая табу на любые другие определения. «Они» – это приговор пребывать навечно в адской пустоте. Местоимение тут становится существительным, но «они» и должны существовать там, куда не достигают лучи Божией милости и Любви. Когда в этой статье пойдет речь о террористах, мы тоже будем пользоваться определением «они», всегда заключая его в кавычки, независимо от падежа.

Ее зовут Карина!

В центре спортзала бесланской школы №1 во всю его длину – алые цветы, будто кто-то посадил на черном полу, среди гари и копоти, огромную клумбу. На обгоревших стропилах остатки шифера. Оконных рам нет. Радиаторы прикрыты кое-где недогоревшими деревянными планочками. На них теплятся свечи, лежат конфеты, стоят иконки. В школьном дворе и зале сотни открытых пластиковых бутылок с минералкой. Закупоренных нет, лишь кое-где их горлышки прикрыты развернутыми плитками шоколада. Среди цветов и свеч мягкие игрушки: толстый улыбчивый медвежонок, смешной зайчик с длинными розоватыми ушами, куклы…

В коридорах идешь по обвалившейся с потолка штукатурке, спрессованной тысячами ног. На стенах отметины пуль. Людей много, все ходят в молчании, как на кладбище. В каждом классе в беспорядке валяются учебники, стулья, тетради… Захожу и понимаю, что попал в кабинет биологии: повсюду на полу самые разные цветы в разбитых горшках.

– Ты журналист?

Передо мной возникает кучерявый мужчина, розовые круги под глазами от слез. Как он догадался? Я ни с кем еще не говорил, при мне только черная сумка через плечо.

– Да.

Он говорит, что его зовут Хасан, и снова спрашивает:

– Ты был на втором этаже, где «они» расстреливали?

– Нет.

– Пойдем покажу…

Этот кабинет ничем не отличается от других. Только батарея под подоконником густо залита бурой кровью. Только рядом стоит школьный стульчик, куда мужчины кладут раскуренные сигареты; они истлевают до фильтра, и пепел, сохраняющий форму сигарет, лежит на сиденье в несколько рядов. Только здесь висит еще на другом стуле окровавленная мальчишечья маечка и рядом букет…

Случилось так, что 1 сентября я был в Москве на открывшейся книжной ярмарке, купил там сборник статей академика Игоря Шафаревича. В одной из них встретил фразу о том, что терроризм – оружие слабого в техническом отношении, но более сильного духом противника. Слабого технически – согласен. Но «сильного духом»?.. Кабинетная фраза, теоретизирование, неаккуратный выбор слов, просмотр. В этой школе другие люди проявили силу духа и показали, то это такое на самом деле.

Другие. В том числе дети.

Итальянские тележурналисты берут в спортзале интервью у двух девочек. Одна вдруг срывается с места, оставляя телекамере пустую стену, и тащит на свое место подружку. Маленькая девчонка в черной блузке, широко открывающей плечи, смугленькая, черноволосая, на короткой цепочке блестит позолоченный крестик.

– Ее лучше покажите. Ее зовут Карина. Пусть все видят!

Карина молчит. Заметно, что она стесняется. Ушла бы, да подружка держит за руку. Карина – одиннадцатиклассница. В первые минуты, когда «они» захватили школу, девочка смогла убежать. Но в заложниках остался ее родной брат. Он был болен. Нуждался в помощи. Карина сама пришла в заминированный спортзал. К брату. И в этом зале, который можно измерить несколькими десятками шагов, она нашла его через сутки. Села там, где ей велели, а брат был на другом конце зала. Отыскать его глазами в тысячной толпе было нельзя, а отыскав, трудно было найти предлог, чтобы пересесть к нему. Но ничего не оставалось, как всматриваться в людей и осторожно переспрашивать соседей, пересаживаться при возможности в другое место, наугад. Наконец она его нашла… Когда прогремели взрывы, они выбежали вместе. Ее не задело, брат получил два ранения, пулевое и осколочное, оба не опасные для жизни.

