Марк РУДИНШТЕЙН: Бизнесмена из меня не получилось

Марк Рудинштейн войдет в историю российского кино как учредитель и генеральный продюсер знаменитого сочинского фестиваля «Кинотавр». Никита Михалков, будучи президентом Московского международного кинофестиваля, о «Кинотавре» сказал однажды так: «Рудинштейн в течение многих лет пытался из «Кинотавра» сделать престижный кинофестиваль. Но дворняга никогда не сможет стать породистой собакой».

Хозяин «дворняги» публично ответил мэтру: «Вы обвинили «Кинотавр» в непородистости. Я прислушался и вынес на сцену настоящую породистую собачку – талисман фестиваля. И это вас тоже не устроило. Не обижайте собак, Никита Сергеевич, с дворовых собак начинаются «дворяне». А может, в «дворянстве» надо что-то поменять?»

Сегодня Рудинштейн – учредитель и генеральный продюсер фестиваля «Лики любви», учредитель ежегодного национального киноприза «Золотой овен», президент компании «КиноМарк». А к «Кинотавру» он уже не имеет никакого отношения.

– Почему вы продали «Кинотавр»?

– Не поверите, устал. Просто физически устал от людей, ради которых старался.

– Устали от этой тусовки?

– Да. Они из меня каждый год, как вампиры, высасывали здоровье.

– Я помню, артисты и режиссеры приезжали на фестиваль с женами, детьми, внуками, любимыми собачками…

– Совершенно верно. И я обязан был содержать всю эту ораву. Но если тот или иной человек тебе на фестивале был не нужен, он моментально превращался в твоего врага. Конечно, это не самая главная причина, по которой я расстался с «Кинотавром». Гораздо существеннее другое: свою миссию – ту, ради которой фестиваль замышлялся и создавался, – «Кинотавр» выполнил.

– Какую миссию вы имеете в виду?

– Поддержать постсоветское отечественное кино. В принципе я всегда говорил: хватит ныть! «Страна в трудном положении, кино в трудном положении…» В положении можно быть только девять месяцев, а потом уже надо рожать. Я сделал фестиваль. Кино вышло из кризиса. Начался прокат, появились фильмы, на которые стал ходить народ. И поэтому я расставался с фестивалем, во-первых, как человек, понимавший, что нельзя столько лет тянуть одну лямку, а во-вторых, как менеджер, сделавший свое дело. В какой-то момент я почувствовал, что становлюсь тормозом для развития «Кинотавра». И тогда я решил: пусть теперь «Кинотавр» проводят другие люди. Роднянский и Толстунов – интеллигентные ребята. К тому же у них есть средства, у них есть свое телевидение. У меня же этого нет. Я понимал, что отдаю фестиваль в хорошие руки. А еще понимал, что, отдав фестиваль, продлю себе жизнь. Я ведь после фестиваля два года лечился. У меня разыгрался диабет. Ведь диабет от нервов. Жить постоянно на нервах – это было уже свыше моих сил.

– А как создавался «Кинотавр»?

– В конце 80-х началось броуновское движение в кино, появились кооперативы, производившие кинопродукцию. И первые деньги я заработал на картине «Интердевочка». Мы купили у «Мосфильма» десять ее копий, хорошо их прокатали, и затем на эти деньги я в качестве продюсера снял фильм «Супермен». Хотя слова такого – «продюсер» – у нас еще не было. Вместо него в титрах моих фильмов писали: «Подмосковье». Это «Мосфильм» писал, хотя деньги были уже не мосфильмовские. Короче, сняли мы «Супермена», и это была последняя картина в России, имевшая хоть какой-то прокат. Даже не какой-то, а очень хороший. Она собрала 39 миллионов рублей, что тогда составляло 13 миллионов долларов. И все эти деньги лежали на счете государственном. То есть на счете подольского Центра досуга при государственном парке культуры, где я в ту пору работал. А в 1990 году начался настоящий переворот в кино. Появилась первая прокатная компания. Ее возглавлял предприниматель Исмаил Таги-заде. Но он лишь прикрывал собой настоящих хозяев компании. Ими были бывший министр кинематографии Федор Ермаш, бывший зампред Госкино Борис Павленок и бывший гендиректор «Мосфильма» Николай Сизов. Они вдруг стали вице-президентами этой компании. Представляете? Люди, столько лет мешавшие создавать в стране нормальный мировой прокат, стали прокатчиками американского кино. На российский рынок по демпинговым ценам вывалилось такое американское дерьмо… Причем в колоссальном количестве – по две тысячи копий. За десять лет эти люди практически уничтожили весь отечественный прокат.

