Мы видим другую логику жизни и работы

​Евгений БУНИМОВИЧ, уполномоченный по правам ребенка в городе Москве – начальник Управления по защите прав и законных интересов несовершеннолетних аппарата уполномоченного по правам человека в Москве, сопредседатель Наблюдательного совета за реализацией пилотного проекта:

– Надо сказать, то, что Москва будет переходить на нормативное финансирование, было достаточно очевидным, это в той или иной степени проходило бы и через пилотный проект, и без пилотного проекта. Просто такова нынче государственная политика. Первые общие заявления о равенстве финансирования школ меня несколько напугали, первое, что возникает в таких случаях, – это мысль о том, что будет реализована идея равнения вниз, то есть будет отрезано все дополнительное финансирование, которое было у гимназий, лицеев и школ с углубленным изучением предметов.То, что мэрия и Департамент образования выбрали другой путь – равнения вверх, то есть выравнивание по верхнему нормативу, а не по нижнему, мне кажется очень важной с социальной точки зрения политикой не только потому, что это внешне справедливо (сложный вопрос, что такое справедливость по отношению к конкретной школе, к конкретному ребенку), но и потому, что это более трезвое понимание тех задач, которые есть сейчас у московского образования.Да, у нас есть блестящие школы, недавно был обнародован соответствующий рейтинг, и действительно не стыдно ни за одну школу, что входит в число первых 85, которые получили гранты. Это очень сильные, очень хорошие школы, они должны получать высокое финансирование, потому что умеют очень хорошо и сильно работать.Но давайте реально понимать, что у нас в Москве есть достаточное количество школ с большими проблемами по контингенту, это, например, школы, где много детей-мигрантов. Дети-мигранты – это неплохо, более того, по последним замерам, которые делали исследователи, такие дети становятся одними из лучших учеников, ибо очень стараются. Для них это единственная возможность социального лифта, вся семья на это ставит, но в любом случае, если ребенок плохо говорит по-русски, нужны дополнительные усилия учителей для того, чтобы он хорошо заговорил по-русски, выходил на какой-то уровень, но вместе с тем нужно еще и дополнительное финансирование. То же самое относится к школам, где есть дети-инвалиды, дети с проблемами здоровья, которых, к сожалению, у нас тоже очень немало. Все это говорит о том, что есть на что потратить более высокий норматив, который существует. Мне показалось позитивным во всей этой истории то, что речь зашла о том, что мы даем больше денег, а не в том, что мы с кого-то что-то срезаем.Мне показалась разумной идея самого пилотного проекта, поэтому я и вошел в его Наблюдательный совет, согласился возглавить его вместе с Виктором Кругляковым, потому что мне показалось, что идея пилотного проекта разумная. В этот проект вошли совсем не самые знаменитые московские школы, мы услышали о других школах, о тех школах, которые хотят стать интереснее, серьезнее, получить больше финансирования и одновременно показать, на что они способны.В первой сотне пилотных школ произошли отрадные изменения, главное – дети пришли в эти школы, есть норматив, значит, вместе с ребенком приходят деньги. Если школа привлекла 30 новых учеников, значит, она смогла вызвать у них интерес.Конечно, есть не только плюсы, есть и риски, а риски обязательно есть в любой системе, даже в самой хорошей, и надо о них думать. Да, действительно, первые школы получили плюс в детях и финансировании. Но если вы посмотрите на улицу, наши дети табунами не ходят по городу без школьного образования. Понятно, что когда этих школ становится тысяча, то уже не будет такого массового привлечения дополнительных детей и дополнительного финансирования, все учатся в школах. Поэтому не будет нового дополнительного увеличения зарплаты. За первые месяцы реализации пилотного проекта зарплата учителей повысилась примерно в среднем на 3-5 процентов во всех школах, хотя есть и увеличение и на 15, и 20 процентов. Возможно, директора осторожны и правильно делают, что не хотят весь свой ресурс потратить в первый месяц, такая осторожная, консервативная политика для школы мне кажется разумной.Что происходит при этом в школах? Учителя оказались заинтересованы и в работе, и в результатах труда, стало больше людей, которые работают на полную нагрузку, всерьез хотят в школе и работать, и зарабатывать. Одновременно из школы стали уходить пенсионеры: одни – потому что надо переучиваться, другие – потому что боятся, что не потянут, третьи – потому что есть директора, считающие, что от пенсионеров надо избавляться, что надо сокращать пенсионеров на 30 процентов, хотя эти проценты им никто сверху не спускал – они сами так решили. Ко мне обращались родители учеников начальной школы: «Наша учительница сказала, что уходит, а мы хотим, чтобы она учила до 4-го класса». Оказалось, что это излишняя инициатива руководителя школы.Другая ситуация: сокращение количества заместителей директора. Могу сказать, что количество заместителей (2-4-6-10) определяется индивидуально, но когда заместитель по безопасности просто сторож, который утром школу открывает, а вечером закрывает, это неправильно. Школа ищет свой оптимум, но тенденция сокращения и вообще уменьшения числа тех, кто не работает непосредственно на уроке, – это опасная тенденция, риск. Я имею в виду школьных психологов, социальных работников, педагогов дополнительного образования и считаю, что нужна дополнительная защита, чтобы все эти люди остались в школе.