Надо читать больше умных книг. Андрей КОСИЛОВ, первый заместитель губернатора Челябинской области

На крыльце Каслинского дворца культуры ребятишки в казачьих костюмах встречают гостей областной педагогической конференции. «Узнаю их – это наши, береговские, – говорит Косилов. – Они у нас на всех фестивалях выступают, таланты настоящие». С крыльца открывается очаровывающий вид на озеро, дальний мысок и светлый дом с наличниками. Слышу, как на ходу Косилов бросает кому-то: «Как вы могли ее отпустить? Она же самый талантливый хореограф нашей области!» Косилов любит Каслинский район и не скрывает этого. Здесь расположено сельскохозяйственное предприятие «Береговое», которое он курирует. Он знает в лицо всех механизаторов этого хозяйства. Душа болела, когда он видел, как зарастают бурьяном поля, где на полметра чернозема. За последние годы там, где пшеница раньше родила, выросли березовые рощицы и маленькие перелески, грибы можно собирать. Бывшие хозяева совсем хозяйство развалили, остатки техники растащили, коровники опустели. Он нашел инвесторов, уговорил их вложить деньги в новую технику и технологии, людей и взялся курировать процесс возрождения уральской деревни, в одном отдельно взятом месте.

«Надо все время двигаться вперед, преодолевая инерцию, сопротивление, – говорит он мне, рассказывая в перерыве конференции о «Береговом». – Мне когда-то понравилось выражение, что человек с пытливым умом никогда не будет удовлетворен тем, что у него получается. Секунды наслаждения сменяются часами размышлений. Я следую этой истине». Потом он смотрит на меня пристально: «Хотите по полям после конференции поехать?» Я соглашаюсь. Мне очень интересно посмотреть на двуликого заместителя губернатора: он отвечает не только за социальную сферу, но – никогда не догадаетесь с ходу – и за сельское хозяйство.

…Едем по дороге. С двух сторон густая рожь, колосья налитые, поле чистое. «Хлеб такой, – говорит вдруг Косилов, – что ел бы руками». Глаза его светятся. «А знаете, что здесь было? Сейчас покажу!» – он круто разворачивает баранку, и мы почти что слетаем с асфальта на едва приметную грунтовую дорожку. Проехав полкилометра, он вдруг резко выхватывает телефон: «Как же так? Ты видел, там все углы только что засеянного поля разъезжены? Они там разворачиваются что ли, дай команду заделать! И пусть уберет кучу старых гнилых бревен посреди поля! Ее легшее было убрать, чем каждый раз объезжать! Как можно делать вид, что ты ее не видишь?» Влетело главному агроному хозяйства, молодому тридцатилетнему парню Рашиду. Он рассказывает мне, чем один сорт пшеницы отличается от другого, его взгляд вдруг обнаруживает что-то на поле, и он снова хватается за телефон: «Ты присмотри за ними, пусть пройдутся еще раз по тем местам, где семена лежат на поверхности, незакатанные. Мы же за них большие деньги платили».

Он так же быстро успокаивается, как и взрывается. Я вижу на поле красивых грациозных птиц. Косилов перехватывает мой взгляд: «Журавлей у нас развелось, – говорит с огорчением, – и все на наших полях. Вы даже представить себе не можете, как они хлеб вытаптывают». Вдали стоят комбайны. Механизаторы обедают. «Пьют, как и раньше?» – «Вообще-то пьяных нет, кто закодировался, кто сам просится, чтобы отвезли к врачу». Подъехали. «Как давление?» – спрашивает Косилов пожилого мужика. «Да нормально. Лучше скажите, когда запчасти привезут». – «Уже заказали, завтра будут. Как студенты?» «Работают», – односложно отвечает тот же мужик. Студентов в хозяйстве любят, объясняет мне Косилов. И они хозяйство любят. Есть права, один-два дня постажируются и садятся за руль. А им этого только и надо. Говорят: мы думали, что коровам хвосты будем крутить, а тут настоящая работа, да еще и деньги платят.