– Тогда-то вы поняли, что это и есть кинобизнес и что вы в отличие от Таги-заде и его компаньонов никакой не бизнесмен?

– Да, бизнесмена из меня не вышло. Мне ведь прежде казалось, что кино невозможно спихнуть с поезда экономики, что это неколебимый бизнес. Когда я заработал столько денег на «Супермене», абсолютно спокойно глядел в будущее, предавался иллюзиям, что на эти деньги наснимаю много картин, они будут прокатываться, давая деньги на новые проекты. И тут вдруг такой облом. Я понял, что в кинобизнесе победить этих людей невозможно. Вот тогда-то я и занялся, считаю, мужским делом. Я решил создать кинофестиваль.

– Но кинофестиваль тоже бизнес, разве не так?

– Вы, как и многие, заблуждаетесь. Будь я настоящим бизнесменом, эти 13 миллионов долларов потратил бы не на создание кинофестиваля. Я бы открыл какую-нибудь сверхприбыльную компанию, связанную… ну, скажем, с пивом, парфюмерией, нефтью, бензином… Тогда ведь доллар был долларом. Никакого курса доллара к рублю не существовало, потому что не было полновесного рубля. Но я был настолько уверен в кинематографе, то есть абсолютно не был бизнесменом, что не почувствовал опасности, не понял, что кино скоро рухнет и на нем зарабатывать не удастся.

– Прародителем «Кинотавра» стал Фестиваль некупленного кино, который в 1990 году вы провели в Подольске. Тот фестиваль разве не был бизнес-проектом?

– Да какой там бизнес-проект. Тогда и слов таких не знали. Но из подольского фестиваля родился «Кинотавр». Я вам сейчас скажу – вы не поверите: самый богатый фестиваль в стране делал человек, живший в подвале. Ныне для подготовки сюжетов об истории современного кино в Подольск ездят телевизионщики и снимают на камеру этот подвал.

– Что вам запомнилось больше всего за те пятнадцать лет, пока вы были генпродюсером «Кинотавра»?

– Вы будете удивлены – вовсе не фестивальные церемонии, пышные застолья или экзотическое поведение некоторых кинозвезд. Врезалось в память другое. В мае 1991 года на границе с Адлером шла война. Я на танке ездил по сожженным абхазским селам и помню солдатика, который стоял возле своего разрушенного дома. «Вот здесь, – говорил он, – убили всю мою семью». Разве я когда-нибудь это забуду?

– Вам дорого дался этот фестиваль? Я имею в виду не денежные, а душевные затраты.

– Очень дорого. Я нажил кучу врагов. Первым директором фестиваля «Кинотавр» была мама ныне крупного телевизионного начальника. Она спилась на второй день, и я ее выгнал. Ну кто же знал тогда, что ее сын станет крупным теленачальником? Когда ты что-то делаешь, то все время невольно наживаешь себе врагов. Первые пять лет фестиваль очень любили. Я просто купался в любви. Но как только Черномырдин – он тогда был премьером – выделил фестивалю первый миллион долларов, появилось письмо девяти кинематографистов: мол, в то время как страна находится в кризисе, народ перебивается с хлеба на воду, в Сочи проходит роскошная тусовка за государственный счет. А то, что до сих пор в течение шести лет фестиваль делался вообще без копейки государственных денег, никого не волновало. Я даже не почувствовал подвоха, когда мне позвонил Армен Николаевич Медведев, возглавлявший тогда Госкино: «Марк Григорьевич, мы приняли решение выделить вам пятьсот тысяч рублей для проведения фестиваля». Я ответил что-то вроде: «Ваше предложение столь соблазнительно, что я не могу от него отказаться». Но с того момента, что бы ни случилось на фестивале, тотчас раздавались возгласы: ах, на государственные деньги!.. Хотя сумма, выделенная из госбюджета, составляла лишь десятую часть фестивальных затрат. В течение трех лет Черномырдин давал «Кинотавру» по миллиону долларов. И по этому поводу пресса регулярно бесновалась. Одна газета изобразила меня в виде барана, на спине которого за кусочек булочки пляшут Янковский, Абдулов, Захаров… Лет семь-восемь меня прессинговали. Поэтому я говорю: как только что-то начинаешь делать и у тебя это получается лучше, чем у других, ты наживаешь врагов. Вот цена твоего успеха! Я нажил врагов на уровне Никиты Михалкова, руководителей ведущих телеканалов… Казалось бы, что я им плохого сделал? Тот же Михалков приезжал ко мне на фестиваль и получал призы из моих рук. Но это не помешало ему отозваться обо мне и о фестивале высокомерно-пренебрежительно.

