На чтение: ≈ 26 мин.Представляем еще один фрагмент книги Анатолия Цирульникова «Поцелуй юкагирки. Записки путешественника», которая полностью будет опубликована в журнале «Дружба народов».
Что там в пасти?В двух часах от устья расстилался океан. Его в это время не разглядеть. Но мы все же съездили на двух «Буранах», налегке, без нарт, поглядеть на рыбалку и охоту. Доехали с Романом Петровичем Чихачевым до его «пасти» – нехитрого изобретения XVI века: ловушка с рыбной приманкой, когда зверь залезает спереди или сзади, бревно падает и придавливает до смерти – если тяжелое.«Пасть», к которой добрались, оказалась пустой.Но обычно у охотника, рассказал Роман Петрович, «пастей» бывало штук триста, и он их постоянно объезжал. Сейчас на двоих охотников, которые кооперируются, «пастей» около сорока…Поехали подальше – поглядеть на подледную рыбалку: в реке-море делают проруби и протягивают через них невод. Некоторые ловят сетями, таких рыбаков называют «сетики» (не путать с сетевиками).Поездили по рыбакам, невидимым в полярной ночи, – улов был мал. В одном месте Сергей Иванович Портнягин, молодой симпатичный начальник ДЭЗа, ловил для себя рыбу. На снегу лежали чир, два муксуна, три чукучана – добыча все для среднероссийского рыбака незнакомая. Но не великая. А тут при нас стал тянуть невод и вытянул… самую лучшую на свете рыбу – нельму. Двадцать семь килограммов.По словам Сергея Ивановича, такую первый раз вытянул.Сфотографировал его с невиданной добычей. Попробовал сам удержать за жабры, не справился, на фотографии вдвоем держим.Едят нельму в разных видах, начиная со строганины, а из муксуна делают издревле рыбный хлеб – тельно. Хлеб, конечно, своеобразный. Но другого в XVI веке у пришельцев из Руси не было, а русский человек без хлеба, как известно, жить не может…Тельно дошло до наших времен, а иные рыбные блюда ушли в прошлое. Но если судить по заработкам рыбака и бюджетника, рецепты времен Ивана Грозного могут вскоре оказаться полезными.Углухо, чухмаречка моя……Учим диалект Русского Устья.Разговорчивый человек – «баюн». Почему? А в сказках – «кот-баюн».Открытое место на ветру – «буян». (А у Пушкина, помните, остров Буян.)Глубокий старик – «адамщина».Курительная трубка – «ганза». (Не от купцов ли иноземных из ганзейского союза?)Маленькая посылка – «завертушка».«Капище» – песцовая нора. («А мы-то считаем, место, где идолы стоят, да?» – размышляет вслух филолог Бугаев.)Он «кумельгой» упал (свалился на койку, не раздеваясь).«Но ведь в речи ничего этого нет…» – замечает мой товарищ. «Но тогда получается, что Русское Устье, – говорю я, – сегодня воспринимается с точки зрения прошлого, а не настоящего?» «Так получается», – кивает Бугаев, листая русскоустьинский краткий словарь диалектических слов и выражений.«Прилог» – предание, легенда.Черт – «пужена», от слова «пугать», что ли? Участок реки, где много отмелей, перекатов, – «разбой». Беспорядок и неразбериха – «разнобоярщина».А некрасивая знаете как? «Стыдко».Никак от Русского Устья не отлепимся.«Когда двинулись от него, мы бы сказали, «отъехали», а они, знаете, как говорят? «Спихнулись». Когда мы отсюда спихнемся?» – вздыхает Бугаев (нелетная погода, третий день сидим, вернее, валяемся на койках в жарко натопленном доме-гостинице в Чокурдахе).«Твердая дорога, плотный снег – «убой», – продолжает просвещать меня по-древнерусски якут Бугаев. – А глубокий рыхлый снег – «уброд». Тьма – «углухо». Вредить – «уродовать». Кровать, смотрите, по-якутски называли «урун». Болезнь – «худоба»… А любимая знаете как? «Чухмаречка». – «Это все слова Древней Руси?» – «Ну… Так получается. А в будущем и из сегодняшней речи уйдет многое. Из нашей речи…»Ну и, что из этого следует, думаю о своем. Когда-то продуктов на Севере было много, а сейчас их мало, они были дешевле, а теперь дороже… Но из этого же не следует, что в то время или в старину, когда говорили другими словами, жизнь была богаче или беднее нынешней? Нет тут никакой связи. Во все времена есть и то и другое, униженность и достоинство…«…Но, – откладывает Бугаев в сторону книжку о диалекте, – вспомните Льва Гумилева: этническое проявляется не в коммуникациях и не в языке, а прежде всего в действиях, которые проявляем по отношению к окружающему миру».