Людмила КУРАКОВА, заместитель губернатора Липецкой области: Мы учим детей не для того, чтобы они ЕГЭ сдавали

​- Людмила Валентиновна, сейчас одни говорят, что советское образование было самым лучшим в мире и не надо было его трогать, модернизировать, реформировать. Другие утверждают, что с первого дня после крушения Советского Союза нужно было начинать масштабную реформу, чтобы не отстать от всего цивилизованного мира. Я же считаю, что система образования крайне консервативна по своей природе и все ее изменения надо вести крайне осторожно и взвешенно…

– Тем более после революции. А ведь это была настоящая революция. Ломка всего: политических устоев, экономики, социальных норм и гарантий. Поменялась роль государства. И поначалу мало у кого было реальное представление, куда идти и как строить новые социально-экономические отношения. Это было время, когда, я уверена, нельзя было трогать образование, резко его менять. Хотя к началу девяностых уже чувствовалось явное противоречие, конфликт между формой и содержанием образования. Закон «Об образовании», один из первых законодательных актов новой России, давал направление движения, ориентиры. И хочу вам сказать, это был хороший закон, не зря он проработал более 20 лет и считался одним из лучших законов в мире. Но, даже несмотря на то что основополагающий закон для системы образования был принят, многие вещи еще не установились, не были определены социальные и экономические приоритеты. Когда все кипит и бурлит, нельзя менять образование. Мы даже не можем предположить, к каким  последствиям могут привести скоропалительные решения. Я с вами согласна, что образование – самая консервативная сфера, и результат ее деятельности всегда отсроченный, удаленный по времени. Я в то время работала в городской власти. Двери не закрывались от гонцов. То давайте частные школы открывать, то в начальной школе четыре языка изучать. Я тогда спросила: «А вы подумали, куда пойдут дети после четвертого класса с четырьмя языками?» Мне ответили: «В сорок восьмую школу». Директор этой школы  насмерть перепугался, когда узнал, что его без его ведома записали в эксперимент: «Не готовы мы для таких новшеств!» У нас еще и сегодня не все дорожки четко проложены, чтобы дойти отсюда и досюда. – Мне кажется, что многие процессы, с которыми мы столкнулись в постсоветское время, начались гораздо раньше, просто они были не очень заметными…- Знаете, когда я смотрю назад, я понимаю, что многие вещи, которые нам пришлось делать уже в новое время, когда социальные и экономические процессы стабилизировались, они делались и в советское время. Скажем, оптимизация. Я училась в школе, которую оптимизировали дважды, – в тридцать девятой восьмилетней школе города Липецка. Вначале ее превратили в среднюю, потом, вновь уже девятилетку, и вовсе закрыли: туда не шли дети. Родители выбирали другие образовательные учреждения в этом микрорайоне. Вопросы оптимизации  были актуальны всегда. Минфин был  Минфином и Минфином остается. Бюджетные средства не давали на пустое здание, чтобы там три ребенка учились с тремя учителями. – К началу девяностых износилась не только техника в промышленности, устарел транспортный парк страны, посыпались инженерные коммуникации, что вскоре стало причиной многочисленных техногенных катастроф, но и материально-техническая база образования устарела.- Да, оборудование пришло потихоньку в негодность, учителя стали все объяснять на пальцах. На устаревшем лабораторном оборудовании. На старых картах. Указкой ткнут, карта и прорвется. Но при этом учителя не очень хотели перемен.  Я помню, как Егор Семенович Строев, а он дружил с нашим губернатором, рассказывал, как он через «Учприбор» закупил  для школ, которые считались лучшими в области, оборудование для кабинетов и мастерских. «Так они все против, – удивлялся он. – Они ничего не хотят менять». Я вам не скажу за всю Россию, но во многих регионах так и было: в первые годы после развала Советского Союза школы не хотели перемен. Должно было пройти время, чтобы эта потребность вызрела. Зерна были вброшены в почву, но урожай еще не созрел. – Людмила Валентиновна, системе образования в последние годы постоянно давали деньги, и немалые. И на ремонт, и на оборудование, и на библиотеки. Есть ли отдача? А если есть, то как ее посчитать?