– На фестивале и вокруг него все было чисто, никаких нарушений закона?

– Всякое случалось. Время-то было сумасшедшее. Вокруг фестиваля процветала коммерция. Я находил людей с коммерческой жилкой. Но они крали и убегали. Когда Черномырдин предоставил «Кинотавру» таможенные льготы, мой заместитель стащил у меня подписанное премьером распоряжение, изготовил из этого документа подделку и передал бандитам. Мы с Янковским – он был президентом фестиваля – не понимали, что происходит, почему нас перестали принимать. А Петелин – был такой помощник у Черномырдина – вынул эту бумаженцию из ящика своего стола, продемонстрировал нам и сказал: «Единственное, что я могу для вас сделать – это не докладывать о случившемся Черномырдину». И все-таки мне удалось создать дееспособную команду. Сейчас все эти люди продолжают работать на «Кинотавре». Да и вообще возьмите любой фестиваль – всюду бывшие сотрудники «Кинотавра».

– Как, на ваш взгляд, следует решать актуальную для российского кино проблему проката?

– Прежде всего не должно быть никакого квотирования: столько-то процентов отечественных фильмов, столько-то – иностранных. Я даже спорил об этом со своим другом Кареном Шахназаровым. Он считает, что квотирование необходимо.

– А бюджетная господдержка?

– Не надо давать денег кинематографу. А надо лоббировать прокат, обеспечивать рекламу новых фильмов, заниматься их продвижением по телевидению, радио, на улицах. Все картины, которые создаются на Первом канале, на канале «Россия», они ведь широко рекламируются. Причем реклама обходится гораздо дороже, нежели производство этих картин. Необходимо распространить эту практику на все российское кино. Вот где ему действительно нужна господдержка. Я называю это лоббированием. Но как только я завожу об этом речь, мне кричат: а как же рынок?! Я отвечаю: а те же американцы – они хоть кого-то со стороны пустили к себе на территорию? Я не говорю, что мы должны мешать американскому кино в прокате. Но посмотрите, что происходит. На два хороших фильма наши прокатчики закупают 10-12 очень средних, а то и просто дрянных картин. У нас в репертуаре кинотеатра две-три отечественные картины, все остальное – американское.

– Российское коммерческое кино тоже, как правило, не лучшего качества. Государство, по вашему мнению, не должно финансово поддерживать коммерческие кинопроекты?

– Да пожалуйста! Но, будьте добры, получите эти денежки обратно. Пусть на них Сокуров или Герман снимет какой-нибудь шедевр. А то вы раздаете деньги, а отдачи от них не требуете. Ну возьмите деньги с удачного коммерческого проекта – и вы сможете на следующий год профинансировать уже не 100 картин, а 200. И сможете дать деньги молодежи на эксперименты.

– Кино – искусство идеологическое?

– Безусловно. Американцы всю идеологию своей страны построили на Голливуде. Нам тоже нужна своя идеология. Разумеется, новая, ибо коммунистическая себя не оправдала. Да, идеология, я не стесняюсь этого слова. Как бы ни ругали Балабанова за «Брата» и «Брата-2», это была идеология. И ничего там не было националистического, все было сделано с юмором. Меня многие спрашивают: как вы относитесь к Балабанову? Я говорю: нормально отношусь. Он показал, что наш мальчик может один «обуть» всю Америку. Мы ведь не стеснялись на День Советской армии по телевизору показывать «Золотой глаз», где Джеймс Бонд расправляется со всей Советской армией. Он там убивает всех наших мальчиков в военной форме. Вот это и есть идеология кино. Да, во всем мире существует арт-хаус, во всем мире есть режиссеры типа нашего Германа или Сокурова. Но это лишь

10 процентов. Все остальное работает на идеологию страны. Чтобы страна уважала своих героев. Чтобы страна понимала, что добро всегда побеждает зло. Ведь в чем была трагедия нашего кинематографа? Мы решали социальные проблемы на экране. Американцы же просто рассказывали истории с неизменной победой добра в финале. А мы в постсоветские годы наплодили огромное количество всякой «чернухи» и теперь удивляемся: откуда в народе столько цинизма, злобы, безверия? Мы бы преодолели духовный кризис гораздо скорее, если бы вложили деньги в идеологию нашего кино. Чтобы люди выходили из кинотеатра и верили в сказку.