На чтение: ≈ 5 мин.Так странно, так трогательно, что уже старый Толстой напишет в 1903 году Бирюкову: «Самый светлый период моей жизни дала мне не женская любовь, а любовь к людям, к детям. Это было чудное время». Лев Толстой тут говорит не о своих детях – о школе.
Школу, которую он задумал открыть в 1859 году в Ясной Поляне, он хотел сделать непохожей ни на какую другую. Ни на российскую, ни на европейскую. Немецкая система образования его вообще удручила: «Был в школе. Ужасно. Молитва за короля, побои. Все наизусть. Напуганные, изуродованные дети». Российская школа как система тоже не радовала.
Льву Толстому в это время всего тридцать лет. Еще нет его знаменитой окладистой бороды, которую так будут ненавидеть современные школьники. Он не носит толстовку. Нет даже еще его самого большого и длинного романа «Война и мир» (который современные школьники ненавидят не меньше его окладистой нравоучительной бороды.)
К этой эпопее Толстой приступит только тогда, когда свернет свою школьную деятельность. Уехав на полтора месяца на башкирский хутор Каралык лечиться кумысом, он там узнает, что жандармы явились в Ясную Поляну и провели в школе обыск. Это вызовет у Толстого сильный приступ гнева. В ярости он прервет свое лечение, возвратится в имение и напишет резкое письмо Александру II. Как следствие, в Ясную Поляну будет еще один визит офицера жандармов, на этот раз уже с извинениями. Но к идее школы Толстой больше уже не вернется.
Пока она была, эта школа, пока длились эти три года, звонил в 8 утра колокол, созывающий учеников, начинался в половине девятого первый урок (все, как у нас), в полдень делали перерыв на обед и отдых, потом снова занятия, уже вечерние: рассказывались всякие интересные истории, читались сказки, дети рисовали, лепили, кто-то пел.
Всего 37 учеников от семи до пятнадцати лет (иногда на занятиях присутствовали и некоторые взрослые крестьяне) плюс еще четыре (кроме самого Льва Николаевича) учителя. Естествознание, русский язык, этика, пение, рисование, гимнастика, столярное дело и сельскохозяйственный труд. За самим же Толстым были закреплены математика, физика и история.
«Спасибо, ребята, что ходите ко мне. Я рад, когда вы хорошо учитесь. Только, пожалуйста, не шалите. А то есть такие, что не слушают, а только сами шалят. А то, что я вам говорю, нужно для вас будет. Вы вспомните, когда уж меня не будет, что старик говорил вам добро» – так говорил детям своей школы тридцатисемилетний Лев Толстой.
«Старик сажал яблони. Ему сказали: «Зачем тебе эти яблони? Долго ждать с этих яблонь плода, и ты не съешь с них яблочка». Старик сказал: «Я не съем, другие съедят, мне спасибо скажут».
Это из его «Азбуки». Ее он писал в 1871-1872 гг. Это уже не школа. Но само облако смысла, сама идея школы все равно есть. Хотел все-таки Лев Николаевич учить. Если не народы, то хотя бы детей. Билась синяя учительская жилка.
Не оттуда ли выпрыгнул в псевдохармсовский анекдот – этот разудалый шардам?
«Лев Толстой очень любил детей. Утpом проснется, поймает кого-нибудь, стоит и гладит по головке, пока завтракать не позовут». Или самое известное: «Лев Толстой очень любил детей, все ему было мало. Пpиведут полную комнату, шагу ступить негде, а он все кричит: «Еще! Еще!»
Но теперь мы знаем, что в Яснополянской школе всего было тридцать семь учеников. Обычный современный класс. Зато каждый ученик, не в пример нынешним, имел право в любой момент встать и уйти из класса. И никто не мог сделать ему за это замечание. Вообще никаких замечаний там не делали. Ну встал и ушел. Его дело, его право.
Можно сколько угодно улыбаться над Львом Николаевичем, но свободу он ценил. И свою, и чужую. Поэтому когда-нибудь мы вас вспомним, Лев Николаевич («Этот старик говорил нам добро»), и скажем спасибо.
Дмитрий ВОДЕННИКОВ, поэт, эссеист
Выбор читателей
Комментарии