- Школе всегда будут требоваться средства. На развитие. На повышение квалификации педагогов и директоров. На сопровождение сложных детей. Насыщение средствами никогда не наступит. Образование дорого обходится бюджету во всем мире. Если мы считаем себя просвещенным, социально ориентированным государством, то мы должны постоянно выделять деньги на образование. Как  ни грустно для Минфина, но в возрастающих объемах. К сожалению, у нас сегодня большинство школ не соответствуют тем требованиям, которые выдвигаются временем. Посмотрите хотя бы на энергонасыщенность современной школы. Что раньше было в школе?  Магнитофон, фильмоскоп. А сегодня везде компьютерные классы, сложное оборудование для кухни, новая система вентиляции, крышные кондиционеры появляются.  Сколько у нас спортивных залов построили, и везде есть душевые (и они работают)! Я в советское время ни одной школы не видела, где был бы работающий душ. Никто и не думал, что дети должны мыться после физкультуры (да на это и времени не было – самая большая перемена 15-20 минут, а детей в классе за 30 человек). Окна все посыпались. Их надо менять на пластиковые. И двери все поизбились. Знаете, в советское время самым блатным был даже не директор гастронома или мебельного магазина, а начальник телефонного узла. Теперь у каждого члена семьи по сотовому телефону. Современные технологии здорово шагнули вперед, и современная школа не может отставать. Чтобы компьютеризировать школу, надо все стены перековырять, поубирать старую проводку и прошнуровать все по-новому… Представляете, сколько средств на все это надо? – Скажите, а все-таки результат от постоянного вложения средств в систему образования заметен?- Скажу честно, мы пока недовольны эффективностью вложений. – А в чем должна выражаться эффективность?- Она должна проявляться в компетенциях, которыми овладевает  ученик. И я вам так скажу, в первую очередь результативность обучения должны почувствовать дома. Ученик не боится электричества. Он может отремонтировать розетку или патрон, подключить к электросети прибор, потому что знает, как работает электричество. Думаю, большинство мам и бабушек заохают, заахают: «Не трогай, убьет», а ребенок в ответ: «Да это все очень просто» – и расскажет родителям о природе тока, заземлении и безопасности. Или еще одна ситуация. Мама говорит сыну: «Смотри, сынок, не перепутай. Там у меня соль стоит,  а там  – сода». – «Не волнуйся, мама, не перепутаю, у них консистенции разные, а если даже и перепутаю, то ни солью не отравишься, ни содой». И детям приятно продемонстрировать свои знания, и  взрослым приятно, что дети не зря в школу ходят. Мы ведь их учим, чтобы они использовали  свои знания в быту и жизни, а не для того чтобы они только  ЕГЭ сдавали. Кстати, знаете, кто такие взрослые? Мне нравится одно из определений: это дети, которые выросли и ничего не помнят из школьной программы. Вот им их дети и напоминают многое из того, что они уже забыли.- Людмила Валентиновна, как объективно оценить работу учителя?- Очень сложно. Десять лет безвременья мы никого не оценивали. Кому оценивать? Первые годы власть повсеместно была некомпетентной. Сама слышала, как один из губернаторов всерьез говорил: «Сел в кресло и почувствовал, как ко мне через это кресло все необходимые знания пришли». Что мог такой губернатор требовать и что оценивать? Некому было требовать и некому было ставить задачи. Для реальной оценки деятельности школы и учителя нужно было созреть всем уровням общества, в том числе и власти. Мы сегодня поделили ответственность. Школа осталась в муниципалитете. И только с недавнего времени регионы стали отвечать за оплату труда учителя. Но где вы видели, чтобы зарплату платил один, а руководил