search
main
0

На гребне водораздельной гряды

Лирические ноты поколения тридцатилетних

Фонд СЭИП Сергея Филатова по результатам девятнадцатого Форума молодых писателей России, стран СНГ и зарубежья выпустил книгу «Новые имена в поэзии», в которую вошли стихотворения тридцати одного молодого поэта. Почти всех их я хорошо знаю. С некоторой натяжкой можно сказать, что мы одного литературного поколения. Кто-то, как Константин Комаров или Любовь Глотова, уже накрепко вписан в лирический ландшафт, кто-то только пускает корни, и все-таки все они уже неотъемлемая часть современного литературного процесса.

Сегодня поэтическая мысль (сетевые изощрения оставим в стороне) направлена сама на себя. И поэты, кажется, уже перестали удивляться этому. Так даже честнее: не нужно отвлекаться на читателя. Поэту не интересен читатель, а читателю не интересен поэт. Первое представляется мне необходимой нормой. Второе – обидной и непреклонной издержкой первого. Но все взаимно.

Конечно, в книге представлены не только поэты, практикующие «чистое искусство». Есть, например, Полина Корицкая, которой удается выдержать удивительную интонацию сочувствия на высоких лирических нотах. Сегодня это большая редкость.

И что-то вдруг переменилось.
Ничто не предвещало, но…
Такая малость – эта милость,
А неохватна все равно.
Такая радость – эта редкость,
Что глупость, кажется, – каюк!..
Но этот страх, и эта ревность
Сродни качанию кают.

Впервые стихи Полины я услышал лет пять назад на семинаре Союза писателей Москвы в редакции «Нового мира». И сразу влюбился в них. Подобная отзывчивость к миру (к читателю) есть и у Евгении Барановой, и у Анны Маркиной. Последняя, к слову, и выступила составителем этой незаурядной и уже ставшей библиографической редкостью книги: скажем так, взгляд изнутри. Притязательный, но нежный. Серьезный и отзывчивый. Места хватило всем. Не представлена разве что крайняя форма модного нынче феминизма да не перестающего удивлять своей стойкостью до сих пор воинствующего почвенничества. Но от этого книга ничуть не проиграла. Стала только лучше.

Рядом сосуществуют и лишенные, кажется, всякой лирической энергии верлибристские практики (верлибр – свободный стих без рифмы со строгой ритмической организацией. – Прим. ред.): говоря словами нашего современника, не выходящие из и не уходящие за. Хотя и живые в своем поиске, в стремлении личностного и временно́го (ударение можно поставить и на первый слог) выражения.

Противостоит этой обессиливающей расхлябанности говорения строгий и нарочито классический Владимир Косогов.

У человека вырос колокол,
Как хвост (дурацкий рудимент).
Он за собой таскает волоком
Небесной музыки секрет.

Не будет ничего хорошего,
Прибереги остаток сил,
Не звонаря вини оглохшего,
А тех, кто слышать научил.

И пусть набат не прекращается,
Не разбирая снов и слов.
Так мертвые с небес спускаются,
Глухих приводят женихов.

Одно из лучших стихотворений книги, поражающее своей глобальностью. Здесь, в тени (от) этого стихотворения, не только любимые Владимиром Ходасевич и Георгий Иванов, но и Юрий Кузнецов. Эта перекличка на предельных высотах. Из сегодняшних в этой связи вспоминается разве что уральский поэт Майя Никулина: «Обшарил и земли, и воды, // лихую судьбу покорил, // пришел – засмеялся у входа // и солнце собой заслонил…»

Вот та самая лирическая вертикаль, выступающая едва ли не последним рубежом перед плоскостью, пошлостью и бессмысленностью жизни. Это, если угодно, и есть те в высшем смысле духовные вешки самосозидания человека, борьба с обезличивающей, безжалостной природой. Поэт запоминает настоящее и всеми силами пытается его сохранить.

Затемненные, но исподволь ясные стихи Любови Глотовой, кажется, и об этом тоже: так смотришь в сине-осеннюю толщу холодной воды, пытаясь разглядеть страшную в своей твердости и непоколебимости землю.

И белое упало покрывало,
и черную отгородило ночь,
и два лица, два розовых овала
в снегу и ветре – два твоих – точь-в-точь.
Куда мы спрячем радости останки?
Шкафы полны, а письма не хранят.
Все эти гусеницы, коконы и танки,
все эти бабочки над головой звенят.

В предисловии Анна Маркина говорит о том, что «место рождения и родная земля для многих перестают быть точкой отсчета», находя объяснение в глобализации. Наверное, так. И не только так. Острие поэтической мысли, хочется верить, начинает проникать глубже размазано-пейзажных тонов и касаться онтологической краски ландшафта. Например, у Тихона Синицына: «Мне снилась скифская тоска, // Полынный берег // И курганы, // Неуловимый пульс песка…» Дальше каллиграфия ковыля, половецкий плов… Или у Бориса Пейгина: «Мы пойдем через поле в лес, // Где в ручьях играет Фалес, // И на гребне водораздельной гряды // колодец гигантов сойдется с великим востоком…»

Целому ряду молодых поэтов присуща эта странная, неясная ностальгия по никогда не виденному, но навсегда потерянному. И не потому что вспомнить нечего, средний возраст авторов книги – тридцать два года: Лермонтов уже умер, не так долго осталось и Пушкину. За всем этим скрывается иномирная ностальгия, о которой говорили Бунин и Андрей Белый. Кажется, именно сейчас, на рубеже веков и тысячелетий, на рубеже двух держав, поэт может почувствовать эти самые «времена допирамидного Египта»…

Удивительная, важная получилась книга. В ней на самом деле сфокусировано все главное, что есть в поэтическом поколении нынешних тридцатилетних.

Новые имена в поэзии. Составитель Анна Маркина. – М. : Фонд СЭИП, 2021.

Оценить:
Читайте также
Комментарии

Реклама на сайте