На чтение: ≈ 15 мин.Вопреки десяти годам принудительной вестернизации, в нашем сознании до сих пор сохранились образы, краски, линии, связывающие с уходящим в доисторическое “правремя” началом, определяющим душу и судьбу нашего народа. На внешнем, видимом плане, это начало проступает сквозь дошедшие до наших дней артефакты древнего “культового мировоззрения”, с помощью которых они стремились сами влиять на мир, трансформировать его в соответствии со своими этическими и эстетическими идеалами. Особое, непередаваемое ощущение реальности, солнечного начала высшей красоты и гармонии, сохранилось в традиционной русской игрушке, несущей на себе отпечаток тысячелетий и послание древней веры. В архаичных, указывающих на незапамятную древность линиях, украшающих изображения магических животных, птиц и деревьев, ощущаются и послания “предтеч” древних славян, этрусских и крито-микенских культур.
Глядя на современные “традиционные игрушки”, творимые в Каргополе и Дымкове, Городецке и Богородском, невольно ощущаешь на себе энергию и таинственную магическую ауру древних языческих культов.
Как минимум несколько тысячелетий тому назад выкристаллизовалась и с тех пор осталась неизменной особая магическая геометрия культовых “игрушек”, в которой пропорции предметов трансформированы в сторону пространственного расширения как в горизонтальном, так и вертикальном направлении. Особенно это относится к игрушечным “коникам”, связанным с уходящим в глубокую древность скифским, а потом – славянским ритуалам поклонения солнцу. Конь в арийском мифосимволическом пространстве напрямую связывался с солнечным божеством, а движение солнца по небосводу уподоблялось конскому бегу. Конь стоял в главном святилище древних славян – храме Святовита на острове Руян, ожидая прихода своего невидимого небесного всадника. Фигурами коней украшалось и капище Перуна в те времена, когда князь Владимир Святославич поставил его во главе языческого пантеона.
Вокруг “культовых игрушек” был сконцентрирован и древний обычай выпускать из клеток птиц, которые должны были стать вестниками людей к пребывающим в раю предкам. Отпущенные птицы “улетали в рай”, а их глиняные копии напоминали об отправившихся в дальнее странствие вестницах, служили их магическими двойниками. По преданию, были среди глиняных птиц-свистулек и необычные, волшебные птицы, которые воспроизводили необыкновенные, “нездешние” мелодии…
Птицы каждую зиму улетали в Ирий – так называли славяне находившийся на краю света потаенный рай, где обитали души предков. И потому в религиозной традиции древних славян “глиняные птицы” служили также магическим инструментом для общения с “душами предков”, которые с точки зрения древнеславянского миросозерцания не уходили совсем из нашего мира, но оставались в нем, незримо присутствовали и по степени своей реальности немногим отличались от живых людей.
“Культовые”, уходящие в незапамятную скифскую древность игрушки сохранились в народе и после крещения Руси, потому что их таинственный смысл в основе своей не противоречил пришедшему на нашу землю христианскому откровению. Глубоко символичен тот факт, что единственный в мире “Музей игрушки” находится в Сергиевом Посаде, рядом с Троице-Сергиевой лаврой. После крещения Руси Владимиром Святым многие обычаи и ритуалы, связанные с древними, языческими “игрушками”, органично вплелись в православный религиозно-культурный контекст. Так, одна из излюбленных детских игрушек дохристианского времени – берестяной кораблик, который запускали по ручью по первой воде, стал символизировать плавание “корабля спасения” – церкви по водам суетного “житейского круга”.
В то же время традиционная русская игрушка даже в самые незапамятные времена не была вытеснена из сферы каждодневной жизни, не была жестко отчуждена в сакральное измерение.
Это глубинно соответствовало и мироощущению русского человека, одной ногой стоящего на земле, а другой – где-то далеко в небесах. В игрушке, несмотря на ее привычность, таилось начало сверхъестественного плана, обладающего огромным магическим зарядом, трансформирующим реальность. Не случайно, к примеру, что у антропоморфных игрушек никогда не вырисовывали лиц, опасаясь, что игрушка, имеющая лицо, начнет оживать и жить своей собственной жизнью, что могло бы подтолкнуть мироздание к хаосу, нарушить зыбкое мировое равновесие. Кроме того, традиционные игрушки были лишены некоей нарочитой назидательности, которой отличаются новоделы, достаточно недавно вошедшие в русский жизненный обиход. Так, матрешка, ставшая чуть ли не символом России в глазах всего мира, не принадлежит к числу традиционных русских игрушек. Первые образцы матрешки появились в мастерской “Детское воспитание” лишь в конце XIX века, в 1893 или 1895 году. Их авторами были игрушечных дел мастера Звездочкин, Белов и Коновалов, которые в качестве прототипа воспользовались завезенной в то время в Россию японской игрушкой, служащей для хранения разъемных вкладных фигурок буддийских бодхисаттв. Вероятней всего, что японская “культовая” кукла и навела отечественных мастеров на мысль сделать игрушку сходной конструкции. Что же касается русских традиционных изделий, то среди них не было даже намека на ставшую сегодня “притчей во языцех” матрешку.