Есть в детских глазах какой-то особый свет, особая невинность, которая утрачивается с возрастом. И я улавливаю это в глазах Карины. Стоит она перед камерой, Карина-Кариночка, блестит на смугленькой шее золоченый крестик, а в глазах еще недоумение: «И что я такого сделала?!»

Она совершила подвиг. Только не знает, что это так и можно назвать.

Кто сумеет доказать, что все это не было подвигом?

«Там я даже на слезы не имел права»

Алик Дотаевич Цаголов преподавал в школе №1 физкультуру. Крепкий, коренастый мужчина, мастер спорта по тяжелой атлетике. В зале сидел под одной из бомб. Нельзя было и на метр отсесть в страхе: дети ведь смотрят, а учитель есть учитель. Ребят он поддерживал как мог, кого словом, кого взглядом.

Вспоминает, как из зала периодически уводили мужчин. Сначала они возвращались в испачканной одежде. Значит, их заставляли что-то делать. Выводили на выбор, тыкая пальцем: ты, ты и ты, поднимайся. Возле Цаголова был человек, раненный еще в первый день. Учитель перевязал его своей рубашкой, ремень послужил как жгут, необходимый, чтобы остановить кровь. «Не знаю, спасся ли он. «Они» его вывели из зала. Кого уводили, всех расстреливали. А он уж и идти не мог. Когда встал, под ним кровь была».

В ночь со второго на третье группу мужчин, куда попали Цаголов и другой учитель физкультуры Иван Каниди, непонятно зачем увели в тренажерный зал. Когда приказали сесть, Цаголов понял: не расстреляют. Утром вывели обратно.

– Не думаю, что, отделяя нас, «они» хотели облегчить нашу участь. Но, может быть, было бы лучше, если б расстреляли. То, что потом я увидел и перечувствовал, человеческим языком нельзя рассказать. Как рассказать, когда собственные ученики протягивают тебе бутылку и просят пописать туда, чтобы потом выпить? На моих глаза они сходили с ума. Трехлетний ребенок умирает на руках у матери без воды. А «они»: «У нас голодовка, все пойдем кто к Аллаху, кто к богу, молитесь». Почему взорвалось что-то, не знаю, но убежден, что это не было атакой спецназа. Это не было началом штурма, хотя сам я про себя молил: «Начните уж скорей, чтобы хоть чем-то это закончилось!» Все в этот день было, как обычно. Но что-то все равно бы произошло: людям становилось все равно, стреляют ли в них из рогатки или из автомата.

После первого взрыва Алик Цаголов прижал руку к груди, почувствовал что-то мокрое, то ли пот, то ли кровь. Внутри у него как будто все обожгло. Он не успел понять, ранен ли он или нет, как прогремел второй взрыв.

– Я оказался в полтора-двух метрах от того места, где сидел. Люди спасались бегством через окна. Ничего не оставалось, на крыше начался пожар. Кое-где было видно небо. «Они» кричат: «Никому не выпрыгивать!» И начали стрелять по убегавшим. Я не выпрыгивал. Понимаете, я учитель, если бы я выпрыгнул и уцелел, а в зале остался хотя бы один погибший ребенок, тогда, несмотря ни на что его родители могли бы подойти и плюнуть мне в лицо: «Как ты мог убежать?» Поэтому я остался. Не знаю, что происходило, сколько шел бой. Над нами что-то разрывалось. Было страшно. И вот нам кричат: «Кто живой, не поднимай головы, ползите к выходу из спортзала». Я думал, это наши. Ни окон, ни дверей в спортзале не было. В зале никто не стоял. Я полз – где голова оторванная, кто пополам разорван, где нога, где рука… Подполз, посмотрел, а это – «они». Думаю, и тут опять не повезло. «Они» приказали подняться, выйти в коридор и – в столовую. Это в другом крыле. Было нас человек двадцать, женщин и детей. Мы побежали туда, но поднялись на второй этаж в актовый зал, я усадил на пол всех женщин и детей. Говорю : «Закройте рты. Не дышите». Надеялся, что, может, не до нас «им» будет, что «они» нас не найдут. Но люди потеряли разум. Вошел кто-то весь в крови, громко стуча ногами по полу. Наверное, в «отключке» был. Он не был нашим учеником, но и для бандита был слишком молод. Я говорю: «Держите его за ноги, чтобы не стучал». Одна женщина бродила туда-сюда как зомби, может, из-за нее нас нашли. Вышла в коридор, я: «Куда ты!» Но она уже не отзывалась. И вот нас загнали в столовую. И начался еще один круг ада…