То, что остается в хозяйствовании, укладе, то остается и в речи. Отсюда «пасть» – ловушка. То, что связано с промыслами, осталось в языке, поскольку остались промыслы.И именно это влияет на ментальность.«Даже если все остальное исчезает, если остаются ремесла, промыслы – остается ментальность», – делает он вывод.Слушать его интересно, мой друг Бугаев сел на любимого конька.«…А население России крепко связано с крепостным правом. Когда ушли от промысла и стали на царя, на государство работать, утеряли свою ментальность. Трансформированная, она прошла через царское крепостное право, советское, нынешнее, постсоветское крепостное, и в результате мы имеем тот менталитет населения РФ, который имеем».«…Европа, Запад не поняли всю глубину российской ментальности. Они думали, русские – кто это? Вроде не негры, не арабы, не китайцы – лицо белое, глаза голубые. Горбачев, перестройка, Берлинская стена рухнула. И еще это, стереотипное: великая русская культура. Русский балет, всколыхнувший весь мир русский спутник… А оказалось, что Россия – это… вот то, что сейчас есть, и никуда она не уходила со времен крепостничества. Ничего они не поняли в русском менталитете».Менталитет тысячелетия проглядывает и в здешних северных байках, замечательных историях советского времени про сверхсекретность района – нельзя было употреблять слова «аэродром», «самолеты», говорили «полярка», «оказия». Да и сейчас вот пишу о современном, а внутренний цензор поправляет: смотри, поосторожнее.«Наша беда, – говорю Бугаеву, – что не помним предшествующих попыток, не осмысляем, почему не получается». Во времена перестройки, в самом ее начале, спрашивали: обратимо или необратимо? Уже необратимо? Или еще обратимо?.. А потом наплевали, и пошло-поехало: бедные и богатые, олигархи и гэбэшники…То ли не знали, то ли забыли про «оттепель» XX века. И про «оттепель» XIX…Про человека забыли.А тут помнили.Услышал местную байку. Женщине попалась в сеть хорошая нельма. В это время сосед, бывший уголовник, матерщинник, собирался в райцентр. Женщина попросила передать рыбу землемеру, может, он гостинцы пошлет. Уголовник ответил: «Как же, [х…] он тебе пошлет». Та ответила серьезно: «Буду рада и этому».Мата не знали.Вместо присказкиУ русскоустьинских сказок нет присказок и концовок. Начинаются прямо с описания ситуации: «У царя не было детей».Сказка издревле стояла здесь ближе к жизни, воспринималась как быль. Само слово «сказка» употреблялось в значении «рассказ, сведения».«…Раштет не по годам, не по месяцем – как пишеничное зерно на опаре приздымается, так и он кверху».Рождение ребенка. «Как на траву упал, в комнате светло стало».Свадьба. «Двенадцать суток беспробуду».Угроза. «Под темнище глаза не несыпат. Хрущатапескат. На онну ногу наступлю, на другую раздеру и шиве море подарю…»По дороге к сказочнице бабе Варе увидели северное сияние. Не цветные всполохи, а широкий Млечный Путь, согнутый в белую дугу. Передвигаться зимой по селу непросто – сугробы, единственный способ – по теплотрассе, все ходят по трубам. Мимо магазина, старого здания начальной школы и памятника первому летчику добрались до сказочницы.РодословнаяБаба Варя, Варвара Серафимовна, по мужу Омельченко, родилась в старом Русском Устье. В сорок втором году берег стал осыпаться – не знали, что делать. С моря пароход не мог пройти. Тут тогда ходил пароход-колёсник, как в кинофильме «Волга-Волга», тащил баржи по Индигирке в верховье. А когда берег осыпался, река сузилась, с моря не пройти.