У него четыре кровных врага: журавли, коровы, камни и жулики. Люди привыкли, что проще корову в стадо не отдавать, пастуху не платить, раздолье вокруг, скотина сама найдет, где трава послаще, помягче. Вот и выбирают коровы обработанные поля, то в рожь забредут, то на свекольную плантацию. Косилов не выдержал и стал снова звонить, когда увидел, как десяток черно-белых коров бредет наискосок через плантацию лука, где каждая головка почти уже с кулак и продолжает расти, а они его вытаптывают. «Надо наказывать за потраву, – говорит он резко. – Люди не ценят чужой труд». Еще он не любит камни. Недавно во время уборки камень попал в комбайн, полтора дня машина стояла, пока привезли запасные части и ремонтировали. А в страду время золотое. Поэтому ввели твердое правило: обрабатываешь поле – убирай и камни за собой, останутся – двадцать процентов премии долой. А еще его враги – жулики, как те, что украли две бетонные плиты, служившие мостом через местную речку.

Наконец мы приехали туда, где только собираются осваивать запущенное поле. Это уже и не поле, будущий лес. «Вот такими были все наши поля, – говорит Косилов. – Даже страшно было начинать, а теперь такая красота».

Мимо капустного поля едем на водонасосную станцию. Ее вице-губернатор хочет мне обязательно показать. Потому что это сердце хозяйства. Хорошо, что летом дожди шли, а не будь их, без полива все погибло бы. Он с восхищением показывает мне мощный двигатель. Тихо вокруг, утки плавают у берега. Где-то вдали всплеснула большая рыбина. В самом деле красота.

Он показывает мне комбайны. Последней модели «Дон» похож на космический корабль, обтекаемый, ни одного острого угла, кабина герметична. Все на сенсорах, никаких рычагов, кондиционер, можно в белой рубашке сидеть, совсем другой уровень культуры. Техника в хозяйстве дорогая, поэтому должна работать в три смены.

Ферма. Когда они взялись за это хозяйство, работали только две базы, а теперь все коровники заполнены. Молоко сами охлаждают перед отправкой на завод. Коровы ухоженные, чистые. Как говорят, к сытой корове грязь не липнет. Нас останавливает баба Лена. «Николаевич! Я тут про Лену хочу сказать. Ей надо надбавить, девка хорошо поработала, с душой, а ей как платили, так и платят. И знаешь, – она смущенно улыбнулась мне, чужаку, – я тут по-простому, с матерком, привыкла, уже не отучишься, проблемы у нас с первой сменой, что-то они не так делают, то ли поздно доить начинают, и коровы не отдают все молоко, то ли ленятся». Косилов ей: «А ты, баба Лена, сходи к ним, посмотри, что у них не так, посоветуй, они к тебе прислушаются». «Схожу-схожу, а то непорядок», – и она, довольная, отпускает наш джип.

Косилов верит и хочет доказать, что сельское хозяйство может динамично развиваться. Не хуже, чем на Западе, приносить прибыль и кормить собственный народ. Люди могут жить хорошо и культурно. Но без новых технологий и машин не обойтись. А с ними нужно уметь работать. Вот зачем нужны селу грамотные люди. Будут у них работа, нормальный заработок, и они не поедут в город, там на квартиру до конца своих дней не заработаешь, а здесь и дом свой можно построить, и детей выучить, сельские школы не хуже городских.

Косилов знает: то, что он делает, – лишь начало. Через пять лет все здесь будет по-другому. И люди будут другие, и жизнь будет другой. Ради этого и ездит он сюда каждую субботу.

– Андрей Николаевич, по-моему, вы единственный первый заместитель губернатора, который одновременно отвечает за образование и сельское хозяйство? Как это вышло?