Алик Дотаевич пропустил один эпизод, который рассказал он до меня корреспонденту «Аргументов и фактов». Пропустил, потому что рассказывать – значит заново, лишний раз все переживать… В спортзале к нему подполз один из «них», наверное, он тоже думал, что это ОМОН приказывает ползти, не поднимая головы. «В какой-то момент ко мне подполз молодой парень из террористов в спортивном костюме и попросил: «Отец, если мы выживем, ты можешь сказать спецназовцам, что не видел у меня оружия?» Мразь такая! Да я сам готов был его убить. У меня в школе сестра жены пропала, ее двое мальчиков в больницах лежат. А муж ищет ее, уже совсем обезумел, несколько раз в морге был, без перчаток и повязки в этой куче останков роется, лишь бы найти. А эта тварь мне: «Отец…»

Полным ходом шел штурм. На окнах в столовой отвалились решетки. Цаголов помог выбраться школьной поварихе. Она уцелела. Потом мальчику: «Заур, выпрыгивай». Потом, после штурма, когда Цаголов увидел повариху живой, решил, что и мальчик жив. Оказалось, что его убили выстрелом в голову, когда он убегал… Третий ребенок только поставил ногу на подоконник. Один из «них» увидел, как Цаголов помогает детям выбраться наружу, и убил мальчика на руках у учителя. Кровь выходила из раны с частотой пульса. Пятнадцать секунд, и мальчишка в белых трусиках повис на решетке в столовой. Прозвучала еще очередь. «Кто попробует выпрыгнуть, пристрелим!..»

Когда все закончилось, Алик Цаголов встретил старого учителя Заурбека Гутиева. Ветеран войны, он уже не преподавал, но приходил на первосентябрьские линейки. «Знаешь, – сказал Гутиев, – то, что я видел в Сталинграде, ни в какое сравнение не идет с тем, что пережил за эти три дня».

– То была совершенно неоправданная жестокость, – вспоминает Алик Дотаевич, и голос его слегка дрожит. – Как дети высасывали влагу из мокрых тряпок! Рвали зубами!.. Но там я даже на слезы не имел права. Дети могли заметить. Рыдали те, кому было по 14 – 15 лет. Я успокаивал: «Здесь же есть поменьше, чем вы». Мы, учителя, не могли даже голову в унынии опустить. С какой надеждой смотрели на нас детские глаза! Мало значат слова, но очень много то чувство, с каким они произносились: «Алик Дотаевич, нас расстреляют или как?» Этот вопрос нам задавали десятки раз.

– В те дни учителя бесланской школы совершили подвиг, за который дают ордена, – сказал мне один из родителей. Да. Но еще они дали детям самый главный в их жизни урок. К сожалению, для многих он оказался последним.

Последний и самый главный урок

В №36 «УГ» мы напечатали список погибших учителей. Тогда, составленный по горячим следам, он был неполным. Не включал тех, кто числился пропавшим без вести. Увы, число погибших оказывается вдвое больше.

О тех, кто не войдет в класс, мне рассказывали в Беслане их коллеги, бывшие заложники Алик Цаголов, завуч Елена Касумова, учительница начальных классов Светлана Козырева, секретарь школы Раиса Габисова, учительница физики Рита Комаева, соседи погибшей Даримы Аликовой Фатима и Маргарита Басаевы, Маирбек Туаев – один из родителей, у которого погибла дочь.

