Нам не нужна профанация идеи математической школы

​Иван ЯЩЕНКО, директор МЦНМО, директор Центра педагогического мастерства: – Я всегда был противником ЕГЭ, но несколько лет назад, когда министром был Андрей Фурсенко, произошла встреча в МГУ, на которой он сказал: «Если хотите, делайте задания ЕГЭ по математике сами!» Отказаться было нельзя, поэтому я возглавил комиссию, которая делает КИМы по математике. Наша идея была в том, чтобы ЕГЭ был меньше похож на тесты, где нужно выбирать ответ из нескольких предложенных вариантов, чтобы все было максимально открыто, например, выложено в Интернете. Когда нам сказали «Делайте!», мы позвали всех, кто захотел работать с нами, сегодня реальный ЕГЭ составляют много различных людей в разных городах, мы их «не светим», только четыре человека знают все задачи, когда мы их собираем вместе.

ЕГЭ по математике – тот экзамен, который ориентирует человека на проверку того, что ему нужно, способ показать ребенку, что он знает математику на уровне, который необходим для жизни. Именно поэтому первые наши задачи – это задачи, которые встречаются на каждом шагу. Первая задача, которую школьник получает на ЕГЭ, может звучать, например, так: «У вас есть 25 рублей, апельсин стоит рубль сорок. Сколько апельсинов вы можете купить?» Если ребенок не решает задачу про апельсины, про электросчетчик, про расписание поездов, то можно ли ему давать аттестат? У нас на сайте есть банк задач, который служит основой для ЕГЭ. Если набор всех задач к ЕГЭ совпадает с тем, который, по мнению математического сообщества, дети должны уметь решать, то подготовка к ЕГЭ и есть процесс обучения.Конечно, в тестах ЕГЭ есть задачи уровня C -универсальные задачи с параметрами для тех, кто собирается поступить в более или менее приличные вузы, подготовка к будущему обучению в вузе. Обычные математические классы на задачах с параметром научились ставить детям логическую культуру. ЕГЭ по математике – единственный экзамен, на котором человеку приходится решать принципиально новые задачи (С4, С5 и С6), где ему самому надо придумать идею. Сегодня есть проблема – среди людей, которые не добрали в прошлом году один или два балла до полного балла, больше половины тех людей, которые целиком сделали всю часть C, потеряв один-два балла на первой части ЕГЭ, есть очень умные ребята, которые не получили сто баллов по рассеянности, невнимательности, отсутствию мотивации (дескать, этот полный балл им не нужен). Еще одна проблема – как обучит ребенка решать задачи тот учитель, который сам их решать не умеет, ведь нередка ситуация, когда дети решают те задачи, которые их учитель решить не может. Для того чтобы решить часть С6, нужно, чтобы учитель обладал соответствующей культурой и передал эту культуру своему ученику.Мне обидно, что подавляющее большинство населения люто ненавидит математику по той причине, что мы, учителя математики, делаем из нее пугало, заставляем детей под видом обучения совершать бессмысленные манипуляции, а математика очень простая, красивая и нужная всем наука. Я абсолютно уверен, что математика нужна каждому, но когда тридцать процентов учеников не решают простейшую задачу по арифметике, это вина не детей, а тех, кто составляет программы, пишет учебники, учит их математике. Когда, по нашим исследованиям, которые мы проводили, более половины ребят в десятом-одиннадцатом классе не умели раскрывать скобки, а их учили дифференцировать произведение функций, это, конечно, проблема педагогов. Мы сейчас с коллегами совершенно серьезно обсуждаем, что делать с детьми, которые в десятом классе не умеют раскрывать скобки, для них нужны какие-то там программы, мы будем стараться их обучить, а сомневаться, есть ли в этом смысл, с моей точки зрения, вовсе не нужно. Школа – это сложный и тонкий социальный инструмент, вопрос о том, выгнать или не выгнать ребенка из школы, даже ставить не должны, но точно не надо учить человека дифференцировать, если он не умеет раскрывать скобки.С моей точки зрения, есть три заказчика математического образования. Первый и главный заказчик – семья. Второй заказчик – государство, которое заинтересовано в том, чтобы у нас было много инженеров и творческих математиков. Все мы знаем, что математические школы начались не только по инициативе выдающихся ученых, академиков Гельфанда и Колмогорова, но и потому, что в советское время государству это было нужно, были решения, в том числе закрытые, ЦК КПСС, Совмина о поддержке математических школ, математических специальностей. Государству нужно, чтобы возникали будущие ученые, поэтому оно должно поддерживать математические школы, определять то, к чему они должны готовить, – и для семьи, и для будущих математических школ, и для науки, и для технических вузов. Когда мы затевали новый ЕГЭ, мы его апробировали, провели тестовый экзамен для десяти тысяч родителей. Нас интересовало не решение, а их реакция на задачи. Сейчас по поручению министра образования Москвы Исаака Калины я делаю математические задачки для директоров школ – при аттестации каждый директор московской школы на экзамене на профпригодность, по мнению Исаака Иосифовича, должен решать задачи не только юридического характера, но и математические.