Латынь в классе выравнивания

Латынь в классе выравнивания

“Виват академия, виват профессорес” – старательно выводил детский хор. Стройные ряды лицеистов замерли, внимая священным словам студенческого гимна “Гаудеамус”. “Итак, будем радоваться, пока молоды!..” Ну разве можно найти лозунг лучше?!

Химик Калугин стоял на школьной линейке с каменным лицом, сцепив челюсти. Весь этот фарс был ему невыносим. Вчера на педсовете директор торжественно объявил, что с этого года их родная школа приобрела статус естественно-гуманитарного лицея. Прежде существовали только лицейские классы. Теперь статусную надбавку будут получать не только учителя, ведущие уроки в профильных классах, но и все остальные. А все выпускники школы получат документ об окончании учебного заведения, название которого сродни альма-матер Пушкина, Дельвига, Кюхельбеккера. “И это не просто смена вывески! Нам понадобится много усилий, чтобы оправдать свой статус. К нам будут поступать ученики из других школ, окрестных деревень – по конкурсу, конечно! – с упоением рассыпался мечтаниями директор. – А там, глядишь, и контракты с крупнейшими вузами на подготовку абитуриентов!..”

Калугин не проронил ни слова. Накануне его жена жаловалась, что за лето, пока они были в отпуске, пришкольный участок, закрепленный за ней, был практически полностью уничтожен. Вот уже который год она выбивалась из сил, выращивая рассаду из семян, купленных за свой счет. Вместе с детьми сажала, поливала, полола. И неизменный подарок к концу лета – местные жители достойно восприняли эти труды, позаимствовав все, что было посажено. “Срезали пластами дерн с газонной травкой, – плакалась жена. – Даже настурцию кто-то вырвал и бросил рядом, втоптал в землю”.

Калугин не сказал ей, что еще из его кабинета пропали их личное зеркало, набор отверток и ручная дрель. В прошлое лето утащили шторы. В позапрошлое вывернули все лампы. Зачем подливать масла в огонь? Хватит и того, что побили стекла в половине кабинетов школы, измалевали краской двери на входе. Калугин молчал, втайне вынашивая план мести. В следующий отпуск он поставит над дверью в кабинет склянку с кислотой, чтобы непрошеные гости получили свое. Или заминировать стол? Дай Бог, чтобы с принятием нового статуса все эти безобразия прекратились, чтобы дети, их родители и педагоги прониклись мыслью о своем высоком предназначении. Он криво усмехнулся.

Раньше в лицейскую параллель отбирали самых-самых, а другие формировались как придется, из тех, кто остался. Затем возник недобор в “умные” классы. Стали добирать из хорошистов, а затем – из троечников. Позже в лицейских классах стали встречаться и неуспевающие, нарушители дисциплины, причем злостные. С присвоением школе статуса лицея маразм достиг апогея. Теперь любой сорванец из класса коррекции, любой двоечник, которого не отдали в школу для умственно отсталых лишь по причине яростного сопротивления родителей, будет нести в аттестате почетную запись: “Закончил естественно-гуманитарный лицей”.

“Директора можно понять, он о нас печется”, – думал Калугин. Раньше выгодно было работать или с самыми умными, или наоборот, так как за это официально приплачивали. Теперь повышенная зарплата – за работу со всеми. Правда, придется изменить программу. Ввести древние языки, например. Латынь в классе выравнивания…

После линейки Калугин задержался в учительской. Сейчас будет классный час на тему “Звания лицеиста будем достойны!”. По коридору к своему кабинету он шел неторопливо, смотря под ноги. Однажды он засмотрелся ввысь, поскользнулся на чьем-то огрызке и чуть не вывихнул руку. Из-за дверей доносился рев беспризорного класса: “…мать, … мать, …мать!”. Калугин глубоко вздохнул и, успев подумать, что он теперь тоже не просто учитель, а преподаватель лицея, причем естественно-гуманитарного, перешагнул порог…

Константин ГИДАТОДОВ