АЗИЕВА Злата Сергеевна, учительница информатики. Родилась в 1970-м. «Они» назначили ее водить детей в туалет. Назначили – ткнули пальцем в нескольких человек: «Ты, ты и ты. Только с вами они могут ходить». Злата и другие брали по пять – десять человек и ходили с ними. Целый день она была на ногах. Потом, когда разрешили заносить ведра с водой, обмакивать в нее рубашки, она разбрасывала их по залу. У Златы остался ребенок, года четыре или пять. О ней вспоминают, как о безотказном человеке. Когда просишь что-то распечатать, ведомость, какой-нибудь список или что еще, всегда поможет. Летом была у родственников в Прибалтике, вернулась в Беслан 27 августа…

АЛИКОВА Альбина Викторовна, учительница русского языка. Родилась в 1972-м. Преподавала во многих классах. «Сидела возле меня, – рассказывает Елена Касумова, – и постоянно успокаивала детей: «Не бойтесь, ничего страшного. Это не по-настоящему. Это все игра. Зарница. Она быстро закончится. Мы отсюда выйдем»… Потом на наших глазах убили мужчину. Она говорит: «Не бойтесь. Это не по-настоящему. Это не кровь, а краска». Часто задерживалась в школе с детьми, не была замужем. Что-то с ними готовила, любила куда-то пойти.

АЛИКОВА Дарима Батуевна преподавала историю. По национальности бурятка, она была замужем за осетином. Работала инструктором в райкоме, потом в обкоме комсомола, а позже перешла в школу. Человек необыкновенной душевной красоты. Добрая, воспитанная, внимательная, жизнерадостная, мягкая. Елена Касумова: «Она так торопилась жить. У нее была великолепная семья. Муж, которого она обожала, двое взрослых детей, студенты. Великолепный учитель. Для меня ее потеря – будто кусок сердца оторвали… Мы дружили компанией учителей. Она часто предлагала зайти к ней домой: «Давайте посидим». 31 августа, когда к линейке все было готово, мы зашли к ней, попили кофе, поболтали, посмеялись, поговорили о следующем дне, строили планы…» У Даримы была богатая библиотека. «Зайдешь вечером, – рассказывает Фатима Басаева, – все бросит, поможет с компьютером, даст любую книгу, энциклопедию. Хлебосольный человек. Очень часто приглашала нас к себе». Маргарита Басаева: «Зимой я попала в больницу, и она навещала меня. Сейчас так и свои-то порой ухаживать не станут. Соблюдала осетинские обычаи, хотя бурятская-то вера совсем другая. Скажешь, бывало, ей, что давление поднялось, придет, померит, даст таблетки… «Если что, позвони». Отнесла в школу собственный телевизор и магнитофон, чтобы использовать на уроках». В спортзале она ухаживала за детьми, защищала их. «Они» оттолкнут ее прикладом: «Ты что, адвокатом нанялась? Сейчас пристрелим». – «Пристрелите. Что мне, если вы детей убиваете». Говорят, что у Даримы было восемь пулевых ранений, каждое несовместимо с жизнью.

АНДИЕВА Алла Таймуразовна не работала в школе №1, а вела техническое моделирование в другом учебном заведении. В школу она привела двоих своих детей. Все трое погибли.

БАЛИКОЕВА Светлана Ахмедовна работала в школе заместителем директора по АХЧ. Родилась в 1954-м. Душа компании. Человек трудной судьбы, потеряла сына. Но по жизни – вечно смеется, улыбается, кажется, что счастливее ее человека нет. Рита Комаева: «Несмотря на то что завхоз, она всем учителям была как близкая подруга. По любому вопросу обратишься, выручит, свое дело оставит».

ВАТАЕВА Галина Хаджиевна, учительница начальных классов. Родилась в 1951-м. Говорила: «Для меня главное, чтобы дети полюбили школу, а потом уж учебу. Если полюбят они школу, будут любить и учиться». Постоянно проводила в своем классе праздники. Детей обожала и всегда была за них горой. Светлана Козырева: «Она старалась, чтобы ее класс сиял, чтобы там все-все было чистенько, аккуратненько. Все лето ходила в школу, что-то готовила…» К ней шли с охотой. Безвозмездно оставалась работать со слабыми, говоря: «Неспособных детей нет, просто им мало времени уделяют дома»…

В школе я поднял в одном из классов детскую поделочку: к вырезанному из картона сердечку были приклеены разные морские ракушки. Некоторые были выложены так, что образовывали распустившийся цветок. На самой большой ракушке стояло черной краской: «Галине Хаджиевне от Заура». Я вынул из сумки список погибших учителей. Увы, Галина Хаджиевна Ватаева числилась в нем. Я не хочу верить, что и этот ее ученик Заур погиб.