– Когда в девяносто шестом году Петр Иванович Сумин победил на выборах и стал губернатором, он предложил мне вести социальную сферу. Потом я просил его не раз: дайте мне что-нибудь потяжелее. В 2000 году ушел заместитель губернатора по сельскому хозяйству. И Петр Иванович предложил мне эту должность. Я не стал отказываться: у меня базовое образование – сельскохозяйственное. Мой отец тоже всю жизнь занимается сельским хозяйством. Он профессор нашего университета. Его по всей стране знают как крупного специалиста по комбайнам. Соглашаясь, я попросил губернатора, чтобы мне оставили и социалку. Село увлекает, потому что там видны конкретные результаты. Там четкие цели, индикативные показатели. Работаешь на конечный результат, о чем в социальной сфере только недавно начали говорить. Я решил заниматься одновременно и социальной сферой, и сельским хозяйством потому, что все проблемы села – комплексные. Когда меня спрашивают, легко ли совмещать эти обязанности, я отвечаю: «А как же наш губернатор справляется с более широким кругом обязанностей, чем у любого из нас, областных чиновников? Как говорят, я еще не волшебник, а только учусь. Человек, который умеет учиться, любит учиться, может справиться с любыми нагрузками. Многие годы должности заместителей по социальной сфере и сельскому хозяйству считались «расстрельными». Мне помогли выстоять мой характер, поддержка людей. Некоторые люди, столкнувшись с трудностями, как бы ломаются, начинают сомневаться: справятся они или нет, получится у них дело или провалится. У меня же в такой ситуации возникает только непреодолимое желание доказать самому себе и окружающим, что можно даже в таких условиях добиться результатов. И мы их добиваемся.

– А как отнеслись к вашему новому назначению главы районов?

– Ну поначалу, может быть, слегка изумились: почему именно меня назначили на эту должность, заместителя по сельскому хозяйству. Но вскоре удивление прошло. У нас в области модель управления похожа на западную. Должность определяется не базовым образованием, а умением в любой ситуации решать управленческие проблемы. Я всегда говорю своим коллегам – министрам: главное – это обеспечение конкурентоспособности той отрасли, за которую они отвечают. Мы должны стремиться быть лучшими. В стране, в Европе. И еще важно, кто нас хвалит. Одно дело, когда начальство, и совсем другое, когда население, народ. Лучше всего, когда совпадает похвала и народа, и начальства.

– Говорят, вы человек жесткий…

– Может быть… Я всегда готов к общению с главами районов, городов. Любой из них может мне по сотовому позвонить или зайти без всяких предварительных записей. Я человек прямой. Если вижу, что глава прав, я с ним соглашаюсь, если он с чем не справляется, я говорю с ним об этом открыто. Нужна помощь – помогу, чем смогу.

– Десять лет – срок немалый в должности заместителя губернатора. Можете подвести итоги в образовании?

– Я этим практически никогда не занимаюсь. Рано подводить итоги, но давайте попробую. Главное, что нам удалось сделать, – это создать эффективную систему управления образованием, привлечь думающих, грамотных, самостоятельных людей. Вначале мы объединили управление профессиональным образованием и наукой, а потом соединили это управление с управлением общего образования в одно министерство. Руководителем назначили одного из сильнейших глав территорий Владимира Витальевича Садырина, человека одаренного, интеллигентного, со своими достоинствами и недостатками. Когда он принял наше предложение, многие коллеги его не поняли: как он мог поменять место главы города с самостоятельным недотационным бюджетом на кресло министра? Мы создали эффективно работающую команду управленцев. Каждый личность, у каждого есть своя позиция, и каждый пашет, как вьючный мул. На августовской педагогической конференции я еще раз убедился: как много у нас думающих, здравых и просто красивых людей, с которыми приятно общаться, какое неподдельное восхищение они вызывают. Я благодарю судьбу за возможность общаться с такими людьми.

Во-вторых, мы научились ставить задачи не только для себя, но и для всей системы. Наши программы и проекты во многом предвосхищают то, что происходит в массовом российском образовании. Мы являемся буревестниками, только не бури, а нового качества образования, говоря другими словами, пионерами, первопроходцами возрождения системы образования на новом уровне. Мы постарались сделать образование доступным для всех. Но я уверен, что наряду с доступностью должна быть реальная конкуренция талантов. В лицеях и элитных школах должны учиться не те, за кого родители могут заплатить, а те, у кого талант, способности. За них должно платить государство. На мой взгляд, социальная несправедливость – один из тех факторов, что разрушает не только наше общество, но и создает нестабильность в государстве. Мы должны воспитывать в детях веру в справедливость. Это одна из самых острых проблем сегодняшней школы – воспитание.