другой? И если отдали регионам оплату, то и директорство отдайте. Если школа – государственное учреждение, то на одном уровне должны  вырабатываться и политика образования, и его содержание, и контроль проводиться. А сегодня только папа с мамой могут оценить, как работает учитель (только им известно, нанимают ли они репетитора, сколько времени ребенок тратит на домашние задания). Потому что сам учитель вряд ли способен себя объективно оценить, как и каждый из нас. Поэтому я всеми фибрами души за внешний аудит, внешний контроль. Но мы до сих пор не решили  главной проблемы: что конкретно оценивать? И вот здесь надо договариваться родителям, учителям, работодателям – директорам образовательных учреждений, представителям органов власти и общественности. – Людмила Валентиновна, я был приятно удивлен, когда узнал, что средняя зарплата учителей в области составляет более 24000 рублей. Но хочу спросить не про повышение зарплаты, а про связь уровня заработной платы и качества образования.  Она прямо пропорциональна?- Абсолютно нет. Влияние сказывается не сразу. Я не представляю человека, который скажет: на 15 тысяч я работаю вот так, а на 25 буду вот так. Человек как может, так и работает. Но, получая большую зарплату, он может увеличить количество времени, которое будет посвящать своей работе. Ведь ему больше не надо заниматься дополнительным заработком. Мы ставим задачу, чтобы в каждой школе молодой специалист получал заплату среднюю по образовательному учреждению. Любой директор школы – он и руководитель, он и работодатель. Значит, он должен в первую очередь издать нормативные документы об использовании фонда оплаты  труда (совет школы, педсовет и т. д.), а во-вторых, найти молодому педагогу не только часы, но и другую работу. Один молодой человек пришел на прием к депутату Госдумы и пожаловался, что  получает  всего 5 тысяч рублей. Губернатор поручил мне срочно разобраться. Выяснили, что ему предложили кроме нагрузки еще другую работу, которой полно в школе, но он категорически отказался: «Я не хочу ничего этого делать. Я лучше дворником пойду».- Мне кажется, это потому, что все привыкли считать урок главным мерилом учительской занятости: чем больше нагрузка, тем больше зарплата.- А это не так. Надо менять психологию. Работы, не только педагогической,  в школе много. Ее не придумывают, ее просто перераспределяют. Я помню, как два года назад на августовском педсовете в Ельце учительница немецкого языка Юлия Валерьевна Буданова, только три года проработавшая в школе, раскладывала по полочкам перед всеми на сцене, из чего складывается ее зарплата в 25 тысяч. Зал весь замер. И было от чего. Мы только в этом году подошли к такой цифре по области. Сейчас мы выходим с областным законом, что стаж больше не будет влиять на уровень зарплаты. Будем платить только за качество. А то что получается? Человек знает, что через 5 лет ему прибавят денег, еще через 5 лет снова прибавят, а он как работал, так и работает – ничего в его деятельности не изменилось. Снова всех стрижем под одну гребенку. Хоть, может быть, это и громко сказано, но такой подход, когда зарплата повышается автоматически, развращает людей. Кстати, среди молодых учителей много талантливых,  почему они должны дожидаться педстажа? – Людмила Валентиновна, мне кажется, что зарплата хоть и существенный фактор, но не самый главный, когда молодой педагог решает: остаться ему в школе или искать другое место. Для большинства важна возможность реализоваться, получить общественное признание. Вот почему важно, на мой взгляд, при формировании региональной политики образования обращать внимание не на всех молодых сразу, а заботиться о каждом конкретном молодом учителе.