Максимы от Ольги Мариничевой

Ну вот он опять – мой «классовый враг», имею в виду компьютер. У нас с ним долгие военные отношения. То перемирия, то опять войнушка.

Мой классовый враг – компьютер

Они начались еще на заре компьютеризации, когда в «Комсомолке», где я тогда работала, новосибирские ученые, друзья газеты, стали устанавливать (чуть ли не в первой среди московских редакций) эти серые машинки.

Наш тогдашний главный редактор Владик Фронин, помню, на летучке так и заявил: «Кто надеется только на свой талант – дело ваше, ну а всем остальным советую учиться работать на компьютере». Это были, кажется, 80-е годы, их начало.

Я не была задавакой в смысле надежды на талант, я просто никак не могла ухватить у наших друзей-ученых принцип действия этих загадочных серых пришельцев. И вообще решила в ту пору ограничить для себя научно-технический прогресс диктофоном, а дальше – стоп. Никаких музцентров, DVD и прочей электроники… Я люблю цветы, а они чахнут и не цветут даже с телевизором рядом.

Но компьютер оказался слишком серьезным противником. Атака шла по всему фронту: у всех есть «компы», а у тебя нет; все общаются по e-mail’ам, а ты предпочитаешь письма в конверте; все набирают свои тексты на клавиатуре, а ты не можешь расстаться с ручкой и бумагой… И вообще, старуха, отстала ты, куда тебе за молодыми и стремительными…

У меня были, хоть и немного, но сторонники. В частности, мой друг и наш автор, доктор педагогических наук Анатолий Мудрик (к тому же мой сосед), мой коллега по «УГ» Дима Егоров… Но, похоже, дело идет все же к поиску компромисса – в частности, ограничиться только интернетом, ничего не набирая самой и не предавая любви к письмам в конвертах. Впрочем, я все еще в поиске. Но меня можно понять: как сохранить свой сложившийся мир и в то же время частично взять на вооружение инструментарий моего друга-врага…

Ведь сказал же классик: «Все прогрессы реакционны, если рушится человек».

Хотя бы улыбайтесь

Сейчас множеством людей утрачена не просто общая идея – утрачен смысл жизни. Разрушены жилища, убиты или пропали родственники, утерян социальный статус, невозможно прожить на зарплату – по данным Института психологии РАМН, более трети населения страны находится в посттравматическом стрессе. Увеличилось количество самоубийц, причем именно в детском, подростковом возрасте. Одна из главных причин – не на что опереться в жизни, прерван поток передачи ценностей от старших младшим. Прежние смыслы уже не работают.

Когда нечем жить, то чем и как жить?

В том-то и беда: утрачен не просто смысл – утрачен вкус к жизни. Чувство жизни. Десятилетиями насаждалась истеричная тотальная жизнерадостность пятилеток и стахановства, бравурных гимнов и маршей. А когда маршировать стало особенно некуда, то и радоваться стало особенно вроде бы нечему.

Нет, не просто ценность человеческой жизни до сих пор у нас не в цене, а ценность жизни самой по себе, жизнелюбие, жизнерадостность. Наши старушки и старики не только размером пенсии и накоплений резко отличаются от бодрых своих ровесников с Запада, путешествующих по миру. А и тем, что им не больно-то и охота покидать насиженные лавочки у подъезда, привычно-горделивое сознание, что вся жизнь уже прожита, уже отдана государству без остатка.

Жизнелюбие, интерес к самой по себе жизни может помочь продержаться человеку на плаву при любых коллизиях. Но нет такого предмета в школе. Вводятся профили, тестирование, портфолио, но по-прежнему утопией остается «школа радости», как и десятилетия подряд.

Ломают головы над «мотивацией к учению», хотя давно пора думать над «мотивацией к жизни».

И по-прежнему одиноко звучит призыв Амонашвили к учительству: «Улыбайтесь!» Хотя бы – улыбайтесь.