– В чем она, на ваш взгляд, состоит?

– В потерях. Их много. Но ключевыми можно назвать потери в трудовом воспитании. Многие наши дети не видят связи, зависимости между тем, как человек живет, и тем, как он трудится. Спросите детей, кто лучше всех живет, и получите ответ: бандиты, коррумпированные чиновники и проститутки. Это мнение навязали им СМИ и сама жизнь. Родители, кстати, здесь тоже сыграли свою роль. Ведь дети слушают, о чем говорят родители между собой, и делают выводы.

– Что нужно сделать, чтобы исправить ситуацию?

– Создать тысячи круглогодичных рабочих мест в школе, на предприятиях, чтобы дети, выполняя элементарные операции, могли зарабатывать свои первые собственные деньги. Надо создавать сезонные места на селе – помощников комбайнера, механизаторов, для того чтобы у ребятишек не пропала охота оставаться в родных местах. Они с раннего возраста помогают родителям по хозяйству, но эта работа им в тягость – немеханизированный, тяжелый труд. Я не раз разговаривал с сельскими подростками. Они говорят: все хорошо, но так надоело со скотиной управляться, что жить в деревне не хочется. Поэтому надо привлекать детей к работе на комбайнах, на тракторах, на современной технике, чтобы они видели: возможно совсем другое качество труда. Есть комбайны, где все на сенсорных датчиках, кондиционер, можно сидеть в белой рубашке. Так что основная задача – это даже не приучение детей к труду, а повышение производительности труда на основе современных технологий. Если люди смогут квалифицированным трудом зарабатывать гораздо больше, чем они получают сейчас, то вернется и у общества, и у детей интерес к труду, к технике. Приведу вам только один пример. Есть машины, которые копают в день по сто тонн картофеля. Механизатору нужны четыре переборщика. И вот такая мини-бригада справляется с работой, которую раньше выполняли чуть ли не сто человек. Меньше людей – больше зарплата, под пятьдесят тысяч, весьма приличная для села. Жаль только, что картошку не копают каждый месяц, но при желании работу можно найти всегда. Из желающих поработать на таких комбайнах уже очереди выстраиваются. Поэтому на первом месте, повторю еще раз, – производительность труда и новые технологии, на втором – раннее вовлечение детей в систему квалифицированного оплачиваемого труда. Бесплатного труда не существует. Пусть часть заработанных денег идет в фонд класса, школы, но дети должны принимать участие в решении, на что потратить сообща заработанные деньги. Когда такие решения принимаются без участия детей, это обесценивает их труд. Они думают: деньги – результат моего труда, а почему распоряжаюсь ими не я? Я схлопотал один комсомольский выговор за то, что отказался выводить на субботник студентов на завершение строительства драмтеатра. Мотивировал свой отказ очень просто: в сметах есть уборка мусора, кому-то эти деньги перепадут, тогда почему мы должны работать бесплатно? Пусть эти деньги строители перечислят комитету комсомола, а мы купим комплект аппаратуры для дискотеки. Меня грозили даже из партии исключить, в горком вызывали. Но когда я аргументированно изложил свою позицию, мне сказали: а ты ведь прав. И строители заплатили нам за работу, а я действительно купил два комплекта аппаратуры.

– Андрей Николаевич, когда вы заработали свои первые деньги?