- Так и я о том же. Вот почему нынешний августовский педсовет мы посвящаем проблемам молодежи. Мы хотим услышать именно от них, какая помощь им требуется. Я, например, точно знаю, что в школу должно вернуться наставничество. Но, может быть, не в том традиционном виде, в котором  оно существовало раньше. Опытные, со стажем, педагоги брали под свое крыло «молодняк». Мне кажется, что лучшим наставником в школе мог бы стать завуч (не так уж много приходит молодых учителей каждый год). В рамках педсовета мы обсудим еще одну тему: кто кому наставник? Есть же такая педагогическая технология – работа в парах. Так почему бы нам не объединить в пары только пришедшего в школу учителя и ветерана, не определяя, кто из них ведущий, а кто ведомый.  Я уверена, что они могут многому научить друг друга: молодые опытных  – владению информационно-коммуникационными технологиями, опытные молодых – педагогическим приемам, умению общаться  с детьми и родителями. Думаю, это очень продуктивный подход. Он сработает, если переступить через амбиции, отказаться от мысли, что я самый грамотный, самый справедливый, самый правильный. Конечно, учитель, особенно опытный, должен таким и быть, но не всегда желаемое совпадает с действительным. Я знаю одно: учитель, сколько бы лет он ни проработал в школе,  должен постоянно учиться, в том числе и у молодых. –  Людмила Валентиновна, вы только что повторили слова из передовицы первого номера «Учительской газеты», который вышел 3 октября 1924  года. Там в статье Луначарского было сказано, что настоящий учитель должен, не переставая, учиться всегда. Давайте поговорим с вами еще об одной теме, которая меня волнует, – системе дополнительного образования.-  Школа – это площадка, где должны пересекаться культура и спорт, где ребенок должен получить представление о своей будущей профессии, где он должен заработать свои первые деньги. У нас, когда я училась, работал филиал детской спортивной школы «Буревестник». Я бегом с барьерами занималась в коридоре той самой восьмилетней школы. И хор у нас был. И филиал детской музыкальной школы, который возглавлял учитель пения Владимир Федорович Еременко.  Помню, как он учил ребят на баяне играть. Я уверена, ничего не получится, если директор не будет заниматься воспитательной работой. Дополнительное образование как раз мощный рычаг воспитания. Надо по-новому наладить работу секций и кружков, отстроить систему, чтобы была видна результативность занятий, чтобы мы видели, как меняются дети.  А пока что всех, кто записался в кружки, считают только на первое сентября. А сколько детей посещают их 31 мая, уже никого не интересует. Отсюда и качество работы. В чем оно проявляется? В правонарушениях, невоспитанности. Если посмотреть статистику, то у нас в некоторых районах аж 120 процентов  охват дополнительным образованием. Дети в два-три кружка ходят, может, и ходят, но много и таких, кто вообще никуда не ходит. Руководитель кружка выразительного чтения – правда, давно это было – пришла ко мне жаловаться: после проверки ее лишили премии, за 15 минут до конца занятия в классе не было ни одной живой души. Она объяснила, что дети пришли на 15 минут раньше. Доверяй, но проверяй. Мне кажется, работа кружка должна быть реально видимой, чтобы результаты занятий ребенка можно было  «пощупать». Скажем, в том самом кружке выразительного чтения –  сколько раз его участники выступали на районных смотрах художественной самодеятельности. Если кружок вышивания, то выставки  вышивок должны быть. В кружке вязания в первый год дети учатся петли набирать, на второй носки или тапочки уже связали, на третий – свитер, а на четвертый, если ребенку интересно заниматься, то и шубу может связать.  Я в кукольном кружке в детстве занималась. Ну ушла я из кружка и ушла, никто за мной не побежал, не стал уговаривать вернуться. А в списках осталась… Мало что за прошедшие годы изменилось…- И все-таки как оценить результативность системы дополнительного образования?