ГАДАЕВА Зарема Гавриловна, учительница математики. Проработала в школе много лет. Родилась в 1941-м. Всегда умела находить контакт с детьми. Рита Комаева: «Не хотели верить, что погибла. Очень добродушный человек».

ДЗУЦЕВА Алена Ахсарбековна, учительница осетинского языка. Выпускница первой школы. Молодая, родилась в 1976-м. Работала второй год. Остался ребенок дошкольного возраста.

КАНИДИ Иван Константинович, учитель физкультуры. Грек по национальности. Имел огромный стаж работы. «Это был довольно живой старик, любивший свою работу, он не мыслил себя без нее, – вспоминает Алик Цаголов. – Бывало, разозлится и говорит: «Бросаю». Дети шутили: «Иван Константинович, вы же говорили, что в этом году не будете работать». Он не должен был работать, но государство у нас стало такое, что человек уж и не мыслит об отдыхе в 74 года». Когда «они» расстреливали детей, Иван Каниди вцепился в автомат, отводя ствол.

КАНТЕМИРОВА Светлана Кантемировна, учительница осетинского языка, родилась в 1976-м. Елена Касумова: «Молодой учитель, подающий надежды, умница. Не замужем. Молоденькая девочка, которая часто говорила мне: «Нет, нет, Лена, я в школе ни за что не останусь, очень трудно, я уйду». Я: «Никуда ты не уйдешь, никуда мы тебя не отпустим»… Она только окончила вуз, год поработала во Владикавказе, два года у нас. Окончила нашу школу, выпускалась при мне». Рита Комаева: «Светлана проработала немного, но очень сблизилась с коллективом. Даже громкого слова мы от нее не слышали».

КАРЯЕВА Эмма Хасановна, учитель начальных классов, родилась в 1969-м. Добрая, спокойная, мягкая. Погибла со своей дочкой-шестиклассницей. Недавно вышла второй раз замуж. Рита Комаева: «Недавно кто-то рассказывал, что, встретив Эмму, спросил: «Ну как ты?» Она: «Очень хорошо!» Прямо счастьем от нее веяло. Она под моими ногами сидела, а я на скамеечке была с маленькой девочкой. Скорее всего она спасала других детей, выбрасывала, потому что умерла от пулевых ран».

МИХАЙЛОВ Александр Михайлович, учитель технологии. Родился в 1951-м. Каждый год вместе с завхозом сам делал ремонт. Умел все: вставлять стекла, менять пол, ремонтировать двери, стелить линолеум. Заплатят – хорошо, не заплатят – «не пустим же мы в такую школу детей». Алик Цаголов: «Он был потомственным казаком. Настоящим русским человеком и одновременно настоящим осетином. Он прожил здесь всю жизнь, впитал в себя осетинскую культуру. Прекрасно говорил по-осетински. Его семью знает весь Беслан. Мы вместе отмечали наши дни рождения… Говорят, что у бандитов нет национальности, но и у хороших людей тоже нет национальности, на каком бы языке они ни говорили… К нему все обращались, тащили кто утюг, кто что. Он чинил, не отказывал». Александра Михайлова вывели из зала, куда он больше не вернулся.

НАЗАРОВА Надежда Ивановна, учительница биологии. Родилась в 1940-м. В этом году ушла на пенсию, но не смогла не прийти на первосентябрьскую линейку. Была там с внуком, внучкой, дочерью, невесткой. В живых осталась только невестка. Елена Касумова: «Она еще меня учила. Потом я стала завучем, она – классный руководитель, но ко мне всегда относилась как к завучу и никогда не было видно, что учила меня. Всегда и все исполняла в срок. Озеленила всю школу».