Мне кажется, что проблема критериев оценки труда учителя остается очень серьезной. Она заключается в том, что есть хорошая идея – кроме базовой части зарплаты платить стимулирующую часть за достигнутые результаты. У нас, да не только у нас – и в мире, нет такой блестящей системы, которая бы понимала, что такое результаты учителя, и хорошо их умела замерять. Поэтому сейчас рейтинг школ построили по простым критериям – результатам сдачи ЕГЭ и победам на олимпиадах. Здесь нет никакого обмана, только я не знаю, как строить рейтинг по другому поводу: по самой хорошей атмосфере для детей, у которых есть проблемы и трудности, по самой лучшей и эффективной воспитательной, гражданской работе. Как оценить учителя, который работает не с самыми сильными учениками, как оценить учителя, у которого ученик имел 30 ошибок по русскому языку, а через полгода 15. Это очень трудная, тонкая работа, которую сейчас предстоит проделать и школам, и соответственно родителям, безусловно, управляющие советы здесь должны играть очень серьезную роль. Могу сказать, что это вопрос не только новой системы оплаты труда, это вопрос о том, сможем ли мы научиться замерять эффективность школы и что мы в это понятие вкладываем.Речь идет о том, что когда мы говорим о результатах ЕГЭ, нужно понять: это может быть школа в хорошем районе, это может быть очень хорошая, творческая атмосфера в классе, что ребятам был интересен предмет и они дают высокие результаты. Можно, поверьте моему педагогическому опыту, сделать и так – командовать: шаг в сторону – расстрел, дети будут выучены, как тигры в цирке, выдадут высокие результаты по ЕГЭ, но это будет чудовищно с точки зрения воспитания. То есть одни и те же результаты могут быть получены разными способами. Как это все замерить, вопрос очень сложный.Считаю, что главный позитивный момент, который я увидел на нашем Наблюдательном совете, был тогда, когда директора рассказывали и отвечали на достаточно сложные вопросы. Главное – это то, что они говорят: «Мы посчитали, мы увидели, что можем вот это, это и это», а не: «Я бегал в управление образования, уговаривал, чтобы мне дали деньги на это». Это совершенно другая логика жизни и работы, чем была раньше.Виктор КРУГЛЯКОВ, председатель Комиссии по образованию и молодежной политике, сопредседатель Наблюдательного совета за реализацией пилотного проекта:икакими совещаниями, даже очень высокими, невозможно создать положительный имидж проекту, связанному с переходом на новую систему оплаты труда и новые принципы финансирования. Невозможно в том случае, если бы реально снижалась заработная плата. Этот проект не вчера начался, начался он с того, что несколько школ, причем не самых лучших, вошли в этот проект, затем другие школы стали присоединяться к проекту, причем добровольно.Сегодня счет выделенных средств идет уже на миллиарды рублей, и это не те деньги, которые один раз дали, повысили зарплату, потом они закончились, и мы посмотрим, что будет дальше. Деньги дали для того, чтобы школы перешли на такую новую систему, которая позволила бы поднять уровень учительства, материальный уровень учительства, а мы об этом как-то уже много лет не говорим.Когда говорим о труде учителя, привыкли, что это не профессия, а диагноз, что все педагоги – энтузиасты. Сегодня наконец-то мы стали называть вещи своими именами, сказали, что качество образования в школах зависит от заработной платы. Вот на решение этой проблемы и были выделены такие значительные средства. Кроме того что мы поднимаем материальный уровень учителя, мы решаем глобальную задачу – повышаем качество образования. Если бы пилотные школы на первом этапе работы увидели хотя бы какое-то минимальное снижение финансирования (на 10-30 процентов), зарплаты, то неизвестно, как сложились бы дела. Ведь никакими приказами министра, мэра Москвы нельзя заставить коллектив получать меньшую заработную плату. А здесь школы шли в первый, второй «пилот», третий «пилот», и работали все коллективы.Сейчас все это завершается практически во многих округах – я знаю, около 90 процентов школ уже перешли на новую систему финансирования. Это ответ на все вопросы, на все былые сомнения. Главный результат именно то, что люди поверили городу, поверили Правительству Москвы, Департаменту образования, поверили в реальное увеличение заработной платы и перспективы на творческую работу.Школы Москвы никогда не будут одинаковыми, даже если мы всем будем одинаково хорошо платить, потому что школа в первую очередь это учитель, а учителя разные, у них разный уровень квалификации, разный уровень подготовки, разный стиль работы. Но стартовые условия для каждого ребенка в московских школах все же должны быть приблизительно одинаковыми. Однако нельзя говорить о стартовых условиях для ребенка, если не созданы равные стартовые условия для школ. Краеугольным камнем отсчета тут стала та самая высокая планка норматива, который сегодня фактически соответствует тому, что раньше имели лицеи и гимназии. Это важный принципиальный момент.Сейчас в столице, насколько я знаю, 47 лет – средний возраст учителя. Пенсионеры уходят, потому что многие из них имеют возможность уйти – раньше их не отпускали, так как некому было преподавать. Молодые педагоги в школы не шли, сейчас в начальной школе, в основной школе практически нет проблем с кадрами, так как заработная плата довольно достойная. Наш Наблюдательный совет неоднократно общался с директорами, более того, его члены выезжали в школы, общались с педагогами, выясняли, какие есть проблемы, в частности, не стимулируются психологи и социальные педагоги, есть вопросы, связанные с дополнительным образованием. Но самый главный вопрос, на который все-таки получен ответ, что направление выбрано правильное и реальное. Новая система оплаты дает реальный рост заработной платы, творческий потенциал для развития учителя, а соответственно и рост качества образования. Это то, что сегодня можно уже констатировать довольно уверенно, и это очень отрадный момент.