Переехали всем селом на новое место.Построили медпункт, начальную школу, интернат, поздней балаган и несколько частных домов-мазанок – настоящие русские домики, были такие на заимках, с амбарами, сенями, вспоминает баба Варя. Но трудно было с лесом, во время ледохода река приносила деревья, сучья, их ловили. Когда крупный лед пройдет, шел мелкий, говорили «мечик пошел», – в это время и ловили лес, который река успевала забрать. Большие деревья баграми тащили, а мелкие собирали на берегу, когда вода спадет.Несколько лет баба Варя работала в летнем лагере, «родных собирала». Так она называет детей-сирот, чьи родители умерли или погибли. Самолет разбился, остались три девочки-сестры и мальчик, баба Варя приходила и чем могла помогала («Они меня до сих пор мамой называют», – говорит)….Вот, значит, берег падал, Русское Устье два раза переезжало, этот поселок третий. В год, когда ее родителям исполнилось бы 100 лет, баба Варя написала родословную.«Мне рассказывали, что предок наш пришел не по морю. Рассказывали, казаки стояли в тайге, один влюбился в жену атамана. Когда тот узнал, казак молодой бежал куда глаза глядят. Брел по тайге, пробирался – сколько, неизвестно. И набрел в верховьях Индигирки на заимку. Там жил человек с дочерью. Они его подобрали. Казак хотел с дочкой пожениться, но отец не разрешил, и они убежали на самый север. Пришли в часовню, обратились к батюшке, чтобы обвенчал. И когда тот спросил его фамилию, казак («Я люблю домысливать», – признается сказочница баба Варя), может быть, побоялся, что его узнают, и назвался Варфоломей. Тогда батюшка, он был из новгородских земель, их обвенчал…»Эту историю ей рассказывала тетя 1912 года рождения. А казак молодой, Варфоломей, – родной дедушка бабы Вари по маме. А бабушку звали Матреной, с Колымы пришла. На Колыме еще живы старая тетя и ее внук. «Больше никого не осталось из нашей новгородской семьи».Еще баба Варя помнит, как один мужчина вылавливал по лесам тех, кто остался после Великой Отечественной войны, в основном ребят, пэтэушников, – он в НКВД работал.А ее отец 1909 года рождения рос один. Все его сестры – «у них что-то удушье было» – умирали семьями. В 1912 году эпидемия была…Лодка алазейская и город стеклянныйБаба Варя проучилась четыре класса и окончила начальную школу с похвальной грамотой, на которой был портрет Ленина – Сталина. Потом три года жила в интернате в Чокурдахе и окончила семилетку. «И поехала я – верите не верите, дети мои верят, потому что я их никогда не обманывала, – в Якутск с одним паспортом и комсомольским билетом, они в мешочке лежали, на груди. …Самолет садился за рекой, «глиссер» подъезжал, продирался через кусты, забирал пассажиров, а мы не успели. А была лодка алазейская, и мы попросили, чтобы отвезли на ту сторону. У одноклассника был чемоданчик из фанеры, а мне отец сделал вот такой малюсенький, и летела наобум лазаря, без чемоданчика, разминулась с самолетом и лодкой – и добралась в Зырянку, а оттуда в Якутск», – говорит баба Варя, очень своеобразно, как-то тихо, сказочным голосом. Как будто скороговоркой, только медленной…«…Для меня город казался – стеклянное что-то на горе, ну, как в сказках говорят. Ничего мы тогда не знали, кроме школьной программы. Приехали, а там темнеет, не знаем, куда деваться».Улыбка у бабы Вари замечательная, такая добрая.«Мне неловко признаться, я все сдала на пятерки», – говорит Варвара Серафимовна, рассказывая, как поступила в Якутске в фельдшерскую акушерскую школу. Работала акушеркой, медсестрой, девять родов приняла. И в Устье тоже двойню принимала, и ножками вперед.Чтобы конец был счастливый«А сказки когда начали сочинять?»