НОГАЕВА Рита Мухтаровна. Работала в школе лаборанткой. Ей было около сорока лет.

РУДЕНОК Наталья Александровна, учительница рисования. Родилась в 1975-м. Безотказная, энергичная, веселая, компанейская, не замужем. Ее навещали выпускники, задерживались, пили в классе чай. Жила с одной мамой. В зале успокаивала детишек, как родных. Своих у нее не было. Когда заложникам запретили пить воду, убеждала, что пить мочу совсем непротивно: «Закройте глаза и представьте, что это кока-кола».

САБАНОВ Таркан Габулиевич – бывший директор первой школы, ветеран войны. Ему было под 90 лет. Рита Комаева: «Я двадцать лет в этой школе работаю, он каждый раз приходил и на первый звонок, и на последний. Все время просидел в зале на стульчике, даже с места не сдвинулся». Отказался покинуть зал, когда «они» ему предложили это. Старый фронтовик принял тем самым свой последний бой…

СОСКИЕВА Ольга Николаевна, учительница начальных классов. Родилась в 1951-м. В спортзале все три дня опекала другого ветерана школы, Заурбека Гутиева. Приносила воду, провожала до туалета (сам он ходил с трудом). Светлана Козырева: «Она своих детей как под крылышком держала».

ТУСКАЕВА (Тебиева) Альбина Владимировна, учительница осетинского языка. Родилась в 1973-м. Елена Касумова: «Один ребенок у нее погиб, школьник. Другой, двух лет, выжил. Остался с отцом. Уравновешенная, душевная, само спокойствие, никогда от нее слова громкого не услышишь».

ХАНАЕВА Ирина Захаровна, учитель начальных классов. Родилась в 1930-м. Проработала в школе полвека. Елена Касумова: «Учитель от Бога. Учитель-артист. У нее никогда не было главного и второстепенного. Все было главным. Если я зайду попросить кисточку, она не просто скажет «Ой, Лена, нету» и не начнет искать. Она так все организует, что это станет проблемой дня. Если скажу: «Ирина Захаровна, у нас – праздник, шары бы организовали. Ну по одному с каждого». – «По пять!» Она не заставляла, но могла так преподнести, что ребятам казалось: это проблема дня, это обязательно надо сделать». Раиса Габисова: «Несмотря на больные ноги (тромбофлебит), она была такая подвижная… Всегда говорила: «Дома без детей не могу». Она сидела рядом со мной в зале, и мы удивлялись, как она держится. В таком состоянии она могла улыбаться. Потом сидеть не смогла из-за ног, прилегла. Прошло, наверное, полчаса, и – первый взрыв. Потом второй сразу, мне что-то попало в глаза, и я перестала видеть. Глаза опухли. Одного внука я все-таки выкинула, другого не находила. Оказалось, он сам выпрыгнул. Что с учительницей, узнала уже потом».

ХЕТАГУРОВА Таисия Каурбековна, учительница осетинского языка, родилась в 1970-м. Имела двух девочек-школьниц, которые были вместе с ней и выжили. Елена Касумова: «Фанатка своего дела. Постоянно была у меня в кабинете, постоянно брала какие-то сценарии, хотела что-то новое с детьми сделать: мероприятия, конкурсы, викторины. Когда нам уже не давали воду, смотрю: какой-то странной походкой она идет ко мне. Говорит: «Лена, у меня есть вода!» – «Как тебе удалось?» – «Я попросилась в туалет, сказала, что у меня проблемы, там набрала бутылку воды и под юбку себе запрятала». Сидим. «Как мы ее достанем?» «Они» сморят на нас. А дети уже мочу пили. Она тихо говорит детям: «Я сейчас достану бутылку, будем пить, но вы делайте вид, что пьете мочу, нужно корчить лицо». Поделили воду на всех, кто был рядом. Все так и пили ее, морщась. Мы тоже по глоточку сделали. Я еще как бы в шутку говорю: «Тая, ты теперь у меня будешь на особом положении как классный руководитель»…

