Кто ходит в школы по утрам, тот поступает мудро. Поплутав ранним морозным утром по темным закоулкам, отчаявшись найти нужный номер дома и все же выйдя к искомому, начинаешь судить о школе уже по тому, какая дорожка ведет к ней: посыпанная песочком или заставляющая всяк по ней, скользкой, идущего балансировать на грани вывиха и перелома. Идущие к 1741-й школе ступают по надежной дорожке твердо и смело. «Самое радостное чувство у меня по утрам, – говорит Юлия Марчук, – иду вместе с ребятами и радуюсь, что все они направляются не куда-то, а именно в школу». Юлия Викторовна в 1741-й – учитель словесности. Это к ней в класс приходят десятки подростков, чтобы понять, в чем красота русского языка и литературы. Ведь у учителя-словесника особая миссия – облагораживать общество, сохранять все лучшее, что есть в традициях и культуре.
Уроки русского языка и литературы начинаются, как и театр, с вешалки. Именно у вешалки я вдруг ощутила очень комфортную для всех обстановку: никто не дрался, не сквернословил, не задирал друг друга, это было сообщество людей, которые готовились к работе, может быть, и трудной, но вызывающей у них общий интерес. Потом мне сказали, что в 1741-й нет евроремонта и не все ее помещения доведены до нужной кондиции. Пусть так, но в этой чистой, уютной, доброй школе детям и учителям хорошо, вот это главное. «Вы могли бы работать в другой школе, сосредоточившись только на своей работе и абстрагировавшись от всего остального, в ней происходящего?» – спросила я Юлию Викторовну, пока мы поднимались к ней в класс на четвертый этаж. «Нет», – сразу ответила она, и я вспоминала, как на конкурсе «Учитель года России-2005» предметное жюри долго пытало Марчук, а поддерживают ли ее работу коллеги по школе. Тогда она ответила, что никого ни в чем ей не приходится убеждать, ибо работают с ней единомышленники. Но если для Марчук главное – превращение урока в явление культуры, то становится понятным, как и почему даже внешне 1741-я – обычная московская школа! – выглядит как истинный очаг культуры и просвещения.
Кабинет русского языка у Юлии Марчук обычный. Одна деталь – пианино в дальнем углу – выглядит чуть странно, ведь не кабинет же это музыки или изо, при чем тут пианино. Другая особенность – на стенде с портретом Шекспира – множество листочков с текстами, написанными от руки разными почерками. В век компьютера тут пишут простыми ручками? И еще – заботятся не о красоте стенда, а об искренности и простоте выражения мысли? Интересно, как оценивают все это проверяющие? Или тут не бывает проверяющих? Или учитель отстаивает право детей на самовыражение? Или для всех – и для учителя, и для учеников – не так уж важна обычная показуха, когда многое делается для людей со стороны, а вовсе не для тех, кто работает в классе? Словом, вопросов уйма, все и не задашь. Одно я знаю точно: у учительницы Юлии Марчук, которая стала лучшей на московском конкурсе «Учитель года», своя позиция, свои принципы, свои представления о том, как должно работать, и поступаться всем этим в угоду кому бы то ни было она не собирается. Очень важное качество – она умеет отказывать, не позволяет себя использовать. В результате перед поездкой на Всероссийский конкурс Юлия Викторовна попала в сложное положение: некие знающие люди пытались руководить ею, чтобы подогнать все, что делает Марчук, под некие стандарты, которые им казались единственно правильными и верными. Юлия была против, и противостояние дошло до того, что эти знающие люди требовали от нее отказаться от участия в конкурсе. Она сказала «нет» им и блестяще выступила в Калининграде, дав не просто хороший урок, но и замечательный мастер-класс на сцене, мастер-класс, после которого ей долго рукоплескал весь зал. Но конкурс – это конкурс. К нему готовятся, для него выбирают все лучшее, ему отдают все силы. А вот что дальше, что происходит после конкурса, когда учитель снова возвращается в свой класс, к своим детям? Каков он, сохраняется ли тот блеск в его работе, который еще недавно так потрясал жюри? Я видела конкурсный урок Юлии Марчук, но половина ее успеха была обеспечена учениками калининградской гимназии № 1, специально отобранными для обучения там по особым программам. А какие уроки у нее в родной муниципальной 1741-й, где ни о каком отборе и речи нет, хотя ребят и группируют в соответствии с их способностями и желаниями в разные – математические, гуманитарные, гимназические и прочие классы? Для Юлии Викторовны это даже не уроки, а урок длиной в день, поскольку меняются дети, но продолжается одна и та же линия работы, независимо от того, урок это русского языка или литературы.