– Еще в школе, в младших классах бутылки собирал. Мне всегда нравилось иметь в кармане что-то. Хотя, конечно, дело не в бутылках, потому что уже после 8-го класса я работал на заводе, два или три месяца, и заработал на первый магнитофон. Всю жизнь старался доказать, в первую очередь самому себе, что я человек самостоятельный. Женился рано, в 19 лет, у меня еще в институте оба ребенка, сын и дочь, родились, В институте уже зарабатывал вполне приличные деньги, около 400 рублей: повышенная стипендия, зарплата зам. секретаря комитета комсомола, две ставки дворника. Еще в институте купил себе первую машину на стройотрядовские деньги. Именно с тех пор уверен, что без труда мы никогда нормального человека не воспитаем. Кстати говоря, мы же очень многим людям губим жизнь. Человек, например, не создан для того, чтобы кем-то управлять, быть суперинженером, а мы все равно его на высшее образование ориентируем, хотя из него мог бы получиться высококлассный рабочий. Человек получает высшее образование, а потом с ним торгует в киоске.

– Такова была государственная политика: закончив школу, дети должны идти в вуз, неудачники могут пойти в техникум, а тем, на ком школа крест ставила, был один путь – в профтехучилище…

– Да, так было, и работа школы оценивалась по тому, сколько у нее поступивших в вуз. Мне кажется, ситуация меняется. Особенно с рабочими кадрами. Те, кому они нужны, а это прежде всего сами работодатели, должны задуматься, какую систему они при нашей поддержке будут для этого создавать. Вообще должен сказать, что я пресекаю попытки министерства образования и науки, нашей службы занятости заявить, что главная наша забота – кадры готовить. Всегда говорю, что обеспечение производственного процесса кадрами – это не наша задача. Это задача работодателей, которой мы должны содействовать. Это не игра слов. Мы же не отвечаем за то, чтобы у завода были электроэнергия или машины, механизмы. Они решают все эти вопросы сами. Точно так же кадровые ресурсы – это все-таки проблема номер один самого предприятия. И те предприятия, которые думают о своем будущем, они будут вместе с нами создавать и реформировать систему профессионального образования так, чтобы она отвечала их запросам. А если кто-то попытается переложить на государство всю ответственность за подготовку так называемой рабочей смены, как это было раньше, мы должны этих людей на место ставить. Иначе получится так, что свою обезьянку нам на плечи посадят и потом нами же будут погонять.

– Эксперты заявляют, что пока качество образования в высшей школе далеко от того, которое требуется встающей на ноги промышленности…

– Оно разное. Хотя могу согласиться, что качество образования не отвечает времени. И не потому, что педагоги низкой квалификации, хотя и эта проблема есть, особенно в некоторых скороспелых вузах. И не только потому, что база материальная слаба. И не потому, что многие педагоги сами уже сто лет не работали на производстве, не знают реальных проблем. А потому что в век информационных технологий, технического перевооружения информация, содержание работы специалиста меняются с необычайной скоростью. Раньше нас учили сумме знаний. А сейчас надо все больше и больше учить специалистов находить эти знания самому. Человек должен свободно ориентироваться в этом море информации, имея базовые понятия по профессии. Первый вопрос: кто и как сформулирует эти базовые понятия? Какой «кандидатский минимум», условно говоря, нужен кандидату в инженеры, кандидату в учителя? Второе – очень серьезно встает проблема интегрированных специальностей. У нас была модной узкая специализация. Инженер-механик, инженер-электрик сельского хозяйства и т.д. А такой, например, специальности, как технолог сельского хозяйства, который понимал бы биологию почвы, биологию растений, средства защиты и т.д., не было и нет. Получается, что каждый знает по чуть-чуть, а человека, который способен комплексно работать с землей, с животными, с людьми, с техникой, нет. Так вот, возвращаясь к проблемам качества, одна из ключевых проблем заключается в том, что нет сознательного освоения знаний со стороны самих студентов. Мы сегодня говорим, что практику надо организовывать начиная с третьего курса. Это полная ерунда. Надо сделать сначала практику абитуриенту или зачисленному на первый курс, чтобы он поехал, месяца два-три похлебал деревенской жизни в нормальном хозяйстве (безусловно, надо везти не в тот колхоз, где двадцать лет нет урожая, а в нормальное хозяйство), чтобы он хоть немножко понял, чем живут эти люди. Чтобы повысить качество высшего образования, надо перейти на организацию непрерывной практики, резкое увеличение доли практического обучения в учебном цикле. Сегодня шлепают специалистов с высшим образованием просто так. Тех же юристов. Почему бы в рамках практики не поручить студентам-юристам защиту прав малообеспеченных людей? Почему бы не поручить тому же студенту второго или третьего курса подобрать материалы, грамотно составить исковое заявление в суд, защитить интересы бабушки, которую обидел ЖЭК? Ведь этим никто не хочет по-настоящему заниматься.