ЧЕРДЖИЕВА Роза Тимофеевна, учитель начальных классов. Родилась в 1937-м. Очень сильный учитель. Многие родители стремились направить своего ребенка к ней. Работала стабильно и очень любила свое дело. Была предана школе от и до. Великолепный человек, исполнительная, трудолюбивая. Елена Касумова: «Это вообще отличало учителей старшего поколения. Скажешь, что надо план сдать сегодня, сегодня и сдадут. Всегда в срок и всегда как нужно. Проработала она очень много лет. Всегда у нее детки были такие аккуратные. Заходишь к ней, в классе чистота, уют». Маирбек Туаев: «Как мать своего ребенка опекает, так и она». Роза Черджиева была с детьми до самого конца.

Когда мы начали разговаривать с Еленой Касумовой, она подчеркнула:

– Ни за кого из своих коллег мне не было стыдно. Все вели себя достойно. Об этом свидетельствует уже одно то, что не было среди учителей паники, никто не позволил ни одной слезы.

* * *

Уже вернувшись в Москву, следующей ночью я проснулся от страшной жажды. Сел на кровати, еще сонный. Стояла сплошная ночь, в соседнем доме светилась только ровная вертикаль окон подъезда. Вдруг в сознании моем, как яркий пучок света, пронеслась мысль: «Да я же дома. Я могу пойти на кухню, налить себе воды!»

Я спал, а подсознание работало над тем, как выразить на бумаге все то, что я услышал и увидел.

Хотелось рассказать о тех бесланских учителях, которые не вернутся больше никогда в школу. Пусть этот список не пополнится за счет тех, кто ранен, лежит в больнице. Хотелось показать, в чем проявилась тогда подлинная сила духа. Терроризм – оружие трусов. Если они идут на смерть, это ничего не меняет, фанатизм только средство спрятать эту трусость… На этой неделе стартует очередной Всероссийский конкурс «Учитель года». Его эмблема – пеликан. Птица, которая способна клювом разорвать собственную грудь, чтобы напитать детей. В бесланской первой школе это было уже не аллегорией, это стало реальностью… Хотелось рассказать только об учителях, не касаясь никакой политики. Не выискивая и не анализируя причин, почему случилась трагедия. Необходимость разработки широкой системы мер против терроризма давно стала очевидной. И также очевидно то, что политики, от которых это зависит, бездействовали. Однако все это тема другого разговора. Террориста надо «мочить» до совершения теракта, а не после, и где – в сортире или возле него – это уже мелкая тактическая частность.

Все закончилось. Директор школы Лидия Цалиева должна была отправиться из больницы в Москву. Без слез и стонов она в свои семьдесят лет, с сахарным диабетом, просидела в зале. В зале находились и двое ее внуков. «Лидия Александровна, давайте поплачем, половины наших нет…» – сказала, склонившись к ней, завуч Елена Касумова. Уже можно было плакать. «Держитесь, я вас очень прошу, – ответила Лидия Цалиева, – мне сказали, что будет новая школа, а кто мне вернет моих детей? Добейтесь, чтобы вы были вместе. В одной смене. Чтобы вас никто не разделял по школам… Вы должны быть вместе».

Мы все должны быть вместе.

Еще длятся те дни, когда отцы, матери, родственники «плачут о детях своих и не могут утешиться, ибо их нет» (Мф. 2, 18). Целительный бальзам забвения еще не помогает затянуться глубокой ране. Сколько откликов пришло в редакцию об этих первых сентябрьских днях! В том числе в стихах – из Риги, Георгиевска, Ставрополя, Москвы… Я вспоминаю короткое стихотворение Василия Андреевича Жуковского, оно состоит из четырех строк и называется «Воспоминание». Такой зарифмованный совет. Им и хочется закончить этот рассказ. Курсив принадлежит Жуковскому:

О милых спутниках, которые наш свет

Своим сопутствием для нас животворили,

Не говори с тоской: их нет,

Но с благодарностию: были.

Беслан – Москва

В кабинете биологии. Справа стоит Надежда НАЗАРОВА

Оценить:
Читайте также
Комментарии

Реклама на сайте