У девятого математического класса – урок русского языка, очень трудный, посвященный сложным предложениям. Урок начинается быстрым опросом: задание-ответ, который «будит» ребят, подобно зарядке готовит их к некой тяжелой работе, требующей повышенного внимания и концентрации усилий. Сложносочиненное, сложноподчиненное… Сложность в запятых, которые нужно расставлять правильно, сложность в предложениях, которые нужно придумать, после разбора схем, написанных на доске учителем. На первой парте – Леша и Саша, они не могут справиться с заданием и усердно списывают у соседок. Учительница все это видит, потому что ходит по классу и заглядывает буквально в каждую тетрадь, в течение урока она несколько раз напоминает Леше и Саше, что завтра ждет их на дополнительные занятия. «Вот тебе и сильная учительница – почти весь класс работает трудно, делает множество ошибок»,- невольно думаю я, огорчаясь сделанному выводу. Огорчение появляется еще и потому, что дети уж очень старательные: после звонка многие из класса не уходят, пытаясь все же доделать задание. «Они хорошие ребята, – говорит на перемене Юлия Викторовна, – но достались они мне совсем недавно от другой учительницы, и я еще не смогла «полностью их взять». Вот снизила оценку девочке за то, что она написала на доске слово «арефметика». Вполне возможно, что это была описка, но возможно и другое, парадоксальное – они все блестяще знают правила русского языка, спросите любое – ответят, не задумываясь. Применять не могут, вот в чем беда. И тут предстоит большая работа, потому что мне нужно будет выяснить, каковы у них знания по литературе». Вообще русский язык – предмет трудный, не случайно на конкурсах «Учитель года» столь редки уроки русского – конкурсанты выбирают чаще всего литературу. Между тем в разговоре с Юлией мы приходим к выводу, что русский – черный хлеб, без которого ни изучение литературы, ни чтение, ни приобщение к культуре невозможно. Конечно, и Марчук ближе литература, но русским языком она занимается очень внимательно. И на мой ворчливый вопрос «Зачем нужны все эти схемы?» уверенно говорит: очень даже нужны, потому что помогают грамотно подходить к письму. После освоения схем ученик уже не ошибется в расставлении запятых, поймет, где они нужны и почему.
На этом уроке только русский, литературы нет даже фоном. Пока нет этого мостика, который будет потом перекинут между языком и литературой. Как это можно и нужно делать, я пойму на следующем уроке – тоже русского языка, но в одиннадцатом гуманитарном классе. Вот здесь я увижу то, о чем Юлия говорила еще в Калининграде, – реализацию ее принципа работы на таком уроке. «На уроках русского языка я стараюсь быть неким двуликим Янусом, научить детей нескольким важным вещам, например, иду от исторического подхода и сравнительного анализа. Введение элементов исторической грамматики в старших классах, на мой взгляд, дает возможность увидеть не только то, что расценивается как знак прошлого, но и то, что происходит сегодня. Знаменитая фраза Цветаевой – «имя твое пять букв» в стихотворении, посвященном Блоку, – раскрывается именно через знание исторической грамматики. Исторический аспект позволяет мне также заставить детей из потока речи вычленить отдельные слова, которые они обычно произносят с ошибками и которые после этого будут всегда произносить правильно. Факт существования народа определяется наличием языка. Русский язык – проявление русского народа, носитель его духовных ценностей и мирового культурного достояния. Уважительное отношение к языку и к классической литературе я стараюсь воспитывать в своих учениках». Урок в одиннадцатом состоит из двух частей – практикума и лекции. Лекция в старшем классе – дело трудное, не случайно так сложно первокурсникам в вузе поначалу дается эта форма занятий, когда нужно сосредоточиться, записать главное, сделать вывод, который позволит подняться на ступеньку в своих знаниях предмета. Сегодня тема урока «Способы образования видовых глагольных пар», и, раскрывая эту тему, Юлия Викторовна то и дело обращается к литературе. В самом деле, ну как в разговоре об антитезе не обратиться к творчеству Лермонтова и Блока?! В этом обращении, в этом синтезе русского языка и литературы, в демонстрации их естественной и органичной связи невольно возникает то самое явление культуры, может быть, пока не в полной мере осознанное, но уже прочувствованное учениками. Если учесть, что они на пороге выхода из школы, то можно понять, как это важно, потому что в конце концов это тот финал работы, который был запрограммирован всей многолетней работой учителя.