Самый первый взгляд на мир
Традиционная игрушка во все времена оказывала важное и во многом определяющее влияние на формирование личности, души русского ребенка. В этом контексте стоит сказать несколько слов об “игре в бирюльки”, подлинный смысл которой знают сегодня лишь немногочисленные историки-медиевисты. Эта игра была достаточно популярна в русских традиционных семьях еще в 30-40-х годах нашего столетия. Имевшая и свою практическую задачу – приучение детей к терпению, к способности концентрировать внимание, игра вместе с тем транслировала сложную систему метафизических ориентиров, давала представление о сложности и глубинной взаимосвязи всех процессов, происходящих в универсуме.
Бирюльками называли горсть ровно настриженных соломинок, каждая из которых имела крючочек. Идея игры состояла в том, что играющие постепенно вытаскивали соломинки, стараясь не задеть при этом всю кучу. Если ворох все-таки рассыпался, то следующую попытку повторял уже другой игрок. Таким образом ребенок получал представление о том, как трудно что-то изменить в каждом отдельном случае, не разрушив всю сложную систему мировых взаимосвязей.
Что же касается системы воздействия традиционной игрушки на сознание ребенка, она была столь же продуманной и многоплановой, воздействуя на все уровни ощущений, – тактильный, визуальный, звуковой. Особое значение имел материал, из которого изготавливались игрушки. К примеру, известно, что тряпичная кукла, в отличие от пластмассовой, снимает психологический барьер между ребенком и “миром больших вещей”, воспитывает ласковое, небоязливое отношение к миру. С другой стороны, игрушечные “свистелки”, призванные также отгонять от ребенка злых духов, демонов, были и первыми “музыкальными инструментами”, с которыми сталкивался ребенок. А рассматривая образно-символическую систему древних славян, применительно к игрушкам, можно вспомнить о том, что многие глиняные фигурки с изображением животных буквально усыпаны изображениями птиц. Например, собака, олень или рысь, усыпанные “птичьими” знаками, означали, что предметом изображения, “копирования” в игрушке было не некое случайное животное, но его изначальный образ, образ первоживотного. Все они уходили своими корнями в волшебный мир сказки, который веками служил для русского ребенка своеобразным “детоводителем ко Христу”. Не случайно сам св.Сергий Радонежский часто делал “в утешение” глиняные игрушки для детей, которые вместе со взрослыми приходили в основанный им монастырь. И до сих пор в основе традиционных игрушек, которые изготовляют мастера из поселков, находящихся вблизи Сергиева Посада, можно увидеть контур креста.
В противоположность этой традиции так называемые современные игрушки, чаще всего произведенные по западным образцам, не оставляют места для “домысливания сюжета”, для самостоятельного духовного и художественного творчества ребенка. Ребенок, окруженный пластмассовыми Барби, киборгами и трансформерами, в будущем представляет собой “человека Антихриста”, заряженного демоническими энергиями западного “массового общества”. Если ребенок с раннего детства окружен пластмассовыми подобиями “бесов” и иной “нечистой силы”, то способность к вере, молитве, милосердию в нем будет атрофирована навсегда. Став взрослым человеком, он будет как бы запрограммирован на служение тем, чьим пластмассовым подобием, замаскированным в камуфляж технотронного “фэнтэзи”, он отдавал первые в своей жизни минуты игры, с помощью которой происходит познание мира.
Сегодня империя “Барби” становится передовым отрядом “магической агрессии” Запада, разрушающей у русских детей унаследованные от предков архетипические модели восприятия реальности. Получая в руки трансформер с центральным образом Бэтмена или собирая конструкторы с американскими серебряными звездами, маленький человек получает первый опыт культурной колонизации, ощущая не только тот факт, что игрушки – “не наши”, но и подчиняясь, после болезненной внутренней ломки, чужеземному игрушечному пантеону.
Так происходит в жизни ребенка первая социокультурная травма, формирующая впоследствии тяжелейший комплекс культурной неполноценности. Не раз было отмечено также и то, что экспансия игрушек из враждебного нам социокультурного ареала разрушает и живую связь между поколениями, еще в младенчестве проектирует линию разлома между “отцами” и “детьми”. Угловатые пластмассовые киборги и сошедшие с подиума Барби внушают довольно неприятные чувства представителям даже поколения “шестидесятников”, не говоря уже о тех, кто психологически сформировался в более раннюю, “сталинскую эпоху”, на которую пришелся период возрождения русских традиционных игрушечных промыслов. В то время одним из самых популярных сюжетов традиционной игрушки был образ русского воина-победителя, вдохновленного Великой Победой. Сегодня же на прилавках детских магазинов почти невозможно найти игрушки, стимулирующие военно-патриотическое сознание, а спонсируемые американскими “центрами детского воспитания” психологи и культурологи требуют запретить продажу “милитаристских” игрушек, уверяя, что они “стимулируют агрессию” и насилие. Во что превратится нация, дети которой растут, будучи лишены игрушечного оружия, страшно даже представить. Возможно, что нынешние враги России хорошо помнят историю великого русского воина, князя Святослава, который, по летописным свидетельствам, уже в двухлетнем возрасте не выпускал из рук детский деревянный игрушечный меч. Нынешние времена в чем-то схожи с временами Святослава – над Русью снова нависает чужеземное иго, на борьбу с которым должен быть мобилизован не только военный, технический, экономический потенциал, но и ресурсы иного плана – в известном смысле “магического”. И на нем даже небольшая глиняная игрушка может стать волшебным щитом против нивелирующего масс-культурного пресса, разрушающего сами глубинные основы нашей древней культуры.
Александр РУДАКОВ
Выбор читателей
Комментарии