– Вы довольны образованием своих детей? Они сами выбирали себе специальности, когда поступали в институт?

– Да, сами. У дочери первое образование юриста. Сейчас учится на маркетолога. Работают с сыном на одном предприятии. Она начальник отдела маркетинга, а сын занимается вопросами аукционных закупок и торгов, он по образованию инженер. Выбирал себе профессию сам. Когда его дедушка спросил, кем ты хочешь стать, он ответил: «Я пойду в Челябинский агроинженерный университет. Ты там учился, стал профессором, папа закончил, стал вице-губернатором, может, и я на что-то гожусь». В отношении сына мы сделали с женой большую ошибку. Он занимался танцами, хотя не собирался становиться профессиональным танцором, первые два курса активно тренировался, ездил по миру, по стране и отучился от режима, от самоконтроля. Я говорю: ты пол-института протанцевал. В общем-то, вместе с дедом с горем пополам пять лет проучился. Правда, к диплому готовился очень добросовестно. Думаю, здесь сыграло свою роль то, что на четвертом курсе я ему сказал: хватит шаляй-валяй, все время друзья, походы, иди на предприятие. По крайней мере, то, что ему к восьми приходилось и приходится ездить на работу, выполнять какие-то задания, сильно его подтянуло. И пятый курс он учился уже более-менее сознательно. А сейчас каждую неделю просит у меня новую книжку о том, как правильно строить отношения с людьми, как планировать свою работу. Видимо, начался процесс осознанного самообразования. Думаю, если бы я его в реальный бизнес включил пораньше, он бы от этого только выиграл. Вот что хочу сказать родителям: если вы сами, как мы с женой, не можете справиться со своим чадом в плане приучения его к порядку, к дисциплине, то лучше, чтобы он пошел в реальный коллектив, занялся реальным делом, которое бы его дисциплинировало. Хотя, если откровенно, то поначалу у него были и прогулы, и опоздания на работу, и все остальное. Это не такой простой процесс, за один день ничего не изменится. Нужно, конечно, терпение. Можно это делать только тогда, когда знаешь, в чьи руки ты отдаешь своего сына на воспитание. Если это равнодушный человек, может получиться еще хуже. Или наоборот. Будет закрывать глаза, думая, что это сын вице-губернатора, ему вроде все можно.

– Все начинается с детства, с дошкольного образования. Я услышал на августовской конференции, что дошкольникам губернатор миллиард выделяет. Это революция началась или плавное продолжение того, что делалось раньше?

– Это и всплеск, и взрыв, и революция – как угодно называйте, только началось это давно. Десять лет мы последовательно занимались дошкольным образованием, несмотря на насмешки. Некоторые главы уже забыли, как они надо мной подшучивали, дескать, делать больше ему нечего, взялся за детские сады. Зато теперь по охвату мы вторые в стране. Задолго до демографических тезисов мы ввели у себя должность замминистра по дошкольному образованию, ни у кого не было. Сейчас это мощное стабильное управление по дошкольному образованию. Еще до создания этого подразделения мы приняли решение о запрете закрытия детских садов, которых до Петра Ивановича Сумина потеряли почти 700. Сейчас эти здания возвращаются, если уже не возвращены.

Поэтому ничего просто так не бывает. Никаких всплесков или резких рывков в этой сфере, которая очень консервативна, слава богу, совершить невозможно. Просто сейчас, как в Библии говорится, время разбрасывать и время собирать камни. Наступило время, когда мы должны делать и то и другое. Потому что наша жизнь, к сожалению и к счастью, такова, что мы не можем что-то сделать один раз, а потом всю жизнь гладить себя по пузу и пожинать плоды сделанного. Невозможно так жить, работая в правительстве. Сейчас мы собираем плоды от того, что посеяли год, два, три, пять, десять лет назад, и в то же время опять удобряем землю и начинаем новые проекты.