Улыбается: «Я не сочиняла, я внукам рассказывала». На стене в ее комнате фотомонтаж из детских лиц, все красивые – 5 детей, 17 внуков, 15 правнуков… «Богатая вы?» – «Да, богатая. Тридцать шесть человек от одного человечка родилось».И вот она им рассказывала… Первая сказка – внучке, ей сейчас тридцать два года исполнилось. Баба Варя рассказывала, ничего никуда не записывала, запоминала просто. Спать не хотят – усыпляла их. «Они интересуются же – а дальше что? а потом что будет? И начинаешь от себя, отсебятину».Потом – другим внукам. «Усыпляешь так…» – говорит баба Варя убаюкивающим голосом.«А когда сказки записали?» – «К какому-то юбилею… А, вспомнила, мне было семьдесят пять лет и Чокурдаху – 75. Да… И вот дочь мне говорит: «Мама, выделили деньги на мероприятия. Кто-то из архива пишет, кто-то стихи, песни – у нас есть литературный кружок, мы время от времени встречаемся… На издание будут давать деньги, сделай что-нибудь». Ну, я написала… Не только сказки, там что было действительно – про Рыжика, котика нашего – и стихи… А сказки… дети любят, чтобы конец был счастливый, вот я под это подделывалась. Я от руки, что было, дочери дала, и она сама издала. Название я сказала, а здешние школьники и дети из художественной школы в Чокурдахе рисунки нарисовали к каждой сказке».Вот некоторые ее произведения.Сказочные сказки бабы ВариСтихи писать я не умеюЛишь к мыслям рифму подбираю,А мысли удержать не смею -Они порой меня терзают.И потому свои «творения»Я прячу, прячу от суда.И называть стихотворениемЯ не посмею никогда……………………………………..И, очевидно, дело в старости,Невысказанности порой.Я продолжаю «свои странности» -Ложить на строчку мыслей рой…Как это писать не умеет? А рисунки детей какие замечательные! Вот летит снегоход с санями, и дома впереди с одним и тремя окошками, трубами, из которых дым идет, а один вроде чума, сразу видно – на заимку, в гости!…Снегоход бежит, а сани -На застругах хлоп да хлоп.Комья снега залетаютТо в щеку, то прямо в лоб.Нам и ехать недалеко,Через речку до мыска.И кончается дорогаУ прибрежного песка.Тут нас домики встречают,Дым из печек голубой,Значит, нас напоят чаем…Баба Варя накрывает на стол, поит нас чаем и балует едой, а я все читаю, оторваться не могу от этих ее незатейливых творений, которые она не смеет называть стихотворением – ну, пусть так, пусть сказка.На картинке – солнце, облака, красный домик с треугольной крышей, чьи-то красные следы идут по земле и на домик карабкаются. А у домика стоят двое, не поймешь, кто.Маленькие гномикиЖили в своем домике.В доме прибирали,Деток поджидали.Дети прибежали,Громко закричали.Испугались гномикиИ ушли из домика.Разве можно так кричать,Добрых гномиков пугать?Ведь они хорошие,На детей похожие.Стихи-сказки у бабы Вари похожи на ее голос – успокаивающий, убаюкивающий. Иногда автор поясняет в книжке: «Эту сказку я придумала, когда укладывала спать внучку Юлю 20 лет назад. Под нее укладывала еще более 15 внучек своих и чужих, а позже сына Юли, правнука Лeвика». (Это она про сказку, где в Львином лесу живет красивый тигр со своей красавицей-тигрицей и маленьким рыжим тигренком, которого родители назвали Малышом.)Вот в чем сказочность сказок бабы Вари: откуда тут, в тундре, у Северного Ледовитого, взяться тиграм и тигрицам, и другим животным, растениям и деревьям? А у нее в сказках они есть. Елка, которая тут не растет, она же сама по себе сказочная. И малыш растит эту сказочную елочку в Русском Устье, а потом, когда уже в школе учится, не дает ее срубить на Новый год, и все дети из класса украшают ее, танцуют, играют. И теперь уже ельник вырос, и никто в деревне не срубает елок, а «малыш давно стал дядей, но люди помнят, как еще малышом первый начал спасать ели от вырубки».Ну разве не сказка?…Четыре зверенка на поляне делят четыре яблока, один зверенок делит, другой, а все время одно яблоко лишнее остается. «Оказывается, все зверята не были жадинами и отдавали друзьям, а про себя забывали».