Что касается ЕГЭ и неэффективных вузов, я считаю, что, если человек не имеет уровня знаний, необходимого для того, чтобы учить его дальше, браться за это бессмысленно. Если человек идет учиться на учителя математики, имея 45 баллов, настоящего обучения специальности не получится, будет только пустая трата бюджетных денег. С моей точки зрения, если объявить, что через два года для поступления в вуз нужно будет предъявить минимум 190 баллов за три экзамена, что-то изменится, вузы пойдут, вернее уже пошли, в школы, активно стараются поднять школьное образование. Если говорить о честности ЕГЭ, то в целом больших статистически значимых злоупотреблений на ЕГЭ нет. Один из способов борьбы со злоупотреблениями – публикация сканированных работ всех победителей и призеров олимпиад, высокобалльников по ЕГЭ. Например, если публиковать сочинения, будет видно, что дети написали сами, что не сами, а они будут знать, что это будет всем видно. На турнире Ломоносова в этом году мы все работы отсканировали и без фамилий выложили в Интернет, их могли оценивать все желающие, каждый мог смотреть, какие баллы ты сам поставил, какие поставили другие, а потом работы проверяло жюри, уже имея информацию об этих оценках.Я сейчас веду математический класс в Центре образования №57 и понимаю, что спецшколы спецшколам рознь. Спецшколы нужно поддерживать по результатам. В Москве, например, было огромное количество лицеев и гимназий, но когда два года назад мы проанализировали результаты их работы, то увидели: есть те, что действительно отвечают своему названию, но огромное количество – обычные школы. То есть в Москве более 436 школ, в которых есть заявленные математические классы, при этом выпускники всего сто тридцати с небольшим школ выигрывают хоть какие-то олимпиады – необязательно всероссийского уровня, по ЕГЭ набирают хотя бы 75 баллов. Это означает, что оставшиеся 300 школ занимаются профанацией идеи математического класса и обманом родителей.Я поддерживаю позицию Правительства Москвы, когда обычным школам дали такую же финансовую поддержку, как лицеям и гимназиям. В Математическом институте им. Стеклова РАН в этом году состоялось выездное заседание клуба директоров математических школ, на котором выступали В.Козлов и И.Калина, где шел разговор о том, что спецшколам Москва окажут дальнейшую поддержку.Сейчас в столице педагоги под руководством директора ЦО №57 Сергея Менделевича и других известных директоров разрабатывают критерии оценки математических школ, в которых учитель сможет работать либо по своим программам, либо по тем, что предложит сообщество математических школ. Сообщество не какой-то закрытый клуб, а именно сообщество, идея которого в том, чтобы школы-комплексы, которые хотят себе сделать матклассы, могли туда войти. Нужна «дорожная карта», чтобы было понятно, как сделать себе матшколу, курсы повышения квалификации с учетом, что математическая подготовка бывает разная: классические матклассы, которые готовят математиков, прикладная ориентация, например, для будущих инженеров.Мы исходим из того, что есть некое ядро, с которым все согласны, которое нужно всем. В этой парадигме мы и пишем требования к математическим школам, чтобы была довольно сильная вариативность: у одних будет больше классического матанализа, а у других, например, больше линейной алгебры. Закон РФ «Об образовании» дает школе достаточно свободы, чтобы сделать более осмысленные программы, проверять математические школы будут не чиновники, а действующие учителя, пользующиеся авторитетом у педагогического сообщества. Думаю, школе нужно доплачивать не за то, что она назвалась специальной математической, не за диплом школьника на олимпиаде, а за то, что она взялась учить класс математике на высоком уровне и действительно делает это. Почему государство должно платить за математику? Потому что ему нужны математики, инженеры, квалифицированные люди. Во всем, что касается математики, я смотрю на судьбу спецшкол с большим оптимизмом. Свободы, по крайней мере в Москве, у директора школы сейчас гораздо больше. Когда свободы много, то директор может назначать такую зарплату, какую считает нужной. То есть ты сейчас можешь взять на работу студента – победителя международной олимпиады и платить ему как учителю с большим стажем.