– Андрей Николаевич, вы вдруг так яростно стали выступать против коррекционных школ! Чем это вызвано?

– Я не против коррекционных учебных заведений. Я против беспрецедентного навешивания на детей ярлыков с диагнозом ЗПР. Это общероссийская проблема, по-моему. Надо прекратить этот процесс. Остановить его самым жестким образом. Никто из нас, родителей, не хотел бы, чтобы его ребенку поставили именно такой диагноз. А мы ставим его направо и налево, пытаясь получить под эти программы побольше денежек, а потом оказывается, что эти дети почему-то не корректируются. Вот телята на ферме. В мае были трудные роды. Ветеринаров спросил: сколько вам времени нужно, чтобы вывести их в нормальный режим кормления, привеса? Они сказали: три месяца. Три месяца прошло. Спрашиваю: как идут дела? Они прибавляют в весе так, как обыкновенные нормальные телятки. Безусловно, процесс воспитания, образования детей нельзя примитивизировать до уровня теленка. Но тем не менее если мы видим проблему и говорим о задержке развития, а не о патологии, то значит, должны быть технологии, которые позволяют ребенка реабилитировать, восстановить его интеллектуальные способности и перевести в обычный класс. А если этого не происходит, то, мне кажется, это делается для того, чтобы снизить нагрузку, получить побольше денег от государства. Мы на сотни миллионов рублей увеличили финансирование коррекционных учебных заведений. Мы ждем результатов. Надеюсь, что мы их получим.

– Как вы относитесь к тому, что Челябинская область не выиграла конкурс на проект комплексной модернизации системы образования региона?

– Не выиграли в этом году, в следующем выиграем. Я отношусь к этому диалектически. Мне кажется, Министерство образования и науки Российской Федерации разумно поступает, когда дает возможность участвовать в федеральных программах всем регионам. Конкурс – это же все условно. В конечном итоге любой министр, в том числе и Андрей Фурсенко, отвечает за то, чтобы вся Россия двигалась вперед. Ему ведь нужны не образцово-показательные полигоны, а чтобы вся система поднималась на более качественный уровень. Поэтому повторю: не выиграли в этом году, выиграем в следующем. Так, как, например, выиграли конкурс по профтехобразованию, почти сто миллионов. Как выиграли два гранта для ЮРГУ, грант на «МЕТРАН». Я считаю, что сегодня для нас в отличие от многих других регионов ключевая проблема вовсе не деньги. Губернатор говорил об этом на августовской педконференции. У нас в консолидированном бюджете 17,9 миллиарда рублей на образование – больше, чем в абсолютном большинстве регионов. Для нас главное – выстроить механизмы, которые позволили бы довести эти деньги до людей. В 2000 году я с инфарктом попал в больницу. Лежу в реанимационном отделении. Приходит медсестра, приносит таблетки и говорит: «Извините, Андрей Николаевич, распишитесь». Я говорю: «Не понял». – «Да тут какой-то дурак придумал за таблетки расписываться». Я говорю: «Теперь понял, извини, но этот дурак – я». У меня по этому поводу даже была небольшая перепалка с профсоюзами. А ситуация простая. Прежде чем существенно увеличить финансирование той или иной отрасли, учреждения, организации, надо проверить проводящие пути, то есть кровеносные сосуды. Поэтому когда мы задумали увеличить финансирование медикаментов, то первым делом ввели систему контроля, чтобы знать, а доходят ли лекарства до больных. Правда, тогда это было на бумажных носителях, а сейчас мы создали компьютерную систему.