Такой финал в самом деле видится задолго до одиннадцатого класса. Это в старшем классе с уже повзрослевшими учениками можно вести серьезный разговор о литературе, а что делать с пятиклассниками, которые попадают из начальной школы в руки учителя словесности, как строить свои отношения с ними, как выстраивать уроки? У Марчук на этот счет уже есть свое представление, подкрепленное практическим опытом: «Литература – вид искусства, именно поэтому задача учителя литературы – вызвать у ученика эмоциональный отклик по поводу прочитанного произведения, увидеть неслучайность того или иного элемента текста, пережить радость одухотворенной творческой мысли, получившей совершенную форму, радость от того, что ты способен осознать и увидеть эту форму. Но чтение художественного произведения – сопричастность к другому эмоциональному опыту, к другим жизням, поэтому я стараюсь реализовать этот принцип в зависимости от возраста учащихся. В пятых – шестых классах я определила свою роль так: я актер и режиссер, потому что (мне так кажется) задача учителя литературы – заинтересовать ученика, сделать для него чтение максимально интересным. Седьмые – десятые классы – это тот самый возраст, где ролевые игры, всевозможные групповые формы занятий нужны, чтобы выявить то творческое начало, которое есть в детях. Конечно, я, как и мои коллеги, сталкиваюсь тут с огромной проблемой отсутствия у детей потребности в чтении, но без прочтения художественного текста литература не имеет никакого смысла. Значит, моя задача как учителя заключается в том, чтобы мотивировать учащегося, воспитать и сформировать, по крайней мере помочь сформировать его как внимательного и грамотного читателя. Как я это делаю? Я погружаю детей в культурную среду той или иной эпохи, в мир писателя, с помощью того, что сейчас получило название «музейная педагогика», стараюсь создать проблемную ситуацию. Например, сформулировать тему урока, посвященного образу Базарова, как одно из его высказываний: «Я смотрю на небо только тогда, когда хочу чихнуть».
В восьмом математическом классе урок посвящен сонетам. К этому уроку ребята вместе с учителем готовились заранее. Это как раз то, что и называется музейная педагогика – знакомство с художниками эпохи Возрождения. А как иначе, ведь не поняв дух эпохи, невозможно понять дух литературных произведений. Данте, Петрарка, Шекспир. Как разобраться в этом лирическом великолепии, как понять, по каким правилам и канонам великие творили удивительные лирические произведения, полные любви, как удавалось им создать венки сонетов, обожествляя любимых? Математики довольно быстро разбираются в итальянских и французских вариантах, в том, что английский вариант ворвался в литературу вместе с творчеством Шекспира, в катренах и терцинах, в канонах и в том, что, если бы никто не нарушал эти каноны, никакого искусства не было бы вовсе. Листочки с сонетами вклеиваются в рабочие тетради – теперь эти замечательные строки о возвышенной любви ребята будут читать каждый день, независимо от того, хочется им того или нет. Впрочем, кому из подростков не хочется читать стихи о любви. «Вы уверены, что мерзость бытия не затронет души этих ребят, что с помощью литературы вы сможете облагородить их, приобщить к каким-то общечеловеческим ценностям?» – спрашиваю я напоследок Юлию Марчук. «Во всяком случае, мне бы этого хотелось», – она немногословна. Но в самом деле, какие слова тут нужны, кто твердо знает, чем обернутся, какой след оставят ее уроки словесности, остается только надеяться на лучшее.
Я выхожу из класса, туда заходят ученики, парень садится к пианино, и звуки классической музыки, не помещаясь в классе, разбегаются по коридору. Не «Мурка» и не блатная музыка – Чайковский. И этим многое сказано.
Комментарии