Правда, думаю я про себя, они не умеют считать, но, как говорил когда-то известный педагог Шацкий, «считать-то мы их научим, главное, чтобы не обсчитывали…».Потому что родина их тутНу что мы все о зиме да о зиме, ведь когда-то же полярная ночь кончится. И вот, видите, детский рисунок: мальчик бежит по тундре, над ним стая птиц.Лишь пригреет солнышко слегка,Первые появятся проталинки,Стая птиц летит издалека,От больших до самых-самых маленьких………………………………………………Не успеешь даже оглянуться,Улетают стаи птиц на юг.Но весной они опять вернутся,Потому что родина их тут.Что ж, нет на родине рыжего льва, но есть рыжий котик, про которого баба Варя рассказала, а дети изобразили этого рыжика, высовывающего голову из коробки, похожей на горшок. И котенок на фоне вышитого бабой Варей красного коврика с узорами выглядит таким царственным зверем!Нет пальм и елок, зато случается весенняя пурга в апреле, когда из круговерти из-за угла дома раз вылетело что-то черное, «в первое мгновение нельзя было понять, что за чудо носится в воздухе, я как завороженная смотрела, – а это оказался бумажный змей, он танцевал вместе с пургой…».Ну еще пару сказок-былей о Севере, которые рассказала баба Варя, а дети нарисовали к ним картинки. На этой желтое солнце, голубые сопки, человек едет на собачьей упряжке к избушке…В пургу…Жил у нас охотник по кличке Булчут. Так прозвали его за то, что был хорошим охотником, без добычи не возвращался, знал тундру. Но однажды приключилась беда – в пургу потерял дорогу и не мог добраться до ночлега. Всполошившиеся собаки резко дернули нарты, убежали так быстро, что он не смог догнать. Пройдя пешком какое-то расстояние, решил отдохнуть. Но на холодном снегу человек, обдуваемый ветром, долго не просидит. Чтобы не замерзнуть, Булчут начал ходить туда-сюда. Когда чуть рассвело, начал разжигать костер, но трава быстро сгорела, а дрова не хотели загораться. Опечалился охотник. Вдруг откуда-то прилетел ворон и стал кружить над ним, выговаривая: «Плотом, плотом, плотом…» Булчут понял, что дрова надо сложить рядком, плотно. Так он и сделал, но дрова только дымились. Совсем поник головой охотник, подумал: «Видно, пропал я».Вдруг откуда ни возьмись появилась маленькая птичка и стала шептать на ухо: «Так и сяк, так и сяк!» Она не улетала, щебетала эти слова все громче и громче. Тогда охотник разворошил затухающий костерок и стал раскладывать дровишки и веточки тальника в виде сетки, так и сяк. Ветер дунул на угольки, и огонь разгорелся. Булчут обрадовался, поклонился пичужке. Она улетела и быстро скрылась в снежной пелене. Булчут согрел руки и ноги. В это время уже рассвело, и он разглядел след полозьев своих нарт и пошел по следу. Нашел своих собак, которые спали под бугорком. Растормошил, уселся на нарты и крикнул: «Паца, паца!» Вскоре он был у своей ночлежки.Не побежден!…Однажды мы с детьми наблюдали такую картину. В конце августа стада возвращались на зимние угодья. В это же время с моря выходили группами дикие олени. Вечера стали прохладными и темными. Оленеводы не забивали своих оленей, охотились на диких. Лежа на вездеходе, на стеллаже из досок, мы наблюдали за горизонтом. На фоне потухающего заката были хорошо видны силуэты диких оленей, особенно их рога. Мы не слышали выстрела, но увидели, как возле озерка один олень упал. Остальные сначала побежали врассыпную, но через минутку резко остановились и вернулись к озеру, пренебрегая опасностью. Потом мы увидели, как упавший олень поднялся и, хромая, пошел. Остальные за ним. Мы смотрели им вслед, а раненый вожак (это, несомненно, был он), гордо неся рогатую голову, словно говорил: «Я ранен, но не побежден!» – и удалялся за холм, уводя свою семью от опасности.Дети облегчено вздохнули и улеглись спать. фото автора
Выбор читателей
Комментарии