У нас есть передача, где я каждую неделю отвечаю на письма. Недавно пожаловались на одну челябинскую городскую больницу, что там заставляют пациентов для анализов покупать одноразовые шприцы. Послали туда для проверки страховую компанию. И что вы думаете? У медсестры, которая отправила 6 или 7 человек в присутствии комиссии за шприцами, 550 штук лежало в ящичке, в медицинском шкафу, а на складах этого учреждения их было 70 тысяч. Поэтому сейчас мы вводим систему, которая позволяла бы жестко контролировать подобные случаи, чтобы она сразу давала знак тревоги, если необходимые вещи есть на складе, а больных все равно заставляют их покупать.

– Какой у вас девиз по жизни?

– Все, за что бы ни брался, надо делать хорошо. Это самое важное. И надо торопиться делать добро. Это без громких слов. У меня в нижнем ящике стола, многие об этом знают, лежат благодарности от людей. Грамоты стоят на видных местах, благодарности президента, ордена и т.д. А туда я складываю письма от простых людей. Кому-то помог, кого-то выручил, за кого-то вступился. Когда я чувствую, что есть несправедливость, стараюсь вмешаться, если имею для этого возможность и полномочия.

Меня отец научил: все, за что ты берешься, нужно делать хорошо. И работа, общение с людьми должны приносить удовольствие. Думаю, человек – существо, которое без удовольствия жить не может. Если ты получаешь кайф от того, чем занимаешься, в хорошем смысле слова, значит, ты на правильном пути. А если у тебя постоянно какие-то дергания, нервотрепка, шумы всякие разные, хотя без этого тоже сложно обойтись, то нужно подумать, почему это происходит. Может, надо читать больше умных книг. Я сейчас в десятый раз читаю «Три кита здоровья». Хорошая книга. Нравится мне рассуждение о том, что если человек в гармонии живет, все у него получается. Я даже придумал такой лозунг, несколько раз в виде тоста произносил: «Давайте выпьем за долголетие. Основа долголетия – триединая вещь: согласие с собой, согласие с семьей, согласие с окружающими». Думаю, это принципы, без которых жить качественно и долго невозможно. Я уже всего добился, дети выросли, скоро, может быть, внуки пойдут, дом есть, дача есть. Все, что нужно нормальному человеку. Сейчас бы еще лет 50 прожить. А чтобы 50 лет прожить, надо жить в добре, постоянно работать над собой и читать книги.

– Если вам завтра предложат переехать в Москву?

– Никогда.

– Почему?

– А зачем? Хотя есть такое выражение: никогда не говори никогда. Может быть, я просто недооцениваю степень предложения, которое мне могли бы сделать. Но вы же со мной вчера ездили в деревню. Вы видели мои отношения с людьми. Я этим очень дорожу. Боюсь, что, став чиновником или управленцем более высокого масштаба, я в значительной мере потеряю возможность общения с людьми, в искренности которых ты можешь не сомневаться. А просто тусоваться – мне это не очень нравится. Я и здесь в тусовке нахожусь. Все знают, что у меня любимое развлечение – на природе дрова поколоть, книги почитать, с друзьями отдохнуть, в колхоз любимый съездить. И я считаю, что меня во многом питает энергия именно моих отношений с людьми. Есть пословица – «Где родился, там и пригодился». И потом, у меня много раз была возможность переехать в Москву. Я прошел отбор в высшую школу КГБ. Отец попросил остаться рядом. Я, говорит, не хочу, чтобы ты жил без меня, и ты со временем поймешь, что с отцом жить легче. Я его послушал. И мне действительно во многом помог отец. Была возможность переехать на работу в ЦК комсомола. Я уже прошел стажировку, в бригаде ЦК партии мы изучали белорусский опыт. Меня звали в отдел студенческой молодежи. Когда Борис Михайлович Исаев, ныне покойный, стал заместителем Ельцина, я ему программу писал, помог депутатом стать, был его доверенным лицом. Он меня звал руководить своим секретариатом. Представляете, в Белом доме, весь такой белый, пушистый… Тут, слава богу, Петр Иванович сказал: не хотел бы ты со мной поработать в области? И я с ним пашу в упряжке уже почти двадцать лет. Пока ни разу об этом не пожалел. Он, по сути дела, для меня второй отец. И все прекрасно об этом знают.