- Я уже говорила, что цифры охвата мало что скажут о реальной картине. В Липецкой области один из самых низких уровней криминализации среди подростков (3,8%). Но у белгородцев уровень еще ниже (3,2%). Мы договорились недавно на комиссии по делам несовершеннолетних: давайте посмотрим, в чем дело. Давайте посмотрим, где у нас самый криминальный район, самое криминальное сельское поселение,  самый криминальный городской округ, самое криминальное образовательное учреждение? А потом проанализируем, как там работает система дополнительного образования. Вот это и будет один из результатов. Пьянство, наркомания, административные нарушения и другое социальное зло – вот общая оценка результатов системы воспитания.- Что будет самым важным для липецкой системы образования в новом учебном году?- Предметная работа с молодыми учителями. Будем работать вместе с представителями высшей школы еще над одной проблемой: улучшением (или изменением – как скажут эксперты) методик, технологий преподавания физики и математики. Нас очень тревожит тот факт, что по этим предметам липчане недотягивают до всероссийского финала на предметных олимпиадах. – Родители все больше влияют на школу. Всегда ли это положительное влияние? – В советское время родители приходили в школу с пиететом. Была безмерная вера учителю. Раньше никому не приходило в голову учителю что-то дать. Денег не было. Срезанные в собственном саду георгины несли. Соревновались, чей букет краше. Теперь дают, а потом осуждают учителей. А с другой стороны, учителя и не сильно отказываются от подношений. Я часто думаю, почему школа обращается за помощью к родителям тех учеников, которые учатся в ней в настоящее время: на ремонт, на оборудование, на праздники? Почему они не обращаются за помощью к своим выпускникам? Они уже независимы. Если они благодарны школе, то с удовольствием ей помогут кто чем может. Можно старшеклассников посадить на телефоны, пусть связываются с бывшими учениками и объясняют, какие средства требуются школе и на какой проект. Такая практика,  и довольно успешная,  существует во многих странах мира. – Мне кажется, что мы сами не заметили, как из родителя вырастили потребителя. Он идет в школу, как на рынок.- Я бы сказала, что у нас существует две категории родителей. Одна вообще ничем не интересуется. Они отдают ребенка в школу,  как в детский дом, с пребыванием дома ночью. (Кстати, мне кажется, что вся наша система образования – от детского сада до высшей школы – это и есть настоящий детский сад: ах, ребенок устал, у него перегрузки, он много работает и так далее. Это у нас, родителей, в сознании сидит. Я сама такая: готова за своих детей, за своего внука жизнь прожить, чтобы уберечь их от тяжелых моментов, травм, лишних переживаний. С другой стороны, старшее, послевоенное,  поколение мечтало, чтобы дети жили лучше их. Стали жить лучше, а они недовольны. Потому что они хотели детям того счастья, которое им нравилось. А у каждого поколения детей свое счастье.) А другая категория хочет получить от школы все и сразу. Мой парикмахер рассказывала мне такую историю. Приходит к ней клиентка и просит: «Сделай мне такую прическу, как у Синди Кроуфорд», и показывает фото. И стрижка у визитерши не та, и волосы секущиеся, но как могла мастер, так и сделала. Осмотрела себя  клиентка в зеркало и говорит обиженно: «Не так, у Синди лучше». Не выдержала парикмахер: «Она в свою внешность миллионы долларов вложила. У нее каждый волосок на учете стоит у ее стилиста, а вы ко мне первый раз пришли и хотите, чтобы я из вас Синди Кроуфорд сделала». Так вот родитель должен понимать, с какой подготовкой он привел своего ребенка в школу и к кому конкретно он пришел.- Людмила Валентиновна, кого вы больше всего вспоминаете из своих учителей?-  Ираиду Федоровну Тамбовцеву. Она преподавала у нас русский язык и литературу и была нашим классным руководителем. Такая маленькая, невысокая. Со сложной судьбой, видимо. Как она нас ругала! И указкой била, и даже однажды очками по щеке кого-то.  Из всех учителей она была самой жесткой. Но я вспоминаю именно ее. И не только я: при встречах с выпускниками мы о ней часто говорим. Она старалась изо всех сил, не жалела своего времени, чтобы мы были грамотными, чтобы полюбили литературу, и это ей удалось. Мы все умеем говорить. Мы все умеем писать. Мы знаем литературу. Я очень благодарна ей.